Себастьян Фолкс - Энглби

Стеллингс любит ткнуть пальцем тебе в лицо и прогавкать альтернативу, причем выбрать требуется немедленно. «Основная тема квинтета „Форель“ Шуберта или „This Nearly was Mine“ из „Юга Тихого океана“? „Фингалова пещера“ Мендельсона или „On the Street Where You Live“ из „Моей прекрасной леди“? С точки зрения чистой мелодики, о’кей? Двадцать третья Голдберг-вариация Баха или „Stranger on the Shore“ мистера Акера Билка? Фортепьянная „Молитва“ Сезара Франка или „All I See is You“ Дасти Спрингфилд?»

Стеллингс, конечно, чокнутый, но логика его понятна.

Хотя мелодии у Терри Райли тоже не сразу поймаешь, если честно. Приходится слушать много, много раз, чтоб нащупать контуры музыкальной фразы. Беглость пальцев у него какая-то запредельная.

А еще пониманию музыки Райли очень способствует хороший косяк качественной марихуаны. Уверен, автор в процессе сочинения себе это тоже позволял.

Этим я и занялся после визита к Вудроу. Хотя от этого допинга случаются кое-какие провалы в памяти, но я не в претензии. Помимо всякой приятной биохимии в мозгу, это еще так вкусно …

А вам, возможно, совершенно ясно, к чему клонил старый Вудроу.

В таком случае я неправильно запомнил его слова или неправильно их пересказал, потому что сам тогда ничего толком не понял.

Кажется, это было очень-очень давно, в другой жизни. Почему?

Потому что произошло нечто действительно ужасное. Во что трудно поверить, о чем невозможно думать всерьез. Не верится даже, что вот сейчас я сижу за своим письменным столом в Клок-Корте и пишу эти слова. Но похоже, это в самом деле случилось.

Мне никто не сказал, хотя, по идее, следовало бы. К моменту, когда о случившемся узнал я, это перестало быть новостью — известно было уже почти сутки. Первое, что я заметил, — что я стою, уставившись на факультетскую доску объявлений, ставших вдруг невидимыми из-за огромного плаката со слишком мне знакомой фотографией. Я не сразу понял жуткий смысл фразы под снимком. Дженнифер Аркланд, студентка третьего курса исторического факультета, пропала.

Странная это вещь, скандальная слава. Как только лицо Дженнифер появилось на плакате, она перестала быть собой.

Превратилась в пропавшую. Исчезнувшую. И сразу в ее образе забрезжило нечто возвышенное. Это уже не просто девчонка, которая сидит рядом на лекции. О ней и подумать-то нельзя без легкого благоговения.

Все только и твердят, как хорошо ее знали и какая она была замечательная — нет, не была, она есть. «Невозможно говорить о ней так, будто ее нет» — эти ханжеские оговорки звучат постоянным рефреном во время совместных чаепитий.

Однако все равно это уже незнакомка. А не она.

Несколько дней еще живет надежда, что она уехала по дипломным делам или решила прерваться на отдых, не предупредив ни соседей, ни родителей, ни друзей. Но такое было маловероятно, почти невозможно. Джен — девочка ответственная, понимала, что за нее будут волноваться. Она считывала эмоции окружающих и хорошо представляла себе, что они чувствуют. Это вошло в привычку: она не могла не считаться с теми, кто рядом.

Поскольку разгадка у тайны чаще всего оказывается самая банальная, многие предполагали, что Джен не завтра, так послезавтра найдется в Харрогейте, или в Париже, или в родном Лимингтоне, и все с ней в полном порядке.

Не нашлась. Ни назавтра, ни на послезавтра.

