Елена Донина - Бус

Глеб удивлённо поморгал и попытался что-то сказать.

— Я надевал очки, закрывал глаза и брал Буса за поводок, притворяясь, что ничего не вижу. Иногда налетал на машины, людей, скамейки, там…. Извинялся, — он улыбнулся. — Это было прикольно. Мне так казалось, — он замолчал. — И в этот раз, я тоже играл в тебя. Поэтому я и не помню, то есть, я вообще не видел, как мы свалились. Я только почувствовал, что лечу, открыл глаза, темно….

Глеб, молча, смотрел в пространство, между кроватью и дверью.

— Да, Глеб, так и было, — подтвердил я, глядя в его такие добрые глаза.

— Я виноват, — Женька уткнул подбородок в торчащие ключицы, и, тихонько шмыгнув носом, отвернулся, пряча слёзы.

— В любом случае, Бус должен был просигналить тебе об опасности….

Я встал и подошёл к Глебу.

— Просигналил…, но я не понял. Получается, я упал, и его за собой потащил.

— Ой, Женька…, — наши взгляды снова встретились, и рука Глеба дёрнулась, чтобы погладить меня по голове, которую я с удовольствием положил ему на колени, но в последний момент остановилась.

— Из-за меня Бус умер. Я виноват, — бедный мальчик уже не мог скрыть, что плачет, и Глеб попытался его успокоить.

— Женя, послушай, ты не виноват, хотя бы потому, что ты этого не хотел. Не хотел, ведь? — сказал Глеб мягко и успокаивающе.

— Нет! Конечно, нет!

— Значит, это несчастный случай. Так бывает.

Женя примирительно покивал.

— Как ты теперь без Буса?

— Ничего, справляемся, — Глеб подмигнул мне. — Он рядом.

И без того большие Женькины глаза удивлённо расширились.

— Я чувствую, что он здесь, понимаешь? Собаки самые верные. Они всегда рядом.

— Я буду тебе помогать, — утвердительно покивал Женя.

— Как это? Завтраки готовить? — прикольнулся Глеб.

— Нет, — Женька засмеялся, обнажив свои «заячьи» зубки, — будем ходить гулять вместе.

— Не проблема!

— Глеб, почему Женя не пришла? — вдруг вспомнил Женька.

— Она простыла.

— Сильно?

— Да, нет, ничего серьёзного.

— Блин, я даже позвонить ей не могу — мой телефон разбился же, и папа сказал, что новый купит, когда я выздоровлю, потому что врачи так сказали. И мама свой не даёт.

— Правильно.

— Ничего не правильно!

— Тише, тише.

— Может, так и лучше, — начал после паузы Женька, и грустно покривлялся, — не увидит этого красавчика!

— Ну, шрамы только украшают мужчину.

— А фингалы?

— О! Фингалы — мечта любого пацана! — воскликнул Глеб, и немного ерзанул на стуле. — Думаешь, она тебя разлюбит?

— Не знаю, — засомневался воодушевлённый красавчик.

— Вот, её об этом и спросишь.

Женька просиял улыбкой и кивнул.

Вечером у Глеба со мной был серьёзный мужской монолог. Начав издалека, он немного попетлял, пристально наблюдая за моей отсутствующей реакцией — я в этом деле профи. Каменная морда — моё второе имя.

Он смотрел на меня каким-то удивлённо-весёлым взглядом. Поразительно, его невидящие глаза вдруг заблестели, я бы сказал, засияли, и весь он сам стал несколько другим — интонации, движения. Улыбка приобрела несколько придурковатую привычку, появляться не к месту. В общем, он стал похож на Женьку.

— Ты не поверишь, я каким-то странным образом знал, что ей нравлюсь. Нет, конечно, в какие-то моменты думал, что это всего лишь мои желания, некий приятный самообман, — и он с благодарностью посмотрел на меня. — Честно сказать, я считал, что с Люсей мы отметим какую-нибудь цитрусовую свадьбу, наверняка, для таких, как мы, что-нибудь уже придумали.

Он ни разу не назвал её имени, но мы оба прекрасно понимали, что этого и не надо. И её, собственно, тоже. Вика, Вика, удавика!

Как такое могло случиться?! Вроде умный пёс, но лопухнулся-то по полной! Как я мог забыть, что Глеб меня видит?!

— Понимаешь, ты — солдат. Верный, сильный, надёжный, но я слабее. Иногда, я думаю, а не бросить ли всё это? Зачем мне весь этот красивый мир, если я его не вижу? Я скучаю. Невыносимо скучаю. И как бы я не старался и не отрабатывал движения или тот или иной маршрут, я не могу вести себя как раньше. Нет свободы. Нет ничего нового, и, по сути, нет будущего. Действительно, в каком-то смысле его нет.

Время от времени на Глеба нападало фатальное настроение. Я его понимал, вернее, жалел, но в тоже время, немного обижался. Ведь я рядом, и так как я, его любить никто не сможет, а ему всегда хотелось большего. И в тот вечер я понял, чего ему не хватало — человеческой любви.

Следующий день (среда), так же как понедельник и пятница, был у нас трудовым.

— Работа, включая сборы и дорогу в офис, не дают мне раскиснуть. Хотя многие из моих сотрудников улыбаются неискренно (не беда, я тоже так делал, да и не вижу всё равно) и искренне недоумевают, зачем я прихожу, считая, что от скуки, а я бы сказал, от тоски. Мне нравится ощущать себя частью команды, кроме того, я всё ещё главный.

Конечно, в офисе ко мне не возвращается зрение, но там всегда что-то происходит. Заказы, конфликты, форс-мажоры, телефонные звонки, шелест бумаг, скрип кресел, степлер, кулер, кондиционер…. Я уже не говорю о кофе, духах, запахе табака — всё внезапно и интересно.

Как всегда, перед самым нашим уходом, пришла Нинель Юрьевна — наша уборщица и кормилица. Люблю её. Она оставляет нам чистый, свежий дом и холодильник забитый кастрюльками и контейнерами с полуфабрикатами собственного приготовления.

Нинель Юрьевна старше Глеба на пятнадцать лет. Такая, очень старшая сестра. Несколько лет назад она попала в автокатастрофу и после стала немного приволакивать ногу и слегка оглохла, поэтому использовала слуховой аппарат. Маленькая, коренастая, но с громким от природы голосом. Особенно громкими получались у неё разговоры по телефону. И она любила повторять одно и тоже на разные лады. Поэтому, мы и работали с ней в одни и те же дни.

Глеб как-то пошутил (не при Нинель Юрьевне, конечно), что, мол, встретились однажды слепой (Глеб), глухой (Нинель Юрьевна) и немой (я), и затеяли спор. Ну, как в анекдоте.

Нинель Юрьевна всегда восхищалась моим умом. Смеялась, говоря, что ей бы мою память, потому что бывало, выйдет из кухни, дойдёт до середины прихожей, встанет и вспоминает, зачем и куда шла.

Она тяжело переживала, случившееся со мной, и стала ещё заботливее относительно Глеба. Вроде бы и делала тоже самое, а всё-таки как-то не так. Женьку она жалела, но была уверенна, что виноват он, потому что я, как было сказано ранее, был чрезвычайно умён и с поражающей её памятью, а значит, такого допустить не мог.

Глеб особенно спешил. Со вчерашнего дня он пребывал в состоянии ожидания счастья, и скрыть это он не мог. Нинель Юрьевна заметила эту перемену, и, как мне показалось, немного расстроилась — может, обиделась, что Глеб слишком рано без меня стал радостным.