Алена Некрасова - Зарисовки одной дамочки

— Это не любовь, — отвечает за пышногрудую блондинку толстая дама в брючном костюме. — Это подвиг.

— Все мужики — свиньи! — изрекает та, чей муж любит вгрызаться в соски. — Абсолютно не умеют с женщинами обращаться. А когда им говоришь — обижаются.

— А я вот мечтаю, — произносит брюнетка в ярко-красном платье, — заняться любовью в ванной. Представляете, он поднимает тебя на руки и вносит в душевую кабинку. Вы лицом к лицу. Ты выгибаешь спину, и он начинает целовать твою грудь…

— Ага, — ехидно вставляет Катя, — и тут ему под ноги попадается кусок мыла. После этого Вас, голубушка, удовлетворить смогут лишь травматологи.

Тем временем открывается одна из кабинок, и из нее выходит дородная тетка, усыпанная бриллиантами с ног до головы, и одной фразой подводит черту под всем ранее сказанным. Это «переливающееся всеми цветами радуги счастье» выдает, что, мол, собрались девки в кружок и начали передками меряться.

— Кто это? — спрашиваю я пышногрудую блондинку после того, как тетка покинула туалет.

— А это жена хозяина ресторана. Афина Абдуллаевна собственной персоной, — усмехается та и направляется в освободившуюся кабинку.

Все дружно борются с весом. Это стало каким-то помешательством всех стран и народов. Кто-то сидит на бессолевой диете, кто-то, начитавшись Аткинса, объявил войну углеводам. Я уже не говорю о цветной диете, кремлевской, раздельном питании и о питании, где считается каждая калория.

Недавно я возила двух своих собак в ветлечебницу (на профилактику), и со мной вместе увязались бывший муж и наша дочь. Ветлечебница была маленькая, и моему семейству пришлось встать вдоль одной из стен в следующем порядке: мой бывший муж, такса, дочь, немецкая овчарка. Со стороны вся эта компания не была похожа на ярых борцов с излишками веса. Врач, который вышел к нам в холл, пришел в изумление. Перед его глазами предстали два откормленных представителя животного мира в сопровождении двух, не менее откормленных хозяев. Отойдя от небольшого шока и взяв себя в руки, ветеринар, указывая на каждого пальцем, сказал:

— Вам, вам, вам и вам — срочно худеть!

В свое время и со мной приключилось несчастье — я растолстела. Родила ребенка и с 44-го размера за один год добралась до 64-го. Добраться-то добралась, а вот обратно — никак. Хоть головой об стенку бейся. И десять лет я плыла по жизни таким раскормленным поросенком, что даже мой бывший муж (тогда официальный), сказал мне: «Дорогая, когда я на тебе женился, ты была на центнер похудее». 150 килограмм — повеситься можно. Чего я только не делала! И диеты, и гипноз, и массаж, и заговоры (это когда ты себя обкатываешь куском теста, говоришь определенные слова, причем в определенный день и час, а потом скармливаешь это тесто свинье). Короче говоря, денег извела кучу. Мой организм явно соревновался со мной: я сбрасываю килограмм, он набирает два.

Но, как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Мне грозило хирургическое вмешательство, и мои друзья-хирурги, недолго думая, предложили мне сделать за компанию только что вошедшую в моду пластику желудка. Сделать из него, родимого, песочные часы.

— Какая тебе разница? Все равно под наркозом будешь, — уговаривал меня один из них, профессор Валера Егиев, — а результат сама увидишь.

Честно говоря, мне было до лампочки, что они мне там отрежут или ушьют, и я с легкостью согласилась. Кроме своих «цепей» терять мне было нечего.

Через полгода я стала весить 75 кг.

А к тому, что, резко схуднув, мое тело стало напоминать одну большую массу обвисшей кожи. Как-никак, десять лет она была растянута до предела. И встал передо мной вопрос пластики. Вот тогда-то я и познакомилась с Еленой, которая со знанием дела вгрызлась в мое обмякшее тело со скальпелем наперевес. Она кроила, кромсала, сшивала, снова распарывала и снова сшивала его так, будто ей было дано партийное задание: за несколько часов превратить нечто бесформенное во что-то, прилично выглядящее. И она справилась.

— Хочу красивую грудь! — первое, что сказала я ей, когда пришла в себя в палате после наркоза.

— А чем своя не нравится?

— А чем она может нравиться? Висит, как уши спаниеля.

— Понятно. А Вы считайте, что сейчас в моде грудь «а-ля Африка».

— Пусть другие считают… Хочу красивую грудь!

— Какую? — интересуется Елена.

— Как на этой картинке, — киваю я головой на огромный плакат, висящий на стене, на котором умопомрачительная красотка демонстрирует всем свои упругие груди в форме пиал. — Если бы я была мужиком, то поставила бы сигнализацию на такую красотищу! Послушайте, доктор, а Вы мне можете отсосать жир из этих чертовых мест? — и я указываю ей на отвисшую кожу чуть ниже подмышечных впадин.

— Если хотите грудь, то и отсасывать лучше потом. Если я сделаю это сейчас, Ваша кожа может отвиснуть, и станете Вы похожи на птицу с двумя крылами по бокам. Хотите?

Я не хочу. Елена уходит, а я снова смотрю на грудь красотки со стены и мечтаю, что и у меня когда-нибудь будет такая же.

— У моей подруги мужик недавно заявил, что уходит к другой, потому что грудь у нее отвисла, а ему нравится упругая. Чтобы стояла, как у девочки, — врывается в мои мечты голос соседки по палате.

— Интересно, — отвечаю я ей, — почему мужчины считают, что у бабы и в сорок сиськи должны стоять, как у шестнадцатилетней, и забывают, что у самих «хозяйство» болтается уже в тридцать пять. Как аппендикс — вроде есть, а функций никаких не выполняет.

— Вот и я ей сказала: «Чего переживаешь?» Пусть самому себе силикон напихает, а потом встанет перед зеркалом, обхватит то, что вырастил, и млеет: «Неужели это все мое?!».

Тут встряла в разговор молоденькая сестричка, пытающаяся попасть иглой в мои тонкие вены:

— Я всегда говорила, что мужчина после тридцати пяти — это симбиоз: от пояса и выше — от всей души, а от пояса и ниже — спокойной ночи, малыши.

Все равно хочу красивую упругую грудь!

— Женщина должна быть естественной! — с пеной у рта доказывает мне Гриша тридцати шести годков от роду. — А то, куда ни глянь, один силикон торчит.

— А тебя-то что напрягает?

— Я против!

— Ну, напиши плакат, выйди на Красную Площадь и протестуй. Кто возражает? — пожимаю я плечами.

— Вы же потом и болеете. Всякими там раками.

— Тебя послушать, так и целоваться ни с кем нельзя, — я начинаю заводиться.

— А поцелуи здесь при чем? — Гриша поднимает брови.

— Как при чем? У большинства во рту протезы стоят или фарфор напихан. Сам недавно керамику себе в рот поместил. Ты против протезов? Против. Значит, никаких поцелуев.

— Ну-у-у… — начинает тянуть мой знакомый и напрягается (видимо, в голове мыслепоток заработал).