Алексей Лисняк - Сашина философия и другие рассказы

— Вот зараза! И тут попы! Раньше и автобусы чаще ходили, а теперь из-за вашего брата…

Он поднялся и покатился к автобусу на своих круглых ножках. Жировые складки на его толстой шее как-то по-праздничному весело затряслись. Ехать этим же рейсом, в его компании, мне не захотелось. К тому же отец Сильвестр уже выпрыгнул из автобуса, заметил меня, замахал рукой и вприпрыжку побежал к моей скамейке:

— Христос Воскресе!

— Воистину Воскресе! — мы облобызались.

— Ничего не говори, — затараторил он, — сейчас я тебе сам кое-что расскажу. У нас ночью, на службе, наши все видали… в нашем храме… короче, слушай. Народу у нас на ночной, ну ты знаешь, как в соборе-то — не продохнуть. Собрал я воскресную школу — ребятишек, преподавателей, родственничков, что в гости приехали к праздничку, и поставил у малого алтаря. Тут посвободнее, думаю, не затопчут. Открыл перед крестным ходом царские врата в малом алтаре, а сам к братии побежал, в большой. Там на Пасху служим все, ну ты знаешь. Отслужили, как обычно, радуемся. Настоятель меня поставил крест народу давать. Все так и цветут! Ясное дело, Христос воскрес! Подходят и ребятишки мои, воскреснички. Поцеловали крест, столпились и пытают, почему, дескать, все наши батюшки служили в красном облачении? Разве не в белом положено? Ну, я объясняю, что, мол, по уставу в красном-то, как и надо на Пасху, а как же. Они и говорят: а в малом алтаре Ангелы, которые служили, все в белое облачение были одеты. Представляешь, какая служба у нас в соборе была?! Все, говорят, кто у малого алтаря стоял, все видали ангельскую службу. Я попросил их, каждого, нарисовать, какая эта служба была. Сам пока пошел, разоблачился. Выхожу из алтаря, они мне и показывают. У всех одинаковые рисунки получились! Вот радость-то! Бегаю теперь, всем эту новость разношу. Не все, правда, одобряют. А то еще и посмеиваются. Да это и понятно. Я не горюю. Господь ведь говорил в Евангелии про свиней, нуты знаешь, читал? Чтобы, дескать, апостолы не разбрасывали драгоценные дары — бисер — перед свиньями. Ногами, дескать, эти свиньи все истопчут и ничего не поймут… Ладно, дальше, вон в ту церковь побегу, в Успенскую, похристосуюсь.

— Христос Воскресе!

— Воистину Воскресе!

Он убежал, точнее, ускакал на радости. Славная встреча. И новость добрая, и разъяснил мне отец Сильвестр наконец, что за герой и из какой литературы меня на этой остановке нынче донимал.

Объектив телекамеры, пусть даже и районного масштаба, заставляет трепетать. Сан Саныч во время перерыва на рекламу вылакал полпузырька валерьянки — не помогло. Вытер испарину со лба, а лоб вот уже и опять мокрый. Стотысячный город и весь район сейчас смотрят в вечерних новостях прямой эфир с новым руководителем местного сельхозуправления.

Сан Саныч заступил на этот пост совсем неожиданно. Прежний начальник помер, и его — успешного директора совхоза — назначили… сгоряча…

Все новое, непривычное. Под окнами администрации возле персонального «Вольво» курит личный шофер. На полях, было дело, ждали новые сеялки, а управление для развития села прикупило такую вот «сельхозтехнику». Галстук душит, часы за последние три дня с непривычки докрасна натерли правую руку. «Привыкай, брат, все теперь так носят, на правой. И озадачься на досуге — купи ракетку, кимоно и лыжи. Что-нибудь обязательно скоро пригодится. Работа теперь у тебя такая. Это тебе не коровам хвосты крутить».

Так районный глава поучал недавно. «Коровам хвосты… Что он в этом понимает! В моем совхозе еще осталось немного коров, да. Но это вопреки… потому, что мы в своем хозяйстве на лыжах не бегали, некогда».

…Перерыв вот-вот закончится. Оператор уже нацепил наушники, мужик в спортивном костюме опять врубил свет, глаза защипало. Барышня через столик напротив захлопнула пудреницу. Сейчас снова начнет вопросы источать. Сан Саныч не учился риторике, он начинал на тракторе. Новые речевые обороты никак не хотят запоминаться.

Накануне по совету опытных товарищей он готовился к этому первому интервью — сидел дома и всю ночь штудировал похожее интервью, только в исполнении самого губернатора. Того спрашивали: «Что вы намерены делать с разрушенной промышленностью?», а он в ответ: «Промышленность у нас испытывает тяжелые времена — заводы стоят, экономика не…» Его спрашивают, как вы намерены возрождать сельское хозяйство в области, а он: «Сельское хозяйство это важнейшая отрасль… структура…» Будто без губернатора этого никто не знает! Его спрашивают, как вы намерены работать в социальном направлении, а он: «Гражданам нужны конкретные результаты в этом направлении, это важнейшая сфера…» Сан Саныч даже заматерился: «Да сами мы знаем, какая это сфера! Делать, делать-то что ты будешь? Самой области уже не осталось, руины, а он!..» Сан Саныч свирепел и… конспектировал губернаторские мысли. Быстрее всего он запомнил ответ о духовном развитии региона: «Возрождение духовности — это символ… Важнейшее направление, актуальный вопрос…» Что делать, начальство опять не говорит, зато слово «символ» — ух, шибко к месту! — понравилось.

…В наушнике протрещало: «Приготовились, начали!» Камера засветилась красным огоньком, журналистка расплылась в приторной улыбке, Сан Саныч остолбенел. Ведущая обратилась к нему: «Уважаемый Сан Саныч, наших зрителей интересует, как под вашим руководством в районе пройдет посевная кампания? Что для этого делается?» Руководитель напрягся, мозги скрупулезно зашевелились, на пиджак с носа стекла холодная капля. «Как бы губернатор ответил?.. Символ? Не подходит. Важнейшее направление? — тоже. И “положительная динамика” сюда не вяжется. Известно, как посевная пройдет! — денег в районе нет, соляры нет, семян нет, техника осталась только в одном хозяйстве, в том самом, в моем… которую лепили из металлолома, пока покойный руководитель фотографировался с динамикой и шил себе выходное кимоно».

…Пауза затянулась. Наушник ободряюще зашептал: «Успокойтесь, представьте себе, что камеры нет, вы просто сидите с друзьями, беседуете». Сан Саныч открывает рот, прижимает к столику трясущуюся руку. «Давайте-ка… глубокий вдох-выдох. Расслабьтесь, говорите». Сан Саныч остервенело вдохнул, закашлялся. Ведущая зловеще улыбается, стреляет свирепыми глазами, ерзает. Издевается?.. Рука сама нащупывает галстук, тянет его в рот. Сан Саныч ловит себя на этом, отирает галстуком лицо, сморкается… Мычит…

В наушнике заорали: «Говорите же хоть что-нибудь! Уже и так опозорились! Теперь терять нечего».

Сан Саныч будто очнулся, захлопнул рот. Спокойно переодел часы на левую руку и…

Искренне рассказал телезрителям, как пройдет посевная.