Беатрис Уильямс - За морем

— Разве не в этом истинная храбрость?

— Нет. И как раз самое страшное было намного позже: стоять на перроне, провожая тебя навсегда.

Его рука замерла в глубине моих волос.

— Теперь ты видишь, родная, почему мне никогда не надо было от тебя никаких слов, — проговорил он низким мрачным голосом. — Ты на деле показала мне свою любовь. И столько тогда сказала мне, благослови тебя небо, хотя в этом и не было нужды. Я видел твою любовь. И чувствовал себя растерянным и посрамленным, ибо даже не представлял, как такую любовь я могу заслужить.

— Джулиан… — Я подняла руку к его лицу. Его ладонь тут же нашла мою, переплетясь с ней пальцами, и я непривычно ощутила впечатавшееся в мою кожу обручальное кольцо Джулиана. — Слова на самом деле столь ничтожны, когда я люблю тебя так сильно, так безгранично. Когда мне кажется, будто я вся сотворена из этой изначальной стихии. Как могла бы я просто говорить «я люблю тебя»? Этих слов недостаточно, чтобы все выразить. — Я немного помолчала, раздумывая. — К тому же самому тебе всегда удавалось сказать об этом куда лучше, нежели мне. Даже когда я пыталась, все получалось слишком скомканно.

— Ну, не знаю, — усмехнулся Джулиан. — Сейчас-то вышло просто великолепно. Весьма убедительно.

— Ага, я непременно запишу. И буду потом каждый день тебе зачитывать.

Каждый день! Как чудесно звучали эти два слова!

Я крепко сжала его пальцы.

— Прости меня за все это.

— Простить? — изумился он. — За что? За твою любовь? За то, что, не раздумывая, отправилась за мной на край земли?

Он еще крепче прижал меня к себе, мягко, неторопливо гладя ладонью по спине, и под его рукой стало постепенно отпускать ощущение разбитости во всем теле. Скрученные нервным комком мышцы как будто расправлялись, и я вся растворялась в блаженном состоянии покоя.

Через какое-то время надо мной раздался легкий смешок.

— Что такое? — подняла я глаза.

— Да вот вспомнил ту нашу первую ночь в Коннектикуте. Ты даже не представляешь, что я чувствовал, когда после стольких долгих лет снова держал тебя в объятиях. Эта неутолимая тоска по тебе и бесконечные бессонные ночи, когда я вспоминал каждую мельчайшую подробность нашей ночи в Амьене.

Я извернулась, ткнувшись носом ему в футболку.

— Ну, тут ты, в общем-то, сам виноват. Прожить двенадцать лет сущим монахом! Ведь, когда Холландер перенес тебя в наш мир, мне было всего-то тринадцать лет от роду. И я никогда бы о том не узнала.

— Кэтрин Эшфорд, — заговорил он возмущенным тоном, приподняв мое лицо за подбородок, — вы что, допускаете, что я мог бы вам изменить?

— Знаешь, все же столько лет обходиться без секса… В том смысле, что формально это не являлось бы изменой. Ведь я еще даже не знала о твоем существовании.

— Кейт, ну как, по-твоему, я вообще мог взглянуть на другую женщину, зная, что где-то ты живешь на этом свете и ждешь, пока я однажды тебя найду? Нарушить данный тебе обет — и только ради секса? — с глубоким негодованием ответил он.

— Двенадцать лет — довольно долгий срок. К тому же, Джулиан, целая толпа красоток до смерти желает забраться к тебе в постель. Думаю, я бы это поняла.

— Надеюсь, это ты так шутишь. Дразнишь меня своими бесстыдными дерзостями.

— Мне бы не хотелось об этом думать, — сказала я, смущенно уткнувшись взглядом ему в грудь, — я даже представить не могу тебя с другой… Но… это, наверное, как-то все же уравняло счет. Как ты думаешь?

— Это совсем не одно и то же. Ты-то еще не знала меня. И не была за мною замужем.

— Так ведь и ты на мне еще не был женат.

— Нет, был. По крайней мере в душе. Разве в Амьене не я собственноручно надел тебе на палец кольцо и закрепил его своим поцелуем? — Запрокинув мне голову, Джулиан страстно заглянул мне в глаза. — Кейт, любимая, единственное, чего я жаждал все эти долгие, ужасные годы, — чтобы вернулась моя жена. Моя Кейт. Ничего иного я не хотел. И никого другого, кроме тебя. И когда я вошел тогда в конференц-зал и понял вдруг, что это ты…

— Так вот с первого же взгляда? После двенадцати лет?

— Ну, я не был полностью уверен. Но мне ужасно захотелось немедленно это выяснить. И потому я вежливо сбежал с переговоров и пробрался к твоему рабочему месту. И тут пришла ты — с собранными этой несчастной резинкой волосами, с твоими необыкновенными глазами, сверкающими серебром. И я тебя узнал! Теперь я точно знал, что это ты.

— А я тогда не знала, что и думать! Сам великий Джулиан Лоуренс вдруг с бухты-барахты запал на меня.

Рассмеявшись, я потерлась носом о его ворот. Теплый запах его кожи вызвал во мне целый калейдоскоп воспоминаний. Повернувшись, я глянула из-за его плеча на широкую кровать с помятыми простынями.

— Но знаешь, ты ведь мог мне все сказать. Предупредить, чтобы я не отправлялась в прошлое. Что ты уже меня встретил и ничего изменить не получится.

— Как будто это бы тебя остановило! Кейт, ты же считала, что я мертв. А я всегда думал, что раз уж ты перенеслась назад, то значит, я к тому моменту уже погибну. И еще я знал, что ты не задумываясь пожертвуешь собой ради самой зыбкой надежды меня спасти, моя храбрая возлюбленная. Что ты непременно отыщешь возможность отправиться назад — в любом случае, просто чтобы попытаться, — потому что любишь меня так сильно и беззаветно, как я, наверное, не заслуживаю. — Он крепко и надолго прижался губами к моим волосам и наконец продолжил: — Поэтому я не мог себе позволить даже просто намекнуть тебе, что однажды ты можешь отправиться за мною в прошлое. Так, по крайней мере, если я не в силах был в конечном итоге уберечься сам, то мог хотя бы спасти тебя.

— И полагал, что ради моего спасения можешь все предусмотреть и проконтролировать.

— Возможно, я просто усвоил собственный опыт.

— Но я же не могу перестать дышать! Если такой мужской шовинист…

— Никакой я не шовинист! — возмущенно вздернулся Джулиан, но потом его тон смягчился: — Я лишь хотел защитить тебя. Я не мог иначе. Я ни за что бы не простил себе бездействия. Ты — моя жизнь. Я просто не могу без тебя. — Он помолчал немного. — Возможно, ты и права. Возможно, мне следовало бы поведать тебе больше… Я наделал столько ошибок, моя радость, а тебе пришлось за них расплачиваться.

— Бог с тобой, Джулиан, как ты можешь так говорить! Ты, который ради меня пошел под пули!

— Дорогая, меня правда лишь задело, честное слово.

— Дай я взгляну.

— Потом. Ничего там такого нет.

— Дурачок, стоик ты мой ненормальный! — улыбнулась я и, взяв его лицо в ладони, стала покрывать его поцелуями: в нос, лоб, в каждое веко, в волосы на висках, в мягкую, едва отросшую щетину на щеках.

Теперь передо мной предстало совершенно мужское лицо — с тонкой сеточкой морщинок вокруг глаз, с обтянутыми кожей скулами и подбородком. Целых двенадцать лет жизни, двенадцать лет постепенных, еле заметных перемен — и все прошло мимо меня!