Дмитрий Комогоров - Меланхолия одного молодого человека

Меня ни столько пугает одиночество, сколько приводит в ужас тишина — терпеть ее не могу. Неизменным помощником в борьбе с ней — музыка. Она звучит постоянно: если в дороге, то в наушниках, если дома, то из колонок. При этом в жанрах я не привередлив — лишь бы была идея.

Я и сам хотел стать музыкантом: одновременно гитаристом и вокалистом. Выходить под восторженный рев толпы, петь на грани хрипоты, влюблять людей в свою музыку… Но, к сожалению, у меня не хватает терпения разучить простейшие аккорды, а голос способен разве что согнать птиц с балкона. Что до остальных детских и юношеских мечтаний — таковых никогда толком и не было.

Раз у любой истории есть определенное начало, то логичней будет и здесь с чего-то начать. Например, с детства, чтобы была хоть какая-то хронология. А где и детство, там и первое воспоминание. Мое было связанно с кошкой.

Мне около четырех. Мы с родителями и другими родственниками гостим у одной из бабушек. Пока взрослые о чем-то переговариваются на небольшой кухне, я вместе с двоюродной сестрой играю на улице, на детской площадке. Мы копаемся в песке, лепим куличики и что-то активно обсуждаем. Каким бы важным диалог ни был, он отходит на второй план, когда мы обнаруживаем что-то странное в раскопанной нами яме. Это было похоже на кусочек плюшевой игрушки. «Сокровище, сокровище!» — решаем мы и принимаемся с жадностью метать песок в стороны пластмассовыми лопатами. Уходит немного времени, прежде чем мы добираемся до клада, но вместо игрушки перед нами во всей красе лежит бездыханное тело полосатой кошки. Труп иссохший и, кажется, не имеет глаз, а поза такая, точно кошка просто завалилась набок и спала с открытой пастью. Мы с сестрой не плачем, не боимся, а просто тихо смотрим на мертвое животное. Когда я уже хочу протянуть палец и потрогать тело, меня резко хватает кто-то из взрослых и оттаскивает подальше от места погребения. Больше мы в тот вечер гулять не выходим.

От этого воспоминания мне почему-то становится холодно, будто все батареи в квартире разом перестали работать, а метель, что бушует снаружи, резко врывается и начинает обжигать лицо, тело, руки. Что до рук — они у меня всегда холодные, сколько себя помню. Говорят, что у людей с холодными руками горячие сердца. Это чушь. Холодные руки — это патология, которая, к слову, не приносит больших проблем. Во всяком случае, мне. А что до других… Я ни с кем, кроме родственников, за руки-то и не держался. И то это было мимолетное касание с последующим комментарием: «Какие же у тебя руки холодные! Ты замерз?». Нет, не замерз, но оказаться где-нибудь потеплей не отказался бы.

Родился я в маленьком городе, на севере, где лето длилось от силы месяца два. Потом — грязная осень, долгая зима и короткая весна. Из всех сезонов, как вы уже, наверное, догадались, я любил лето. Почему «любил»? Потому что лето в детстве всегда было связанно с поездкой в родной город моей мамы. Что интересно: родственников по материнской линии я всегда любил больше тех, что были со стороны папы. Может, это связанно с тем, что первых я видел всего один месяц в году, и мы не успевали все рассориться за столь краткий период времени?

Я был плаксой. Мне не стыдно в этом признаться, ведь у всех есть недостатки. Мой не столь оригинальный: все дети плачут. Но что странно, девочкам это позволяется, а мальчикам ставится в укор. «Ты же мужчина — ты не должен плакать!» — обычно так говорили, но сделать с этим я ничего не мог. Плохая оценка в школе — и мои глаза становились влажными. Что уж говорить о чем-либо более серьезном.

Так как я всегда был тощим — и остаюсь таким сейчас, — в мой адрес часто летели грубости и измывательства со стороны сверстников. Но, на удивление, друзья у меня были всегда. В начальной школе была даже целая банда, с которой были и первые случаи вандализма, и первая выкуренная сигарета, и первая украденная пачка печенья у одноклассника. Средняя школа раскидала нас по разным классам, а попытки сохранить прежнее общение не увенчались успехом: постепенно наша банда распалась.

В пятом классе я впервые влюбился. В самую умную девчонку в классе, но при этом не самую красивую. Думаю, именно ее ум меня тогда и привлек. А возможно я предвидел то, чего не могли другие: в седьмом классе, когда у нее выросла грудь, а на лице появился легкий макияж, по ней начали сходить с ума многие. Даже те, с кем я хорошо общался. Помню, как во время перемены она оставила телефон на парте, а сама вышла в коридор с подружками, и я, позабыв о совести, взял ее мобильник и загрузил на свой телефон несколько фоток, где она позирует сама себе. На одной из них она лежала в белой майке на кровати, томный взгляд был направлен в объектив, черные волосы раскидались на подушке, а с плеча спадала лямка бежевого лифчика. Активно мастурбировать, укрывшись под одеялом и всматриваясь в каждую деталь фотографии, стало моим ежедневным ритуалом на протяжении нескольких месяцев.

Я не мог похвастаться ни успехами в учебе, ни чем-либо еще — про внешность я вообще молчу, — поэтому не удивительно, что мечта встречаться с такой девушкой, как она, не увенчалась успехом. Мы много переписывались по смс, начиная с четырнадцатого февраля, когда я послал ей анонимную валентинку с признанием в любви, и раскрыв эту тайну в тот же вечер. Написал: «Я знаю, кто и что написано в твоей валентинке. Если тебе интересно, напиши мне». Глупо, конечно, но любая первая любовная история состоит из таких вот глупостей. Я дарил ей подарки, оказывал знаки внимания — не при всех, конечно, — но большим, чем разговоры после школы по пути домой — мы жили в одной девятиэтажке — похвастаться не могу.

Окончательно я поставил на ней крест, когда она начала встречаться со старшеклассником — местным красавчиком и спортсменом, вслед которого всегда слышались глубокие вздохи со стороны местных школьниц. Когда я впервые увидел их вместе, выходящими из ее подъезда, я быстрым шагом, не показывая никаких эмоций, побрел в сторону школы самым долгим путем из возможных. Она увидела мое замешательство и попыталась заговорить со мной в гардеробе перед началом первого урока, но я просто прошел мимо, не удостоив их взглядом. Плюсы больших классов в том, что можно не обращать внимания на конкретного человека, и это никто не заметит.

Как бы не старался, но выкинуть ее из головы я долго не мог. Подстегивало меня еще и то, что после ее дня рождения на стене котельной, что стояла рядом с нашим домом и мимо которой мы всегда проходили, огромным буквами красовалась надпись «Такое-то-имя с днем рождения! Я тебя люблю! Такое-то-имя». Это было первое, что я видел каждое утро, выходя на улицу.

На этом я, пожалуй, закончу это затянувшееся вступление.