Вдребезги

Из стереосистемы доносился приглушенный голос Джона Леннона. Дверца стоявшего в углу стеклянного шкафчика была распахнута настежь, из глубины его так же, как и с кухонной стойки, поблескивали стеклянными боками бутылки красного вина. Другие, по всей видимости недавно извлеченные из недр все того же домашнего бара, стояли початые на столе, на тумбочке, на полу, возле дивана. Тут же валялась и пара пустых, из горлышка одной на деревянные половицы натекла небольшая лужица.

В комнате белыми плотными клубами плавал дым. И София, принюхавшись, узнала сладковатый запах гашиша. Низкий стеклянный столик был щедро усыпан травяными крошками и обрывками папиросной бумаги. Тут же стояла и табакерка, в которой, очевидно, Беркант хранил запасы наркотика. София, любившая из антропологического интереса завязывать знакомство с самыми разными людьми, конечно, и раньше сталкивалась с любителями употребить тот или иной допинг – от относительно легких до тяжелых. Сама же никогда не испытывала тяги к изменяющим сознание веществам, искренне не понимая, для чего они могли бы ей понадобиться. По ее мнению, в жизни не существовало кайфа острее и ярче, чем адреналиновый приход. Да и собственное сознание больше нравилось ей в незамутненном виде, она слишком ценила ясность и точность мысли. Людей же, которые использовали наркотики как средство для побега от проблем, она попросту презирала. В рамках ее жизненной философии проблемы следовало решать, а не прятаться от них в морок сомнительного наслаждения.

Однако же все эти трезвые рассуждения, как оказалось, меркли, когда дело касалось Берканта. Увидев его сейчас, сломленного, истерзанного, скорчившегося в уголке дивана, бессильно уронившего голову на скрещенные руки, София не испытала ни брезгливости, ни презрения. Только пронизывающую нежность, жалость и становившийся уже привычным страх.

– Беркант, что случилось? – осторожно, мягко спросила она.

Сунула пистолет обратно в кобуру – Беркант, кажется, и не заметил, что у нее в руках было оружие, – подошла к дивану, наклонилась и аккуратно коснулась рукой его плеча. Беркант вздрогнул, как от ожога, открыл глаза и посмотрел на нее затравленно, будто ожидал увидеть на месте Софии какой-то страшный призрак. Потом поморгал и растянул губы в жуткой вымученной ухмылке:

– А, это ты…

– Я.

София присела рядом с ним на диван, взяла в ладони его лицо, вгляделась в зрачки. До сих пор в стрессовых ситуациях она никогда не впадала в истерику, наоборот, в такие моменты мозг ее как будто начинал работать еще быстрее и продуктивнее. Однако сейчас ей пришлось усилием воли подавить захлестывающую сознание панику и мысленно составить четкий алгоритм необходимых действий: нужно как-то привести Берканта в чувство, снять интоксикацию. Потом уже можно будет выяснить, что за событие заставило его так с собой поступить.

– Беркант, – медленно, веско, как с непонятливым ребенком, начала София. – Где у тебя аптечка? Есть нашатырь?

Тот посмотрел на нее мутным взглядом, помотал головой и забормотал невпопад:

– Красивая… Ты красивая, знаешь?

Весь перед его рубашки залит был красным вином, засыпан гашишными крошками. София потянулась расстегнуть ее – хотелось стащить с Берканта эту грязную тряпку, загнать в душ, уложить под одеяло.

– И руки у тебя такие… сильные. Masha… Давай сравним? – Он перехватил запястье Софии и приложил свою ладонь к ее. И ее рука, несмотря на изящный женственный абрис, оказалась чуть больше его тонкокостной подрагивающей сейчас кисти. – Видишь? Какие крупные, умелые… Как у матери руки… Кажется, все могут: и накормить, и вылечить…

– Насчет накормить – не уверена, повар из меня так себе, – со смешком отозвалась София. – А лечением я как раз и хочу заняться. Где нашатырь, Беркант? Ты меня слышишь?

По всей видимости, Беркант не слышал, потому что вместо ответа продолжил бормотать:

– Вот у моей настоящей матери руки… Это руки за миллион баксов, понимаешь? Изнеженные, ухоженные, каждый ноготь – произведение искусства. Такими руками ничего не удержишь, не разбросаешь камни, не вытащишь… не вытащишь ребенка из подвала… – на этом месте он вдруг осекся, заозирался по сторонам, подхватил со стола еще не допитую бутылку вина и, припав губами к горлышку, принялся жадно пить.

– Так.

София уперлась кулаками в колени, тряхнула головой. Затем протянула руку и решительно вырвала у Берканта бутылку. Вино выплеснулось тому на подбородок и закапало на обнаженную грудь. Беркант же беспомощно захлопал глазами, словно не понимая, куда вдруг исчез вожделенный алкоголь.

– Зайдем с другой стороны, – сказала София, отставив бутылку подальше. – Что у тебя случилось, ты можешь объяснить?

– У меня? – переспросил Беркант.

И вдруг подскочил с дивана, заметался по комнате в одних брюках (залитую вином рубашку Софии все же удалось с него снять). Вся его худая, изможденная фигура двигалась шатко, ломано, как марионетка в кукольном театре – расписной Арлекин, ломающийся на потеху толпе. На спине под тонкой кожей проступали позвонки, хрупкие плечи неловко сутулились. Он казался сейчас вечным мальчиком, подростком, обреченным никогда не взрослеть, цветком, едва распустившимся и уже начавшим безвозвратно увядать.

– Я – актер! – объявил он Софии, резко развернувшись к ней, театрально прижав руку к груди и сверкая глазами. – Я не способен работать с непрофессионалами, инстаграмными старлетками. Мне душно с ними, я не могу творить… Кто-то скажет, что у меня дурной характер, что я нагло себя веду на площадке, но я просто не в силах… Они ведь знали, что, если обеспечат мне условия, я выдам такой накал игры, который им и не снился… Что это их бездарное «мыло» засияет новыми гранями, что зрители будут рыдать… Я ведь прошу о такой малости – только не мешать мне, создать условия. И ни черта не получаю! Начинаю раздражаться, орать, эти их бездарные смазливые дурехи пугаются, зажимаются. А потом они объявляют: по итогам трех показанных серий рейтинги у сериала провальные, мы закрываем проект. И кто в этом виноват? Кто?

София мало что поняла из его бессвязной речи. Уяснила только, что, видимо, сериал, в котором Беркант начал сниматься, закрыли из-за низких рейтингов, и он лишился работы. Выспросить детали ей не удалось, потому что Беркант, выговорившись, снова сорвался с места, рванулся куда-то, зачем-то распахнул окно – в комнату тут же ворвался ночной ветер, запах соли и хвои, отдаленный гул проносившихся по улице машин, – высунулся чуть не по пояс. София метнулась за ним, перехватила за талию теми самыми сильными руками, которыми Беркант только что восхищался, и оттащила его от окна.