Что в «Кречете», что в «Причуде», что знакомые Джен, что те, кто вообще ее не знал, все сошлись в конечном итоге на общей версии, хотя руководствовались совершенно непохожими соображениями. Все они поддержали безобидную версию — девчонка велела привратнику передать, что и как, а тот забыл; либо сунула записку в почтовый ящик куратора, а она затерялась среди почты, — притом что полагали совсем иное. На банальности произошедшего люди настаивали как раз потому, что втайне хотели чего-то будоражащего: чтобы ее похитили, замучили и выпотрошили, — ведь это гораздо интереснее версий с утерянными записками. Но кошмарные предположения вслух не обсуждались, это ведь цинизм. Да и судьбу искушать не стоит. Когда надеешься сорвать куш, всем врешь, что рассчитываешь на минимальные двадцать пять фунтов.

Одно было очевидно: что бы в конечном итоге ни выяснилось, Дженнифер больше не с нами. Даже если она отыщется, она никогда больше не будет той, кого мы знали прежде. Никогда. Наивная девчонка, которая простодушно предложила тогда чуть ли не всем кружком съездить в Париж, которая собирала тарелки после нашего сборища в своих модных клешах и кашемировом сером свитере, заправляя за ухо упавшую волнистую прядку… Она уже не вернется.

Журналисты сориентировались не сразу. Несколько дней о произошедшем — или не произошедшем — говорили только в кампусе да в местной прессе. Наконец и в одной из центральных газет появилась большая статья на пятой странице.

Номер страницы мне известен, поскольку в данный момент она лежит передо мной на столе.

Заголовок: «Пропала одна из лучших студенток». Ну и сам текст: «Опасения за жизнь двадцатилетней Дженнифер Аркланд вчера ночью получили новые основания. Весьма талантливая студентка-третьекурсница, гордость географического факультета…»

Хоть название университета не переврали.

«Веселую и всеми любимую Дженни, родом из Линмута (Гемпшир), старшую из четырех сестер, в последний раз видели, когда она возвращалась к себе домой с вечеринки на Малькольм-стрит, неподалеку от Джизес-колледжа. Вот что нам рассказал ее бойфренд, Робин Уилсон, студент-историк с третьего курса в Клер-колледже: „У Дженни все было хорошо, никаких существенных проблем, насколько мне известно. Мы все очень волнуемся и умоляем дать о себе знать, как только она увидит эту статью“».

Там было много и о семье.

«Ричард Аркланд, 52 лет, работает архитектором в местной фирме „Бойд энд Деннинг“; Лесли — домашняя хозяйка, 46 лет, родом из Ньюбери (Гемпшир)… Полиция обнаружила в комнате Дженни небольшое количество марихуаны… стиль жизни в духе „Возвращения в Брайдсхед“… в результате проверки маршрута, по которому в последний раз… Полиция просит откликнуться всех, кто располагает сведениями о местонахождении Дженнифер (где бы это ни было), и явиться для дачи показаний… См. с. 19: „Студенты: возраст Гамлета“».

Сенсацию подхватили другие газеты. Они, думаю, с удовольствием воспользовались случаем опубликовать снимки пропавшей и выбрали отличный, где она хохочет на лужайке перед большим домом. В прошлом году, в Типперэри.

Одна из популярных газет (почему-то возомнившая себя лучшей) отправила к матери Джен своего звездного колумниста.

«На пороге меня встретила мать… симпатичная женщина, типичная представительница среднего класса… в зеленой юбке миди и лодочках… Чудесные, добрые, необыкновенно синие глаза… Еле заметная „стрелка“ на колготках… „В школе Дженни всегда была звездой… так гордились ею“… Детская спальня… мягкие игрушки и мишки… Голос матери дрожит… Продолжаем надеяться… В комнату заглянул супруг, Ричард… Растворимый кофе, размякший крекер „Рич ти“… Талантливый архитектор и один из столпов местного… Три младшие сестренки сидели на угловом диване, перешептываясь и толкая друг друга локтями… Надо иметь каменное сердце, чтобы сдержать… Меня проводили к двери… На столике в холле фото пропавшей Дженни… ваза с увядшими тюльпанами… Но кто посмеет укорить…»