Вдребезги

– Порой мне казалось, что я начинаю его ненавидеть… И мне это нравилось. Он был единственным звеном, еще связывавшим меня с погибшей семьей. Я цеплялась за него, подсознательно пытаясь вернуться в прошлое. Это было невозможно и лишь приносило мне страдания. А его холодность и жестокость позволили мне окончательно порвать с той жизнью и убедиться в том, что я – сама по себе.

– Итак, значит, отношения с отцом привели к тому, что ты постаралась отгородиться от семьи. А что же с потребностью заботиться о ком-то? Ты испытывала ее?

– Пару раз я пыталась завести собаку, отец позволял мне это, несколько месяцев наблюдал за тем, как я вожусь с щенком, а потом заявлял, что мы должны переехать и взять с собой питомца не получится. Заставлял меня собственноручно пристраивать его другим хозяевам… Что ж, в конце концов я усвоила урок и поняла, что не хочу больше ни к кому привязываться. И не имею права позволять другому живому существу проникаться ко мне чувствами. Так что нет, нет, Карл, в последние лет… пятнадцать вся моя любовь и нежность были обращены на фигуру погибшего брата. Ну и, конечно, на любимую себя.

– Ты в самом деле полагаешь, что в тебе живет хоть капля любви к себе? – тонко улыбнулся Карл и, не дожидаясь ответа, пробормотал себе под нос: – А ведь я не ошибся, ты – один из самых моих интересных случаев… Я вот еще о чем хотел тебя спросить. Мне известно, что ты увлекалась экстремальными видами спорта. Скажи, пожалуйста, что ты испытывала, мчась на мотоцикле или ныряя в воду с большой высоты?

София задумалась на мгновение, воскрешая в памяти ощущение бьющего в лицо ветра и разверзающейся под ногами головокружительной пропасти.

– Радость… – в конце концов ответила она. – Восторг. Ощущение всесильности от преодоления страха. Чувство, что я непобедима…

– Что ты контролируешь ситуацию и способна в любой момент переломить ее в свою пользу, правильно? – подхватил Карл. – А скажи, испытывала ли ты подобные ощущения в остальных областях жизни?

– Иногда… В работе.

– А во всем, что касается личного?

София разгладила ладонью ткань мягких трикотажных брюк на коленке и, помолчав, призналась:

– Нет.

– Подытожим, – кивнул Карл. – После перенесенной травмы ты запретила себе испытывать чувства. Опасаясь снова пережить невыносимую боль, просто заблокировала собственные эмоции. Твой отец приложил руку к тому, чтобы этот паттерн закрепился, и в дальнейшем ты верно ему следовала, отпуская себя лишь во время рисковых, опасных ситуаций. Только в них твои запертые внутри эмоции имели выход. Хорошо, так что же изменилось в тот момент, когда ты встретила человека, с которым у тебя был роман до аварии? Почему выработанные тобой блоки и отцовские наставления – или, если хочешь, отцовское проклятье – перестали действовать?

София все же взяла в руки чашку, покачала ее в воздухе, посмотрела, как плещется в фарфоровые стенки теплый янтарного цвета чай, и в конце концов, не поднимая глаз на Карла, выговорила:

– Он напомнил мне брата.

– Но ведь Бориса ты в последний раз видела двадцать лет назад, когда ему было шестнадцать. Как же ты могла узнать его, спустя такой долгий период времени, да еще и во взрослом мужчине?

– Я… – София помолчала, раздумывая, как лучше сформулировать свою мысль, и начала снова: – Мы с Борей были очень похожи. Внешне. Мне доставляло удовольствие становиться рядом с ним у зеркала и разглядывать наши лица, пытаясь понять, какие изменения жизнь внесла в данные нам природой черты. Его сделала более мягкими, человечными, мои – решительными, грубыми. И глаза у него были светло-голубыми, как у нашей матери.

– Ты все время подчеркиваешь, какими разными вы были с братом, сравниваешь ваши характеры, притом это сравнение всегда происходит не в твою пользу, – задумчиво произнес Карл. – Вероятно, повторяешь паттерн, усвоенный от матери. Все, что было в Борисе, – хорошо. Все, что в тебе, – плохо. Но не думала ли ты, что, возможно, именно твои черты характера позволили тебе выжить, в то время как душевные качества Бориса обрекли его на гибель?

– Конечно, думала! – с жаром отозвалась София. – Но если это и так, то это неправильно, несправедливо. Он, лучший из нас, должен был выжить, а я – умереть.

– Потому что этого хотела твоя мать? – сверкнул глазами Карл, поигрывая пальцами на столе. – Не оправдав ее ожиданий в других аспектах, ты хотела бы оправдать их хотя бы в этой ситуации? Но это невозможно, Софи. Справедливости на свете нет. Есть только естественный отбор, сама жизнь заинтересована в том, чтобы ее течение не прерывалось, продолжалось при любых обстоятельствах. И она сама отбирает особей, способных лучше всего обеспечить выполнение этой задачи. Вполне возможно, что вся наша человеческая мораль противоречит биологии… Впрочем, мы отвлеклись. Продолжай, пожалуйста.

– После… гибели Бориса, я часто продолжала всматриваться в свои черты, уже не имея рядом другого образчика, и представлять себе, каким он мог бы стать, мой брат. Каким он был бы сейчас, если бы его жизнь не оборвала случайная пуля. И когда я увидела Берканта… Человека, о котором ты спрашивал, зовут Беркант Брегович, он довольно известный турецкий актер. Так вот, когда я его увидела, мне в ту же секунду показалось, что я вижу Бориса, повзрослевшего, многое пережившего, но вполне узнаваемого.

– То есть, – подхватил Карл, – тебя привлекла в нем ваша дуальность, верно я понимаю? Если Борис для тебя являлся типом, дополняющим твою личность, и после его смерти ты испытывала ощущение собственной неполноты, то в этом человеке сразу прочувствовала недостающие черты. Все так?

– Наверное, – кивнула София.

– И что же случилось дальше? Почему ваша встреча в итоге обернулась твоим последним отчаянным сообщением и аварией, в результате которой ты попала сюда? Ты ошиблась в нем? Он не оправдал твоих ожиданий? Как ты не оправдала ожиданий собственной матери? Оказался не так хорош, как был Борис? Обидел тебя? Предал?

– Он… – через силу выговорила София. – Он предал прежде всего самого себя. В день аварии я была на показе фильма, в котором он снимался десять лет назад, и получила подтверждение всем моим предположениям. Он действительно был невероятно, неподражаемо талантлив от природы. Я не слишком чувствительна, как ты уже мог заметить, но его игра поразила меня, прошила насквозь. Он же глупо и нелепо разменял свой талант, погряз в пьянстве, наркоте, разгульном образе жизни, в результате чего – а также из-за его вздорного характера – ему перестали предлагать интересные роли, перестали приглашать в серьезные фильмы.

– Это прискорбно, – заметил Карл. – Однако же, Софи, какое тебе дело до этого? Он – посторонний человек, взрослый мужик, проживший, возможно, не самую счастливую жизнь. Может быть, у него были причины опуститься. Или так сложились обстоятельства. Почему тебя это так затронуло? Почему ты не смогла пережить такого открытия? Тебя так задело то, что он оказался не похож на Бориса?