Виктор Уманский - Борьба или бегство

Хорошо это было или плохо, но волнение моё прошло. В нём больше не было смысла: на данный момент я сделал всё необходимое, чтобы помочь Тане. А через полчаса появилась и она сама — подъехала к подъёмнику. Я высунулся из будки и помахал, чтобы она подождала меня, а сам стал горячо благодарить дежурного за помощь. Он пожал мне руку и по рации сообщил коллегам, что спасательную операцию можно сворачивать.

— Эй, ты как? — я подошёл к Тане.

Она стояла с опущенной головой. Маску она сняла, и я увидел, что глаза у неё на мокром месте.

— Пойдём, — я взял её за руку.

Я пристегнул сноуборд к передней ноге 18 18 Передняя (ведущая) нога при катании. , и мы уселись на кресельный подъёмник. Хотя ветер уже почти стих, я всё равно закрыл ветрозащитный экран, и нам стало тепло и уютно.

Как оказалось, Таня упала в довольно неудачном месте, из-за чего ей и пришлось ползти по снегу два часа. Неудивительно, что состояние у неё было на грани.

— А трубку-то ты почему не брала? Даже снегоход пришлось тебе вызывать.

— Серьёзно?..

— Ещё как.

— Так у меня же только рабочая трубка с собой!

Вот я балда… Она же говорила, что личный телефон оставляет в номере, чтобы не разбить и не промочить его. Это совершенно вылетело у меня из головы.

Я обнял Таню за плечи. Она сняла шлем, уткнулась в меня и расплакалась. Я сжимал её плечо, потом целовал в макушку. Потом шутил. К вершине мне удалось более-менее привести её в чувство.

С ребятами мы пересеклись примерно через час у одного из подъёмников. Паша рассказал, куда и как он выбирался, ведя пальцем по карте, и это оказалось поразительно. Он прополз и проехал верхом на доске огромное расстояние. Если Таня выбиралась вправо-вниз, то он — влево-вверх и с более высокой точки. В итоге он пересёк лес и вылез на трассу, по которой мы даже ни разу не спускались. Я не знал, смеяться или сочувствовать.

Сегодняшний день что-то изменил в Тане. Она стала более задумчивой, а черты её лица — более мягкими. Сегодня ей впервые понадобились моя защита и поддержка, и теперь она даже как будто держалась ближе ко мне. Её тёмные глаза, метавшие молнии во время недавнего спарринга, теперь были спокойны, но оттого чёрная гладь их зрачков стала даже более пугающей.

* * *

Вечерние посиделки сегодня отличались от обычных только тем, что все были дико уставшие, а к тостам добавилась парочка в мою честь. Когда мы с Таней распрощались со всеми и зашли к себе, я негромко сказал:

— Знаешь, сегодня определённо был непростой денёк. И всё же мне было хорошо, потому что ты была рядом. Хоть ты и пыталась скрыться от меня в пурге! — я усмехнулся.

В этот раз она сама обняла меня.

Происшествие со снегоходом что-то изменило в наших отношениях. В следующие несколько дней мы сильно сблизились, став настоящей парой. Я заботился о Тане и на склоне, и в обычной жизни. В присутствии друзей мы не показывали, что между нами есть что-то большее, чем дружба, а догадаются они или нет — мне было безразлично. Таня чувствовала мою нежность и постепенно сама начала открываться, становясь более женственной и прекрасной, чем когда-либо раньше.

В один из вечеров я жарил яичницу, а Таня уютно расположилась в кресле — в моём тёплом свитере и с кружкой чая. Некоторое время она просто наблюдала за мной, потом подошла и нежно прижалась сзади. Так и остались: я готовил, а Таня обнимала меня.

А в другой раз, когда мы всей компанией пошли гулять после катания, Таня начала замедлять шаг, незаметно придерживая меня за руку. Я удивлённо обернулся. Она лукаво глянула в сторону парней, которые удалялись от нас, а потом поцеловала меня так, что у меня закружилась голова. Когда поцелуй закончился, я ничего не сказал, только улыбнулся и повёл головой вперёд: нужно было догонять остальных.

Последний день мы решили провести вдвоём и отправились на электричке в Инсбрук. Было солнечно и прохладно, и мы гуляли по набережной, слушая шум реки, а затем решили взойти на гору — к озеру Мюль.

Тропа петляла среди гигантских елей, на иглах которых дрожали мельчайшие капельки. Ботинки то месили мокрый снег, то хлюпали по размякшей чёрной земле. Лес медленно просыпался, оживал, кружа голову запахом хвои и прелой листвы.

Солнце клонилось к закату, и лес пронизали рыжие лучи. Когда мы наконец вышли на плато, то увидели, что оно почти целиком освободилось от снега, а местами уже пробивается молодая трава. Здесь, на солнце, сразу стало теплее. Я расстелил на траве куртку, и мы улеглись рядом. Таня поцеловала меня в скулу и уткнулась носом мне в шею. Моя рука нашарила её прохладную ладошку. Пусть это счастье было взято взаймы, оттого оно не становилось менее реальным.

* * *

Вечером перед отъездом мы собирали вещи в молчании. Отправляться предстояло в четыре утра — в самый раз, чтобы уж точно не выспаться.

Настроение у меня было мрачным и торжественным. Целых четыре дня я был счастлив. Это очень много — и больше, чем некоторым выпадало за всю жизнь. Теперь пришла пора платить по счетам.

Таня выглядела подавленной, и я старался лишний раз не смотреть на неё. Когда бо́льшая часть вещей была собрана, я заглянул в спальню, чтобы проверить тумбочки. Таня зашла следом и прижалась ко мне сзади. Я развернул её и осторожно опустил спиной на кровать. Кажется, я ещё никогда не видел её столь печальной.

— Эй, ты чего? — полушутливо спросил я.

Таня притянула меня к себе, запустив пальцы мне в волосы.

— Кажется, я уже не так уверена.

— В чём? — говорить в таком положении было не очень удобно.

— В том, что мы не смогли бы встречаться.

Первая моя мысль была: «Что?!» На всякий случай я её озвучил:

— Что?! У тебя внезапно появились ко мне чувства?

— Я не говорила, что их не было.

— То есть теперь ты хочешь со мной встречаться? А как же Андрей?

— Я же сказала, что не знаю.

Твою-то мать. Отличный момент она выбрала для такого заявления!

Отняв её руки, я перекатился и лёг рядом на спину, взявшись за голову. Казалось бы, я должен быть счастлив! На деле же… я даже не мог однозначно ответить на вопрос, хочу ли встречаться с Таней. Нет, она не перестала мне нравиться! Просто, чтобы избежать боли и разочарования, я так убедительно внушал себе, что мы не будем вместе, так старательно готовился подавить чувство, что теперь всё получилось само собой! И перестроиться было совсем не просто. Вдобавок Таня не сказала «я хочу быть с тобой», нет, она была «не уверена»! Понятная ситуация снова превращалась в сомнительную.

А может, это шанс?..

— Тань, ты сама-то знаешь, чего хочешь?

— Да. У нас до отъезда есть ещё пять часов, и я хочу провести их с тобой.

Наплевав на конспирацию, которая и так трещала по швам после поездки в Инсбрук, я всю дорогу держал Таню за руку. Прощание состоялось на Киевском вокзале, куда пришёл наш аэроэкспресс. Глаза у Тани были на мокром месте, я же улыбнулся и поцеловал её. Она поехала к Андрею.