Сергей Ленин - О людях, любви и о войне

— Вот как надо дарить сувениры друзьям!

Я опять произношу тост и говорю: «Делай как я», — и, вручая сувенир, целую уже хорошо знакомую немецкую девушку в щечку.

Наверное, её, самую красивую, специально закрепили за руководителем русской делегации, за мной. Не скрою, было приятно. Все наши делают так же, целуют своих немецких друзей и подруг. Стало весело, эдакий пикантный, состязательный дружеский процесс, в котором никто уступать не хотел. Спустя некоторое время директор завода говорит мне:

— Слева сидит человек, который представился учителем-переводчиком, а на самом деле он представитель спецслужбы, ну типа вашего КГБ. Немецкие парни и девчонки при нем чувствуют себя закрепощенно.

— Не беспокойся, Ганс, — по-моему, так звали директора, — сейчас всё попробуем поправить, — сказал я.

Встаю и даю зычную команду для всех:

— Делай как я!

Все с интересом смотрят на меня. Я наполняю водкой до краев двухсотграммовый стакан, предназначавшийся изначально, видимо, под воду или сок. У меня родилась импровизация. Внимательно контролирую, чтобы все поддержали меня и налили себе до краев. Не подозревая подвоха, воспринимая происходящее как увлекательную игру, все заинтересованно с искорками во взгляде наливают себе полные стаканы водки.

Потом уже немецких ребят, кому стало тяжело, с погасшими взглядами, заменили на новых. Но это было потом. А сейчас началась моя импровизация, эдакий бенефис. Я произношу тост:

— Хочу поднять этот бокал за наших самых любимых, самых мудрых и великих руководителей коммунистического движения, руководителей мирового масштаба. За Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ильича Ленина.

Далее следует зажигательная речь минут на двенадцать — о нашей вечной любви и преданности их бессмертным идеям.

В заключение своего выступления я предлагаю:

— Выпить всем до дна! Если, конечно, кто-то не согласен с моими высказываниями, тот может ровно столько оставить невыпитой водки в своем стакане.

И я залпом выпиваю весь стакан до дна. В зале воцаряется полная тишина, все в недоумении и замешательстве. Все, кроме наших ребят, они понимают, что началось «цирковое» представление.

Зачем-то Серёге это надо.

— Посмотрим, что будет дальше, — с нескрываемым интересом думают они.

Я запиваю из большой кружки и снова напоминаю:

— Если кто-то не согласен, то пусть оставит в стакане столько водки, насколько он не любит Маркса, Энгельса и Ленина.

Боковым зрением наблюдаю за немецким учителем-чекистом. Все любят вождей мирового пролетариата и выпивают до дна. По-другому и быть не может. Через небольшой промежуток времени я повторяю свой ход.

Братский поцелуй Брежнева и Хонеккера

Но на этот раз я уже предлагаю выпить полный стакан за Эрика Хонеккера и Леонида Ильича Брежнева, генеральных секретарей наших коммунистических партий.

После произнесения длинного и пламенного тоста я вновь предлагаю: «Оставьте в стакане столько водки, насколько каждый не любит наших коммунистических вождей».

И тут же выпиваю залпом весь свой стакан.

Немецкий чекист попался в ловушку, такого хода событий он просто не мог предвидеть. Видимо, подобной нештатной ситуации в их учебниках ещё не было. Маркса, Энгельса, Ленина, Хонеккера и Брежнева он, наверное, любил всей душой.

— А если не выказать нелюбовь к вождям, оставив водку в стакане, меня точно заложат, — наверное, думал он.

Вот и выпил два раза до дна по двести грамм водки. Вот и сполз под стол бедолага. Кто сколько наливал и выпивал, меня не беспокоило. Думаю, не все были дураками, а наши ребята к моему юмору и иронии были привычны.

Да и крепким сибирским работягам под такую великолепную разнообразную закусь два стакана не доза, а разминка.

Я же в очередной раз мухлевал. Я делал вид, что пью водку. Набирал залпом в рот, потом подносил большую фарфоровую кружку, типа, запиваю. А сам туда сцеживал всю водку. Короче, жульничал во имя дружбы. Ну, не пьянеть же на самом деле…

Директор Ганс с огромным уважением смотрел на меня, он догадывался о моем фокусе и смеялся над своим надзирателем-чекистом. Втихаря, конечно.

Мы произносили тосты, целовались, танцевали, пели песни. Была настоящая душевная атмосфера. А простым людям что нужно — работа, любовь, дети, дружба и здоровье. Это политики и правители могут быть заинтересованы в войнах насилии, завоевании и порабощении. Простым людям от природы этого не надо.

Ганс немного говорил на русском, что-то я уточнял у него на английском, он его знал в совершенстве.

Вдруг под вечер он меня спрашивает:

— Сергей, а какая немецкая девушка тебе больше всех понравилась?

— О чем ты спрашиваешь, Ганс. Конечно, та, с которой мы весь вечер целовались при вручении сувениров. Она красивая и стройная.

— У тебя хороший вкус, Сергей, она чемпионка ГДР по плаванию. Сейчас я пойду договорюсь с ней, и мы на ночь придем к тебе. Я немного посижу и уйду, я уже старый, а вы оставайтесь до утра.

Громко звучала музыка, все танцевали. Ганс нашел эту девушку среди танцующих пар. Я видел, как они разговаривали. Потом девушка давай приветливо махать мне рукой и улыбаться яркой улыбкой.

Потом подходит Ганс и говорит:

— Всё согласовано, она с удовольствием откликнулась на такое предложение.

Я спросил его:

— Что за парень танцевал с этой красавицей?

Он ответил:

— Это её муж.

— Ничего себе, а он как отреагировал на такой ход его жены? — с недоумением спросил я.

— Он обрадовался, что его жена понравилась русскому, — невозмутимо произнес Ганс.

— А у нас за такое морды бьют, — озадаченно произношу я.

Тут Ганс впал в ступор:

— Ну, у всех свои обычаи, — после паузы в полном недоумении произнес он в ответ.

После вечеринки автобусы развезли нас по разным городам. Наши чекисты были гораздо крепче немецких и тщательно блюли нравственный облик своих подопечных. Наш график был устроен так, что после дружеских встреч и банкетов вечером нас в автобусе увозили каждый раз в другой город. Может, это забота о нравственности, может, меры безопасности, не знаю. Шпионы и вербовщики были всегда и везде, возможно от греха подальше нас оберегали наши спецслужбы.

При возвращении в Карл-Маркс-Штадт нас встречали всё те же гиды-переводчики. Хельга, так звали одну из девушек, была родом из города Росток. А в Карл-Маркс-Штадт её направили как отличницу и знающую русский язык лучше всех в школе. Как-то она рассказывала, что через год поступит в медицинское училище. По окончании его пойдет работать. Через полтора года выйдет замуж, потом родит ребёнка…

Я по-дружески, посмеиваясь над ней, сказал:

— У вас, немцев, не интересно, как-то всё предсказуемо, регламентировано, запланировано. Нет никакой импровизации, импульса, полета души.