Сергей Шустов - Бах

«…Целый собор. Удивительная контрапунктическая вещь!» (А.Рубинштейн, о 4-й фуге из «Хорошо темперированного клавира»).

«Не ручей, а море должно быть имя ему» (Л. Бетховен о Бахе).

«В творчестве Баха, конечно, нет ничего готического. Тем не менее, при исполнении или слушании некоторых его произведений у нас возникает образ средневекового собора» (П. Казальс).

«Если мы обратимся к Бетховену, то мы увидим, что ему совершенно чужды чисто архитектурные устремления, которые иногда увлекают Баха…» (Луначарский).

«…При восприятии какого-либо из органных шедевров И.С.Баха в исполнении немецкой школы возникают ассоциации с готическим стилем архитектуры…» (Л. Ройзман).

«Музыка — есть текучая архитектура», говорил немец Шлегель, историк искусства и философ. И баховские «Страсти», как ничто иное, подобны законченному и совершенному величественному строению.

А вот еще:

….. «Слушать Иоганна Себастьяна Баха — значит отгородить себя от мира волшебным щитом, взирать на ад с высоты рая».

(Паскаль Брюкнер. Похитители красоты)

И, наконец, последнее на сегодня:

«Все мы — пигмеи перед ним»

(Р. Шуман о Бахе).

К сорока годам я слышал только некоторые «части», кусочки «Страстей по Матфею». Судьба мне никак не сподобилась предоставить случай послушать Пассионы целиком. И вот где-то в юности я вдруг понял: не нужно мне стремиться во что бы то ни стало услышать их прямо сейчас!

И я стал готовить себя к таинству. Загадал себе, что в свой сороковой день рождения мне будет дарована честь остаться наедине, погрузиться в океан этой загадочной музыки. И я стал тщательно оберегать себя от нее до заветной поры.

Мне хватало уже знакомого Баха с лихвой; в этом океане музыки у меня было множество уже открытых и еще слабо освоенных островов. Бах уже был во мне — и властвовал полноводно. Но радостью наполнялось сердце, и ожиданием великого открытия при мысли о том, что есть еще неведомая мне вершина на далеком туманном острове. Которая ждет меня, равно как я ее. И сверкает она алмазами, коих не видел никогда. И я думал о ней. И предвкушал. И боялся втайне обмануться в ожиданиях. Боялся… нет, не разочарования, конечно же, а того неведомого, что сам загадал — и остерегся… Боялся самого себя. Что не смогу понять так, как загадал. И потому, ожидая срока, — страдал.

«Экие сложности!», — хмыкнет читатель. Да, да, мне и самому поначалу это казалось какой-то детской несерьезной игрой. Зачем этот эксперимент? Разве нельзя вот прямо сейчас купить компакт-диск — и наслаждаться? Зачем эти хитрости? Разве не готов я встретить эту музыку? Зачем ждать?

Я много думал о своей затее. И чем больше думалось, тем яснее становилось, что я выбрал верный курс в океане. Мне необходимо было иметь вершину впереди, чтобы идти к ней. Преодолевая штормы и штили. Нельзя все вершины покорять (и покорить) сразу. И «Страсти», ждущие своего часа, словно достраивались у меня в голове неким символом, далеким и зачарованным островом, еще пока не обжитым мною, — и обретали совершенно иное значение, нежели будь они услышаны в юности.

Кроме того, мы вели строительство параллельно. Полным ходом жизнь вела строительство самого меня для «Страстей»! К этим летам я «умудрился» в жизни, многое испытал, познал людей и «страсти людские», многое понимал глубже, а, самое, пожалуй, главное, — я изведал вкус времени. Мне казалось, что повторяя путь самих «Страстей» — путь, развертывающийся во времени, я лучше пойму и их смысл. Бах создавал их несколько лет, ведь такой собор невозможно построить разом! Затем, уже законченные и выверенные автором, они ровно век ждали своего первого полного исполнения.

И я задумал повторить их путь к людям. Только в моем случае это был путь к одному человеку — помните, «ниточка к сердцу должна быть единичной»? За время ожидания встречи мне довелось изведать то, что составляет обычную человеческую жизнь: потерю близких мне людей, предательство друга, обиды от тех, кого я любил и новую любовь, искание смысла своего существования, сомнения и радости, милосердие и сострадание, неудачи и взлеты. Ведь все эти явления невозможно испытать сразу! И пусть они были ничтожно мелки по сравнению с масштабом «Страстей», где люди также не понимали друг друга, предавали, верили, любили и надеялись, но это были ровно те же людские переживания и чувства! Которые земная судьба должна неумолимо отводить, отмерять каждому.

Жизнь должна была подготовить мое внутреннее восприятие жертвенности Христа, его молитвы за учеников в Гефсиманском саду, (и то, как не нашла отклика эта молитва в их сердцах, и уснули спокойно они без Учителя), и сговор первосвященников, и отступничество Иуды, и пленение Христа римскими стражниками, и глумление толпы, и сомнения Понтия Пилата, и страдания на кресте… Разве все это должно и может быть не познано обычным человеком? Разве вся сила «Страстей» не в личной причастности и прямом отношении каждого к этим чувствам и проявлениям силы и слабости Человека?

И вот наступает день, когда все готово. Чтобы воспринять три часа напряженной музыки, которые длятся «Страсти по Матфею», несомненно нужна подготовка! Это — не легкое времяпровождение! И мне действительно необходим целый день; день, не занятый суетой и мелкими событиями, которые уводили бы меня от главной цели. Ведь я ждал этого столько лет!

Разве нет смысла в обустройстве такого праздника, такого момента, когда обновляется душа?