Виктор Уманский - Борьба или бегство

Минут через десять мы организованной толпой выдвинулись на перрон. В группе Тани в итоге оказалось тринадцать человек, из них только двое мальчиков.

Мы с Надей уселись на свободное сиденье. Электричка тронулась, и несколько минут я наблюдал за тем, как подступающая ночь выпивает из города краски. Я знал: скоро Москва ответит, выпуская в небо сигнальные огни фонарей и прожекторов. Стук колёс успокаивал. Надя положила голову мне на плечо.

— Как ты, милая?

— Очень хорошо.

— Как тебе Таня?

— Понравилась! Она симпатичная.

— Ну вроде… нормальная, — я пожал свободным плечом. — А первокурсниц успела оценить?

— Немного.

— Я думал, они будут выглядеть постарше! С другой стороны, ты тоже иногда выглядишь как школьница, а очень мне нравишься.

Надя потёрлась головой о мою щёку.

— Тебе понравилась какая-то из них? — спросил я.

— Из этих девочек? — она рассмеялась.

— Да.

— Они же маленькие!

— Большинству уже должно быть восемнадцать и более. И мы договаривались попробовать склеить какую-нибудь из них.

— Миш, ну я не могу воспринимать их серьёзно.

— То есть ты отказываешься? — спросил я отстранённо. Кажется, Надю несколько удивил мой тон.

— Давай не в этот раз.

Связь с реальностью вдруг ускользнула от меня. В один миг закружилась голова, в ушах зашумело.

Это был очередной обман, очередное нарушение договорённости, так важной мне! Море раздражения и мучительного ожидания переполнилось, и отвратительная масса, сдерживаемая годами, хлынула наружу. То было цунами, несущее в своих прожорливых недрах обиды, комплексы, страх и предательство. Навстречу этой волне встала другая — чистая, бирюзово-прозрачная — моя любовь к Наде. Волны столкнулись, взрыв перемешал все чувства и мысли в жуткую какофонию, от грохота я зажмурился.

Всё закончилось так же внезапно, как началось. Волны погасили друг друга, и масса воды, повисшая в воздухе, с плеском обрушилась вниз и всосалась в почву. Больше не было моря, осталось лишь мокрое дно, покрытое застарелым мусором.

Щёлк! Все мои чувства как будто отключились. Шум в ушах прекратился, и в мир вернулись обычные звуки. Я обнаружил, что все мои мышцы напряжены до предела, а тело покрылось по́том. Думать было нельзя — только дышать.

Похоже, Надя почувствовала, что что-то случилось. Её голова больше не лежала на моём плече. Я открыл глаза и увидел её встревоженное лицо.

— Всё в порядке?

Я поколебался секунду, но кивнул. У меня не было сил описывать своё состояние. Я вообще не хотел говорить, не хотел думать. Похоже, моё сознание милостиво отключило эмоции, давая мне время прийти в себя. Я постарался расслабить одеревеневшее тело и выдохнул, затем, откинувшись на сиденье, снова закрыл глаза. Надя нежно провела ладонью по моей руке, но я не отреагировал. Долгое время я сидел неподвижно, и Надя перестала меня трогать.

Не взялся бы сказать, сколько времени прошло, прежде чем я начал постепенно осознавать произошедшее. Слова Нади были лишь очередным пустяком, но именно он обрушил так долго возводимую и укрепляемую плотину. Я чувствовал себя преданным. Мои мотивы могли быть трижды неприглядны, но я пытался честно обсудить их. И Надя раз за разом давала мне надежду, затем отбирая её легко и естественно.

Мне нужно было отдохнуть и всё обдумать. Хотелось выйти из поезда на ближайшей станции и сесть во встречный. Но это произошло бы на глазах у Тани с Андреем. И, конечно, Надя отправилась бы со мной. Мне не хотелось показывать, что произошло что-то необычное, объясняться — я был не готов. И я остался.

* * *

Когда мы выгружались на нашей станции, сумерки уже превратились в непроглядную тьму. Проводник — старшекурсник МГУ — провел нас через лес до лагеря. Первокурсников отправили к столику, где выдавались материалы для квеста. Как я понял, командам нужно было найти потерянный артефакт, решив загадки и пройдя полосу препятствий. Оставалось надеяться, что в темноте они не переломают себе конечности.

В лагере уже стояло множество палаток и горел огромный костёр. До этой ночи я ни разу не встречал костров таких размеров. Мощный жар ощущался на расстоянии пяти метров, а подходить ближе и вовсе было сложно. Мы с Надей отправились ставить свою палатку, а Таня с Андреем — свою.

Я общался с Надей нейтральным тоном, но она чувствовала, что что-то не так. Она не стала меня ни о чём спрашивать, а только робко притихла. Её красивое лицо еле заметно исказилось тревогой и непониманием. Я не был готов разговаривать по душам, поэтому впервые порадовался, что Надя по жизни предпочитала не обсуждать проблемы, а молча страдать.

Наблюдать за слаженными действиями Тани и Андрея было сплошным удовольствием. Андрей взял на себя руководство и обращался с Таней заботливо и терпеливо. Невооружённым взглядом было видно, как она важна для него, и Таня, конечно, тоже чувствовала это и смотрела на Андрея с большой нежностью. Мне показалось, что Андрей, замечая это, даже слегка смущался, будто до конца не веря: Таня и впрямь была для него самой лучшей. Но он готов был оправдать доверие, приложив все усилия.

Случайное падение Андрея ногой в яму они отметили смехом и шутками. Мне нравилось смотреть на Танины движения, слушать её смех. Возникло странное ощущение, что мир без страха перед завтрашним днём находился совсем рядом — между Таней и Андреем, не замечавшими никого вокруг.

Когда первокурсники закончили свой квест и заполонили пространство вокруг костра, организаторы выдали всем по пластиковой тарелке плова. Пока мы ужинали, бревно, на котором мы сидели, окружили первокурсницы.

— На каком вы курсе? — спросила меня девочка, подсевшая справа.

— На последнем, — важно отвечал я.

— И как, сложно учиться?

— Не очень. Да и не так уж часто я бываю в институте: работа.

— Кем работаете?

— Свой бизнес.

Девочка задумалась.

— Надо же, не думала, что филологи становятся бизнесменами.

— Некоторые становятся, наверно. Но я не филолог.

— А! — заулыбалась она. Ситуация начинала проясняться. — А с какого вы факультета?

— Информатика и управление.

— Ого, я даже не знала, что такой есть! — девочка снова нахмурилась.

Таня, слушавшая наш разговор, уже уткнулась в коленки от смеха.

После еды мне захотелось побыть одному. Я встал с бревна, обогнул костёр и прислонился к дереву на другой стороне поляны. Хотя до огня было довольно далеко, его мощный жар ощущался всем телом. Я прищурился. Во мне уживались два противоречивых желания: оказаться в одиночестве и познакомиться, чтобы наконец-то — вопреки всему! — одержать победу.

В компаниях у костра появились многочисленные бутылки: похоже, каждый счёл своим долгом прихватить с собой нечто алкогольное. К моему удивлению, вскоре первокурсницы стали сами подходить ко мне и завязывать разговор. Оглядевшись вокруг, я понял, что дело не в моей выдающейся внешности или особо интеллектуальном взгляде. По всей поляне девушки осаждали парней, и причина была проста: на каждого парня их приходилось примерно по десятку. На моей памяти это была первая подобная вечеринка.