Денис Горелов - Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката

И начинают запасать свадебные подарки.

Италия, 1977, в СССР – 1981. Io ho paura. Реж. Дамиано Дамиани. В ролях Джан Мария Волонте, Эрланд Юзефсон, Марио Адорф. Прокатные данные отсутствуют.

Утро. У киоска с последним номером «Коррьере делла спорта» сталкиваются двое, после расходятся по запаркованным машинам. Женщина выходит на балкон. Первый стучит внутрь фургона завтракающим убийцам – второй получает автоматную очередь через лобовое стекло, как и охраняемый им судья на выходе из подъезда. Последний номер «делла спорта» напитывается кровью, женщина монотонно кричит с балкона. Будни службы охраны высших чинов юстиции, в которой трудится бригадир Грациано, у которого тоже убьют подзащитного судью, а второго он сам убьет, чтобы лечь в конце на оживленном перекрестке, как и было ясно с самого начала.

«Я боюсь, ты боишься, он боится, они боятся», – название звучало уроком итальянской грамматики и идеально отвечало сверхзадаче прокатных организаций напугать русских капитализмом. Страна еще не знала уличного террора – как не знала и побочной правды, что напрямую он касается одной миллионной доли населения, а остальную только будоражит и скучать не дает. После разоблачений масонской ложи П-2, взрыва вокзала в Болонье, расстрелов префектов, прокуроров, журналистов и активистов левого крыла, после «Спрута», наконец («La piovra» кровавыми кляксами по черному!), казалось, в Италии на улицу носа не высуни – сразу отстрелят. Мрачный черно-белый колер этого и других фильмов Дамиани как нельзя более играл на руку сгущенному документализированному ужасу (итальянский политический фильм, как и румынская гангстерская серия, и американская социалка, шли у нас строго в ч/б – и подумать было нельзя, что «Я боюсь», и «День совы», и «Реванш», и «Признание комиссара полиции прокурору республики» на самом деле цветные!). Как кому, а итальянцам обесцвеченье шло только на пользу: черно-белый грузовик, везущий на стройку сваю с забетонированным трупом свидетельницы, черно-белый «фиат», из которого скашивают зазевавшегося на мостовой бригадира, черно-белые ступени дворца правосудия, по которым ступает согбенный комиссар известить прокурора, что «злоумышленники, как всегда, остались неизвестны», – все это сообщало происходящему ноту траурного благородства, теряющегося в солнечной средиземноморской расцветке.

Кроме самых ранних, «Дня совы» и «Самой красивой жены», все фильмы Дамиани были о тварях дрожащих – и напрасно молодой А. С. Плахов утверждал в «Искусстве кино», что «Человек на коленях» снят о распрямляющемся человеке, а «Я боюсь» – о сбросившем страх. Лежа на асфальте, фотографируя исподтишка, прячась и исповедуясь в телефон, Грациано провел куда больше экранного времени, чем с прямой спиной. Да прямой спине там и взяться было неоткуда: лучший из итальянских артистов Джан Мария Волонте сутул от природы и богатой биографии. Оно и к лучшему: храбрый до язвительности Делон – не лучший объект для самоидентификации; когда играл Волонте, зал била довольно крупная дрожь. Зло было элементарным, простецким, рядовым – и оттого вселенским. К свидетельнице забегал приятель, подзывал к окну и ловким переворотом скидывал на мостовую. Судья, застав в квартире труп экономки, заранее начинал молиться. Бригадир звонил другу, не расслышав щелчок магнитофона прослушки.

Завтра опять газеты выйдут с большими шапками.

Завтра опять кто-нибудь не поделит их у киоска.

Кроме революции, Мексике русским и показать-то было нечего.

Сериалы пришли к нам позднее.

Манера мятых нуаровых пройдох сбегать с кассой в Тихуану – еще позднее.

И текила, и фазенда, и мексиканская дуэль крест-накрест. Сопли с порохом, буррито, кесадилья, Изаура – абсолютный неозой.

Весь латинский колорит Мексика всухую проигрывала на своем поле Бразилии с Аргентиной: Рио, танго, дон Педро, огонь в бокале и много-много диких обезьян не оставляли ей шансов.

Только и выходило, что революцию пиарить. Кактус, сомбреро, Панчо Вилью и Фелипе Риверу из рассказа Лондона «Мексиканец».

Но и здесь крылась измена. Революцию и у нас, и у них делал Джон Рид. Что стало поводом для эпической саги С. Бондарчука «Красные колокола» о переустройстве вселенной на двух концах земного шара. Однако появление в фильме совершенно голой Урсулы Андресс напрочь затмило не только мексиканскую, но и Великую Октябрьскую революцию. Кроме усов, пулеметных лент и разрывов, ничего не осталось в памяти ни от той, ни от другой. Пришлось обратно переквалифицироваться в управдомы.

Знойной мелодрамой «Есения» Мексика вернула себе позицию жемчужины Карибского бассейна.

Вот ты какой, самый любимый фильм советского народа.

Мексика, 1971. Yesenia. Реж. Альфред Б. Кревенна. В ролях Жаклин Андере, Хорхе Лават, Изабелла Корона. Прокат в СССР – 1975 (91,4 млн чел.!!!!!)

Краса-цыганка умыкает у офицера кошелек и влюбляется навсегда взаимно до гроба насмерть. Табор против, но старуха открывает вождю тайну: барышня подкидыш и может выходить за кого угодно, не портя цыганской крови, которой у нее нет. По фамильному медальону та разыскивает богатую родню, которая когда-то сбыла ее с рук младенцем в корзинке из господских фанаберий, а теперь проплакала все глазыньки, да поздно. Офицера усылают на войну, там сажают в зиндан и перехватывают почту, как у свинарки с пастухом. Цыганка в гневе и дает скандала. В офицера по ходу влюбляется ее сводная сестра, дело идет к свадьбе, и все на волоске. Вам не надоело? Девяносто одному миллиону наших сограждан не надоело. Хотя краеведы утверждают, что их было всего девять и каждый смотрел картину по 10 раз кряду.

«Есения» стоит пудовой диссертации о безднах национального характера, которую зарубят на выходе за точность оценок. Ибо это Самый Любимый Фильм Русского Народа. В истории случился единственный раз, когда фильм половодьем народных чувств превзошел саму Москву, что не верит слезам, и «Пиратов XX века», – и это она, сага о цыганской невесте-подкидыше. И неча пенять на влияние «тюбетеек», исстари неравнодушных к цветастым юбкам и бразильским страстям. В перечне грехов моей родины перед Разумом и Вкусом «Есения» займет одно из первых мест рядом с Лолитой Милявской, мэром Лужковым, шоколадом «Аленка» и песней «Галина чудная Галина».

Сердечная слабость русских к Латинской Америке блистательно подтверждает Маркса. Мы разнимся с латиносами расой, религией, климатом, полушарием и даже, по словам Кона, сексуальными практиками. Нас роднит единственно способ производства: неустойчивая сырьевая демократия с креном в коммунизм и бандитизм. Ничего, кроме песен и полезных ископаемых, ни мы, ни они производить не умеем, как ни корячимся, – отсюда общекультурные производные. Общинность. Разбойничий форс. Вера в рулетку, лотерею и фортуну вообще. Диалектическое отношение к чужой собственности. Бедняцкая страсть к цветным тряпкам. Повышенная сексуальная свобода – ибо ничем, кроме передка, половина женщин заработать не в состоянии. Религиозное отношение к футболу, что в данном случае несущественно.