Юргис Кунчинас - Менестрели в пальто макси

Они были уже в восьмом классе. Плискус наконец облегченно вздохнул: Турок попался с налетом на палатку стеклотары. Его куда-то увезли — в колонию для несовершеннолетних, так тогда это называлось. Плискус ожил, даже начал играть в баскетбол, но чем-то не угодил тренеру и был из команды исключен. Однажды ночью, проснувшись, он почувствовал томление и сам стал возбуждаться. Было куда лучше, чем когда это делал Турок. Вскоре он краем уха услышал о мастурбации (взрослые говорили: «гонять в кулачок») и пришел в ужас. Оказывается, это не только постыдно! Говорят, от этого дела высыхает весь спинной мозг и человек умирает во цвете лет. Смерти Плискус боялся до жути, однако ночью, не в силах устоять перед соблазном, вновь иссушал себя. Знай он, что так развлекается большинство мальчиков в этом общежитии, он бы страдал куда меньше. И радости было бы побольше.

Ах, если бы только это! Невзначай прикоснувшись к какой-нибудь девушке, Валентинас Плискус весь обмирал, застывал на месте, а если на уроке физкультуры, на него невзначай налетит какая-нибудь грудастая девица (так бывало на эстафетах или на баскетболе, когда играли смешанными командами), у него мгновенно происходило семяизвержение. Поэтому девушек Плискус боялся как огня. А в школе никто ничего не замечал. Но и летом, гостя у теток, Валентинас страдал не меньше. Хорошо, что за ригой его застигла тетка. Хорошо, что не кто-то чужой. После этого случая он вытерпел почти три недели, но затем, почти уверовав в «победу над самим собой», опять принялся за прежнее.

Осенью в городке объявился Турок. Он слегка подрос, но был Плискусу по плечо. Зато стал еще злее, еще нахальнее. С сигареткой в зубах. Со шрамом над бровью и дешевенькой цепочкой на смуглой до черноты шее. У него не хватало двух передних зубов.

Шел год 1957-ой или около того, а Турок каким-то образом умел наскрести на дешевую водку или вино. Он сам разыскал Плискуса и будто бы решил возместить ему былую обиду. Под вечер теплого сентябрьского дня он отвел Валюса в грязный сарай на берегу Немана. На почерневшей соломе их там поджидали три облепленные соломенной трухой феи. Всклокоченные, пьяненькие, постарше годами, они распивали водку. Турок бренчал на гитаре и исполнял блатные песни. Он шепнул Плискусу, чтобы тот выбирал Рыжую - сисястая! Понятно, у Валентинаса ничего не вышло, трусы промокли, а он и не приступал. Валюс сгорал от стыда. Нет, скорее от досады. Ведь как мечтал! Строил планы, грезил. Слава богу, Рыжая все поняла. Она погладила его по голове и сказала: приходи завтра. На следующий день все получилось гораздо лучше. Валюс почувствовал себя мужчиной. Сейчас он ничего не желал, кроме нее - конопатой, на редкость некрасивой кобылицы. Она всему его научила, и Валюс готов был голову за нее сложить. А Рыжая вовсе не нуждалась в голове Валентинаса Плискуса. Она знай посмеивалась и гладила его по этой самой голове. Была она лет на семь старше, а то и на все десять. Не мать, но все же. По вечерам Плискус стоял в парке, у заборчика танцплощадки, и смотрел, как Рыжую приглашают солдаты, шоферня и просто подвыпившие парни. Она заметила его и велела в парк не ходить, но Валентинас все равно ходил. Он был смазливый юноша, и не одна девушка покрасивее Рыжей пошла бы с ним в кусты, но сами такие не предлагались. Ему же была нужна Рыжая и больше никто. Пожалуй, такое случается нередко - безобразие и бесстыдство притягивают сильнее пары волов. И опять же, все из-за Турка, все из-за него!

Как-то после танцев он не вытерпел и решил выследить Рыжую. Ее провожал какой-то токарь или фрезеровщик. Парочка недалеко ушла - всего на несколько шагов от дороги. У Плискуса потемнело в глазах: он ошалело схватил первый попавшийся под руку булыжник и грохнул этого гада по темени. Тот рухнул прямо на полуголую, с завернутым подолом Рыжую.

Валентинаса тоже отправили в колонию. Там он вел себя смирно, выучился на столяра и через годик вернулся домой. Ему шел семнадцатый.

Теперь уже сама Рыжая отыскала Плискуса. Несколько дней кряду они обретались близ печки, пили вино и забавлялись. Когда зарядили дожди, Рыжая упросила подружку из общежития приютить их. Однако вскоре всех троих выгнал комендант.

Отслужив в стройбате, Плискус в родимый город не вернулся. Он закончил в столице Финансово-кредитный техникум - что-что, а голова у него всегда была толковая. Устроился на неплохую работенку и даже поступил на заочное в каком-то вузе. Турок же опять мотал срок - на этот раз за открытый грабеж с насилием. Новость эту Плискус узнал от одного общего знакомого. Когда наконец вышел, сразу же разыскал Плискуса, неделю у того пил и спал, начал приводить своих татуированных с головы до пят приятелей и чаровниц всевозможного калибра. Он предлагал их и Плискусу, но тот лишь мотал головой. Не соглашался.

Прошло немало лет. Жизнь Валентинаса Плискуса более или менее наладилась, если можно так выразиться. Трудился он в Министерстве финансов. Не беда, что самым ничтожным из служащих, не беда, что Мика с волосами цвета соломы называет его Пискусом. У Валентинаса Плискуса есть жена, трехкомнатная кооперативная квартира, двое деток, «жопарожец», казенная служба и тщательно скрываемая некрасивая любовница. Глухонемая, разводит цветы. Чем-то смахивает на Рыжую. Ну и что! Женка сердитая, вечно не в духе, Плискуса называет не иначе как «нищим», сама ходит в драных чулках и даже детям не покупает мяса. А уж дети-то! Жадненькие, неприветливые и уже хитрят. Плискус делает вид, будто ничего не видит и не слышит. До пенсии ему еще четырнадцать лет. Многовато!

Надо же, Турок объявился! Валентинас Плискус широким шагом сходит вниз. Предстоящая встреча, разумеется, его ничуть не радует. Он знает одно - скрываться бесполезно.

Турок, он самый! Здоровкается, рот до ушей, сияют металлические фиксы. В шевелюре серебрятся одинокие седые волоски, но в целом по-прежнему вороново крыло. Интересно, у настоящих турков тоже так?

Они ныряют в «жопарожец», по пути болтают о пустяках, натянуто смеются, но Плискус чует, что добром все не кончится. Нет, бояться ему нечего, но Плискус ставит машину в металлический гаражик и просит соседа подбросить их до какого-нибудь кафе. За деньги, само собой, за деньги.

— Никаких кафе! - скалится омерзительный Турок. Определенно задумал какую-то пакость. -Я сам тебя отвезу.

Что ж, подумал Плискус, не все ли равно. Ведь не отвяжется. Лучше сразу согласиться на все, перетерпеть один вечер. Но только один! Один и точка. А они все едут да едут, уже и хибарки пригорода стали пореже, где-то неподалеку слышен рев самолетов - не то взлетают, не то идут на посадку. Не то просто гудят в вышине.

- Видать, тут их гнезда близко, - похохатывает Турок. У него все еще держится дзукский акцент. Похоже, уже успел приложиться. Самолетный рев остается позади, кругом одинокие, вросшие в землю избушки. Сосед отказывается ехать по раскисшей дороге.