Виктор Уманский - Борьба или бегство

— Недели две.

Ах вот оно что.

— И?

— Ну что… он решил, что я его обманывала, и написал обо всём Андрею!

Я расхохотался.

— Очень смешно, — проворчала Таня. Но сразу же тоже усмехнулась.

— И что Андрей?

— Назвал шлюхой и велел собирать вещи.

— Справедливо.

— Ты думаешь? Мы всё-таки два года встречались.

— Вот именно.

Мы помолчали.

— И что, теперь ты будешь встречаться с этим новым парнем с бокса?

— Он не будет. Он тоже считает меня шлюхой.

— Ну что ж, сочувствую. Один вопрос: в чём был смысл скрывать всё это от меня?

— А с чего ты решил, что я скрывала?

— Ты просто исчезла из моей жизни. Я тебя спрашивал о причинах, и ты не отвечала. Теперь же оказывается, что всё это время ты попросту была занята — и не Андреем, а другим парнем.

— Мне сложно было разобраться в себе. Я не знала… Не знала, как лучше поступить.

— Слушай, Тань. Я же объяснял тебе свой подход. Важен не секс, а чёртова честность. Неужели ты совсем не уловила… моей мысли?

— Уловила. Но я не была уверена, что ты распространяешь это и в свою сторону.

— Твою ж мать! Говоришь всё людям прямо, а они всё равно пытаются найти какой-то другой смысл и решить за тебя. Не понимаю, как жить в таких условиях, — я с усмешкой развёл руками.

— Теперь ты перестанешь со мной общаться?

Я бросил взгляд на настенные часы. У нас оставалось ещё почти десять минут, но я не хотел больше находиться рядом с Таней.

— Перестану! Но ненадолго: просто мне уже пора бежать в Бауманку. Спишемся.

— Да, спишемся.

Я быстро обнял её на прощание, вышел из столовой и повернул налево — к боковому выходу из вокзала. Чуть позже, шагая от метро в сторону Бауманки, я смеялся в голос.

Две недели!

Две.

Недели.

Она ничего не говорила мне, она уходила от ответа на вопрос, почему не хочет со мной встречаться. Подумать только: в кафе на Автозаводской я напрямую дал понять, что не верю ей, но она всё равно не сказала правды…

Пока я бегал по делам, мои силы подпитывала весёлая ярость. У меня попросту не было времени полностью осознать произошедшее. Лишь когда я оказался дома, сидя в кресле и уставившись в стенку над монитором, меня накрыла волна боли и отвращения.

Я с нежностью и теплом заботился о Тане, открывал ей свои чувства. Мы обсуждали возможность серьёзных отношений. И в это же самое время она занималась сексом с любовником, не сказав мне ни слова. Я был оплёван. На моих чувствах не то чтобы специально потоптались, а просто прошлись по ним, не заметив. Внутри меня будто зрел кашель: хотелось отхаркать гадость, скопившуюся внутри.

Пытаясь отвлечься, я взял книгу, но не воспринимал написанное. Мой разум будто оцепенел, меня знобило.

Злость могла бы привести меня в чувство. Какого чёрта! Не я ли говорил себе, что Таня — не лучший выбор для серьёзных отношений, и мне нужна не она, а Надя?!

Завтра была пятница, и утром мне предстояла олимпиада. Я с трудом представлял, что хорошего смогу напрограммировать в таком состоянии, но отказываться было нельзя: это значило бы, что Танино признание само по себе уже нанесло мне вред, заставив проиграть хоть в чём-то. Я не готов был смириться с этим.

Тем не менее, мне определённо нужно было всё обдумать и решить, что делать дальше. Я взял билет на поезд, чтобы вечером после олимпиады отправиться в Минск и провести там выходные.

* * *

Минск встретил меня зеленью, прохладой и неуверенным солнцем, которое то выглядывало краешком из-за облаков, то снова укутывалось в них.

Я отправился на прогулку, глазея по сторонам: на выцветшие щиты с социальной рекламой, советского вида магазины и милые сердцу панельные девятиэтажки. Слабо улыбнувшись этим ностальгическим пейзажам, я нырнул в парк — следом за рекой Свислочью, пробегавшей через весь город.

Я шёл без остановки, стараясь как можно глубже вдыхать ветер с реки: казалось, он может очистить меня изнутри. Через несколько часов ноги заныли от усталости. Я остановился у каменного парапета и вгляделся в воду. По ней прошла серебристая рябь. Мысли мои потекли свободно.

Продолжать общение с Таней совершенно не хотелось. Её поступок я воспринимал однозначно: измена. Да, мы не были в официальных отношениях, но это формализм. Я открывался ей, а она врала мне в лицо.

Можно было уволить её из «Экстремальной Москвы» и прекратить общение совсем. Это было крайне заманчиво: в отсутствие постоянных контактов с Таней мои переживания сошли бы на нет, и со временем я смог бы вовсе забыть про неё. Но у такого решения имелись свои минусы.

Таня работала хорошо и выполняла большой объём необходимых задач. Увольнение сотрудника неизбежно влечёт за собой сложный период, когда нужно искать и обучать нового, а обязанности старого временно возлагать на других. В нашей маленькой фирме, конечно, их пришлось бы возлагать на меня самого. У меня же приближалась защита диплома, а выполнен пока был только пункт «выбрать тему». В ближайшее время нужно было приступать к реальной подготовке. Так что в случае увольнения Тани я оказался бы завален делами по самую макушку.

Была и другая проблема — Анапа. Очень уж мне не хотелось заниматься этим проектом самому: уговаривать людей куда-то поехать… слушать их отмазки… на это у меня аллергия с детства.

Но и это ещё не всё. Дело в том, что я толком не верил в успех нашего тура. Даже не так. Вера пусть остаётся верующим, я же оценивал текущую ситуацию на рынке и предполагал, что клиентов мы соберём мало — исчезающе мало. А вот те, кто всё же придёт, могут быть немало удивлены, не найдя потрясающей тусовки, описанной в наших рекламных объявлениях. В таком случае мне не хотелось самому краснеть перед участниками, как не хотелось и на месте организовывать их, расселять, развлекать, отвечать на претензии. Для этого всего нужна была Таня.

Получалось, что увольнение Тани было сопряжено с немалыми трудностями. Таня понимала это, а значит, пойдя по этому пути, я фактически расписался бы в своём поражении. Всё равно что признаться: «Я пытался показать тебе, что история с Ваней меня не трогает, но это оказалось слишком сложно. На самом деле ты ранила меня в самое сердце, и теперь само общение с тобой приносит мне страдание. Я готов перенести любые трудности с работой и учёбой, лишь бы не видеть и не слышать тебя больше».

Разумеется, я не мог пойти на такое. Таня наплевала на мои чувства, и я видел единственный способ сохранить достоинство: показать, что её поступок меня не тронул, причём показать это максимально правдоподобно, не давая и повода усомниться. Таня должна была видеть: я не потерпел никакого урона, а лишь продолжаю извлекать выгоду.

* * *

К концу дня мои колени разболелись от десяти часов беспрерывной ходьбы. Я был одет достаточно тепло, но ослаб от собственных переживаний и начал замерзать. Согреться никак не удавалось, и я отправился в хостел, который нашёл через интернет. Хостел оказался обычной трёшкой, где каждая комната сдавалась посуточно. Заправлял здесь бывший краповый берет по имени Лёня. Большое пузо, мускулистые руки, густая чёрная борода, предплечья, тёмные от татуировок… Он походил на медведя, но небольшого — что-то вроде барибала.