Сергей Яковлев - Советник на зиму

Вероятно, проявлять в присутствии Маранты интерес к другой женщине было с его стороны немного бестактно. Даша почувствовала это своей взрослой душой и глянула на дядю с осуждением.

— Вовсе не молодая, — заявила она. — У нее щеки висят.

— Пусть пока побудет молодой, а там разберемся, — мягко возразила Даше Маранта. — Ведь по первому впечатлению мы запоминаем самое важное, правда? Я не специалист в создании портрета, дядя объяснит тебе лучше, — Маранта осторожно кинула на Несговорова, как ему почудилось, очень теплый взгляд, отчего сердце его взбодрилось, — но мне кажется, все начинается именно с мимолетного образа, с крупных черт. Так угадываешь главное в характере человека и не впадаешь в шаблон. А если сразу начать с дряблых щек — как потом отличишь одну женщину от другой?..

Опустив задумчивый взгляд на свои узкие ладони с длинными тонкими пальцами, добавила:

— Да, еще руки! Пожилые актрисы, играя молодых, всегда прячут руки. Они выдают возраст.

Когда Маранта уходила, грациозно осыпая хозяев благодарностями, Несговорову пришло в голову, что в их отношениях за этот волшебный вечер ничего не изменилось! Она оставалась все такой же недоступной, словно драгоценная статуя под колпаком из бронированного стекла, и уносила с собой все свои тайны, не оставив даже адреса.

— Я найду вас сама. У нас теперь много общих дел. Дашина школа… Только не надо меня провожать. Пожалуйста!

— Вечером на улице опасно.

— У меня же есть большое ружье! Серьезно, я умею выходить из трудных ситуаций. Улица в этом отношении не самое безнадежное место… Слышите? Еще трамваи ходят! А вы говорите.

— Ну хотя бы до остановки!..

— Нет. Пожалуйста, не надо.

— До выхода! На лестнице темно, пьяные валяются, можно упасть…

Когда в полной темноте за дверью она доверчиво взяла его под руку, Несговоров почувствовал, как у него затряслись коленки. Озноб шел по всему телу, и он ничего не мог с этим поделать. Они спускались медленно, плечом к плечу, и Несговорова вдруг обдал запах ее волос. Это был не аромат парфюмерии, просто натуральный запах густых женских волос, до того крепкий и сладкий, что у него помутилось в голове. Будто куда-то проваливаясь с каждой очередной ступенькой, он осознал помраченным разумом и всем своим существом, что Маранта — первая и единственная в его жизни настоящая женщина.

— Я не могу отпустить вас, — прошептал он на нижней площадке, приблизившись к лицу Маранты настолько, что кожей ощутил жар ее щеки.

— Даше надо спать, — прошептала в ответ Маранта. — Она без вас не ляжет. Да и вам пора. Укладывайтесь. Завтра будет трудный день…

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Если вы пойдете со мной, мы больше никогда не увидимся.

— Я вас найду, подстерегу возле театра! — тихо засмеялся счастливый Несговоров, решившийся, наконец, ее обнять…

— Нет!

Его руки обхватили черную пустоту. Маранта на какую-то долю секунды опередила его движение и ускользнула. В сером проеме открытой на заснеженную ночную улицу двери показался в последний раз ее силуэт и донеслись слова:

— Возвращайтесь к себе. Да не споткнитесь о какого-нибудь подгулявшего студента!..

Полночи Даша слушала, как Несговоров кряхтел и ворочался на ящиках, иногда в такт своим мыслям причмокивая сухим ртом, как будто сожалея об утраченном. Наконец, не выдержала, по-женски тяжело вздохнула и села на кровати.

— Ты не спишь? — спросил Несговоров виновато. — Это я тебе мешаю. Хороший был вечер, да? Иногда только неловкость какая-то возникала. Вот я и пытаюсь разобраться: что было не так? Как ты думаешь, я правильно себя вел?..

Даша опять шумно вздохнула.

— Старомодный ты, дядя Вадик. Как из позапрошлого века. А так, все путем.

— А Маранта? Она, по-твоему, еще придет к нам?

— Придет. Куда денется!..

Утром их разбудил настойчивый стук. За дверью слышались громкие голоса, один из которых Несговоров сразу узнал.

— Отворяйте, жилец! — кричал завхоз колледжа Аршак Манвелович Бабулян.

Первая мысль была: вероятно, обнаружили труп Асмолевского и теперь ведут дознание. Одновременно родилась другая, более утешительная версия: по всему колледжу ищут отравляющие вещества.

Второпях Несговоров натянул только брюки и повернул ключ.

С завхозом вошли двое. Один — необычайно громоздкий молодой человек с большим животом, в обуви никак не меньше сорок шестого размера. Несмотря на его медвежью комплекцию, на нем ладно сидел дорогой свободно сшитый костюм с иголочки. Другой был немолод, потрепан жизнью, в заношенном пиджачке и перекрученном засаленном галстуке.

— Муссолини решил эту проблему быстро, — продолжал досказывать своим спутникам Аршак Манвелович, не обращая внимания на открывшего им дверь Несговорова. — Приходят, допустим, к одному торгашу, спрашивают: знаешь такого-то? Ну, к примеру, дона Альфонсо? (Там рэкетиров донами прозывают.) Тот, понятно, боится выдавать. Не знаю, отвечает. Бац его! К другому: знаешь дона Альфонсо? Нет. Бац! К третьему, и так далее. Обходят одного за другим, пока не заставят очередного признаться: знаю, обирает он меня! И тогда уж идут с уликами к дону Альфонсо и берут его под белы рученьки…

— Бац — это как: по морде или мочили? — с любопытством спросил толстяк.

— Ну, это… В общем, посылали к праотцам.

— Круто!

— А ты что, был там? — вдруг истошно заорал потрепанный господин.

— Чего-чего?..

— Жил, говорю, при Муссолини? Нет! А зачем брешешь?

Довольный своей выходкой, он вразвалочку двинулся к окну, бесцеремонно пихнув ногой мольберт. Толстяк начал осматриваться, приметил в углу Дашино ведро, вопросительно глянул с высоты своего роста на низенького Аршака Манвеловича. Тот молча развел руками и воздел очи к небу. Даша испуганно выглядывала из-за занавески, завернувшись по самый подбородок в одеяло.

Потрепанный господин успел тем временем осмотреть раму, ткнуть кулаком в стену и попрыгать на полу.

— Видите? — сказал он толстяку. — Половицы ходят!

После чего заинтересовался и картиной, поддел прокуренным ногтем свежую краску. Понюхал, сморщился, брезгливо обтер палец о холст и зачем-то снова колупнул, окончательно прикончив лозу, чья будущность так волновала Несговорова.

— Вы, наверное, образованный человек? — налетел он, наконец, на жильца, словно впервые его заметив.

Растерянный, все еще без рубахи, озябший, — Несговоров столбом стоял посреди комнаты и ничего не понимал.

— Читать-писать умеет! — шутливо ответил за него Аршак Манвелович, подмигивая Несговорову из-за спины толстяка.

— Как же вы, образованный человек, можете жить в таких, извините меня, скотских условиях? Ходить, извините меня, под себя?.. — продолжал потрепанный господин. Похоже, внезапность и натиск были его излюбленными приемами. — К тому же вы не один. Все прелести вашей жизни делит юная особа. Неужели перед ней-то не стыдно? Нет, я тебя как мужик мужика спрашиваю: не стыдно, а?.. Будем выселять! — заключил он, поворачиваясь к толстяку.