Андрей Углицких - На окраине Перми жил студент ПГМИ

Времени на размышления оставалось все меньше и меньше. Его почти не оставалось. Надо было что — то выбирать. Срочно!

Раздираемый недобрыми предчувствиями, отозвал я как — то сразу же после одной из вечерних репетиций в Теоретическом корпусе в сторонку старосту нашего музыкального коллектива и все ему выложил.

Как на духу!

Но, увы, и староста не мог мне ничем помочь. Получалось, что куда ни кинь, везде выходил клин! И вот тут, совершенно неожиданно в разговор наш «вклинился» еще один участник ансамбля, назовем его Валентином М. 42 42 Прим.: Имена, инициалы, должности в интересах презумпции невиновности, изменены, все совпадения случайны или надуманы :

— Безвыходных ситуаций нет! Знаете доцента В. с кафедры анатомии? Это не самый близкий мой, но — родственник. Попрошу — и Андрей будет сдавать экзамен ему.

Скажи, мне лучше, Андрюша: тебе какая нужна оценка по анатомии — «четверки» достаточно будет? — обратился Валентин ко мне. — Или «пятерку» для тебя попросить у родственника?

— Ты серьезно?

— Серьезнее не бывает! Я когда — нибудь с такими вещами шутил? — почти обиделся музыкант, — если я говорю, значит, так и есть, не сомневайся! Ну, что — разговаривать или нет?

Я не знал, что и сказать… Как поступить?

Змей — искуситель где — то там, глубоко внутри меня, уже вовсю действовал, уговаривал, убеждал:

«А почему, ну почему бы и нет, собственно? Ну что ты теряешь? Ну кто, кто об этом узнает?»

С возрастом окончательно убедился я в том, что самые безнадежные и самые неправдоподобные предложения всегда выглядят самыми перспективными, заманчивыми, а решения по ним представляются, кажутся — проще некуда! Почему — то…

Конечно, «знал» я доцента В., кто из нас, студентов — медиков того времени, не знал его! Конечно же, не лично, но наслышан был. О том, что на кафедре давно работает. Что хороший специалист, преподаватель, лектор, объективный экзаменатор.

Лекции слушал его не раз. Толковые. А вот о том, что он, оказывается, доводится нашему Валентину еще и дядей, узнал я в тот день впервые…

А Валентин, словно заметив мои колебания, подкинул еще парочку «поленьев» соблазна в жаркий костер моих ожиданий и надежд:

— Ну, чем ты рискуешь, скажи? Это я, я рискую, слышишь! Я, лично я, пойду договариваться! Насчет тебя, дурында! И если я говорю, Я! — Валентин горделиво ткнул себя пальцем в грудь, — если я обещаю, если я беру на себя — ты можешь расслабиться! Окончательно. Бесповоротно. Все будет нормально — обещаю! Или у тебя есть еще какие — нибудь варианты?

Действительно, иных вариантов у меня не было. Не просматривалось. Правдой было также и то, что неожиданное и своевременное предложение Валентина действительно, выглядело заманчиво.

И я решился:

— Хорошо.

— И добро! Ни о чем не думай, готовься к гастролям. И об анатомии этой с этой минуты и думать забудь. Считай, что ты ее уже сдал. Договорились?

Я кивнул.

…Согласиться — согласился, а сомнения остались. Целый воз и маленькая тележка! Сказать, что мне было тревожно — ничего не сказать!

Но — с другой стороны — решение — то было уже принято. В таком, сильно неуютном состоянии, утешая себя тем, что, мол, «ничего особенного не происходит», я, собственно, и скоротал, худо — бедно, оставшиеся мне до серьезного анатомического испытания недели и дни.

Сильно «помогла» забыться мне тогдашняя большая занятость в «Пульсе»: танцевальные вечера, свадьбы, концерты, халява в общем, иные музыкальные мероприятия в те зимние дни и недели шли косяком, и посему читать учебник анатомии удавалось лишь урывками — в основном по ходу переездов в городском и пригородном общественном транспорте.

Были ли какие — либо настораживающие факты, «знаки»?

Считаю, были.

Дней за пять до экзамена, в ходе предэкзаменационной недели, наткнулся я случайно в коридоре «анатомки» на того самого доцента В.

И поскольку была у меня уже информация (от Валентина) о том, что «все о, кей!», о том, что, мол, доценту обо мне «все уже известно», я, совершенно автоматически, …поздоровался с именитым преподавателем!

Не то, чтобы тонко намекнул, но, как — то попытался обозначить присутствие, самое существование свое на земле:

«Вот, мол, я тот самый студент, о котором говорил Вам Ваш племянник Валентин… Здравствуйте, уважаемый!»

А что, а почему бы и нет?

Меня неприятно удивила холодная, отстраненная реакция доцента. Он, окинув меня явно недоумевающим взглядом, равнодушно, дежурно, сухо кивнул и столь же невозмутимо удалился… Короче, сложилось впечатление, что доцент был совершенно не в курсе происходящего!

Нет, нет, что — то во всем этом явно не «срасталось», не сходилось…

Неужели он (доцент В.) до сих пор «не в теме» и ничего обо мне не знает?

Эпизод этот стал поводом для еще одного разговора «по душам» с Валентином:

— Валентин, ты действительно убежден в том, что доцент В. обо мне знает? Что я — это я, что я сдаю именно в этот день, что номер моей группы такой — то? Каким образом, я попаду к нему на экзамене?

— Все нормально, мужик, не вибрируй! Еще раз повторяю, я ему уже дважды напоминал. Выдохни, говорю! Все о тебе ему уже хорошо известно. Все: и номер группы, и день сдачи. И имя, и фамилию твои… Придешь на экзамен, возьмешь билет, вызовет тебя к себе доцент В. Получишь свою «пятерку» и — свободен как птица!

— Да «пятерку» мне и не надо…

— Тем лучше: «четверку» получишь свою и пойдешь домой, а через день, не забывай об этом, у нас с тобой еще концерт в ДК им. Калинина. Да и свадьба моя, кстати, совсем не за горами! Без обид, сразу говорю: никого из «Пульса» на нее не приглашаю, позднее, в Усть — Качке, на гастролях все сразу и отметим: и твой экзамен и мою свадьбу, лады?

Мне оставалось только одно: поверить Валентину М. на слово.

Вот и наступил очередной мой «тот самый» день! День экзамена. По анатомии!

Я приехал в Третий корпус поздно, часов в одиннадцать утра, занял очередь. Спустя два часа вошел в экзаменационную аудиторию… А по прошествии еще двух — вышел из нее …не солоно хлебавши.

Позорно «завалив» первый (и единственный!) в своей жизни экзамен.

Убежден, что, окажись на моем месте в тот момент Остап Бендер, великий сын турецко — подданного из бессмертного романа И. Ильфа и Е. Петрова, он оценил бы сложившуюся ситуацию, примерно, следующим образом: «Финита ля комедия, дурачина!».

И прав был бы, прав на «все сто», как говорится!

Почему? Что послужило причиной случившегося позора?

А случилось то, что случилось: всё в тот день было «сметено могучим ураганом». Тайфуном по имени «Доцент Шварева»!

Справедливости ради, надо сказать, что и билет достался мне, действительно, не из самых легких. Из костной системы — кисть, из сердечно — сосудистой — аорта, кажется, из пищеварительной — желудок…