Николай Бойков - Дом на волне…

Люба. Я что придумала, Катерина, послушай. Капитана подводить не хочу. Хоть и не знаю его. Просто, по-человечески, не хочу.

Кокша. Ему рассказать — он придумает. Они с дедом — не шаблонные.

Люба. Не шаблонные? Я, между прочим, чемпионкой по прыжкам с вышки была. В институте. Давно. Но умею еще, умею. Точно тебе говорю. Короче: прыгаю с борта. Ты — поднимаешь тревогу: «Человек за бортом! Вижу человека!» Судно останавливается, и меня берут на борт. Так я попадаю на судно второй раз. Легально. Со всеми записями в судовых документах, журналах и прочее, что там у вас есть. А? Я где-то читала, что капитан имеет право регистрировать на борту рождение и смерть. А я? Я — второй раз родилась, можно сказать?

Кокша. Роды твои еще продолжаются, если точно говорить. (Улыбнулась.) А если мы тебя не сможем подобрать? Не увидим? Не найдем — море, волны… Что тогда?

Люба. Судьба, значит. Значит, занимайтесь проблемами боцмана. Что там у него? Жена от него ушла? Или не ушла? Или у него истерика? Мужская слеза от запаха дынь? Поллюции какие-то. От долгого воздержания, наверно. А? Как тебе мой план? Или тебе на меня наплевать? Скажешь прыгать — я прыгну! Море большое, не промахнусь…

Кокша. Сиди тихо и не вмешивайся. (Набирает номер судового телефона.) Товарищ капитан! У меня срочное дело к вам. Вы можете зайти в мою каюту? Пожалуйста. Я жду.

Люба. Ну, ты даешь. Точно как в старом анекдоте про мужика-начальника.

Кокша. В каком анекдоте?

Люба. Начальник делится бедой: секретарша пригласила подождать минуту в прихожей, а потом войти в ее комнату.

Кокша. И что?

Люба. Подождал. Вошел. Сидят сотрудники отдела и поздравляют начальника с днем рождения.

Кокша. В чем суть?

Люба. Представляешь, в каком виде он вошел?

Кокша. Это не о капитане.

Люба. Что? Идет в душ, не снимая фуражку, а погоны на голых плечах руками держит? Кстати, это не он стучится?

Кокша. Он. Входите, Александр Павлович.

Капитан (входит, оглядывает обеих женщин.) Вы, я так понимаю, Люба — знакомая Степана?

Люба. Да. Только он не знает, что я здесь.

Капитан. Верю. Иначе, отчего он так грустит, с баяном-другом. А кто знает?

Кокша. Только я одна. Так получилось.

Капитан. Так получилось? Разберемся. А почему не таились до самого дома? Что надумали?

Кокша. Люба имеет план: прыгнуть за борт — она хорошо плавает. Сыграем тревогу, спасем неизвестную, поставим на довольствие и сдадим ее на берег в родном порту.

Капитан. А если не спасем? Это только дилетантам кажется: все утонут, а я спасусь, прыгну за борт — переплыву океан, шторм до неба, а я не боюсь.

Люба. А я не боюсь.

Кокша. А вы говорили, что море дураков любит. Дуракам и пьяницам везет?

Капитан. Я говорил? Мдда-а. Разберемся. За откровенность и доверие — спасибо. Полагаю, вы знаете, что другой каюты и условий для вас нет — на палубу, желательно, не выходить и за борт не прыгать. Спасение проведем условно. Так будет безопаснее и теплее. Договорились? Извините, мне на мостик. И пожалуйста, постарайтесь, чтобы экипаж из-за вас по ночам не бегал? По ночам — спать надо, ясно?! (Вышел.)

Кокша. Что я говорила?

Люба. Я думала, он хоть раз, для порядка, голос повысит? Или голоса командирского не имеет? Или он свою игру имеет и свой план? С медалью за спасение?

Кокша. Перестань! Как не стыдно.

Люба. Стыдно? За что? Что за борт не надо прыгать? Зато теперь петь можно?! «Ой мой милый вареничкiв хочет… Ой мой милый вареничкiв хочет…» А могу я с тобой завтра на камбуз пойти? Помогать буду! И на хлопцев твоих погляжу, а? Да брось серьезную играть — тебе не идет. Тебе улыбаться надо. Мы, кстати, женщины. Нам улыбаться — природой обязано!

НА МОСТИКЕ.

Судно идет в густом тумане. Звуки и голоса приглушены. Скорость снижена. Каждые две минуты раздается сигнал тифона. Капитан прилип к экрану радара.

Веничка. Туман уходит, Александр Павлович! Какое роскошное солнце!

Капитан. Греческое. Отбой тифону. Сообщите в машину: вышли из тумана, добавляем ход….

Веничка. А острова какие?! Скалы — надгробия. Высота — метров по восемьсот! Природа — ни кустика, ни деревца. Красота — девственная!

Капитан. Девственными здесь были леса еще при царе Одиссее, наверное. Потом их на строительство парусных кораблей и галер срубили.

Рулевой. Все?

Капитан. Как видишь.

Рулевой. Столько кораблей?

Веничка. А сколько тысячелетий — какой лес устоит?

Рулевой. А у нас?

Капитан. И у нас. И после нас, лет через сто, может быть, цвет травы станет белым, а цвет снега — зеленым… Может быть?

Веничка. Снег — зеленым?

Капитан. Или красным… Кстати, о наших баранах: тревогу расписали в черновике? Хочу посмотреть.

Веничка. Тревогу «Человек за бортом!», спуск шлюпки, обнаружение и спасение иностранки расписал подробно, как учили. Осталось выбрать: кто из экипажа первым увидел, кто прыгнул за борт и сопровождал пострадавшую до подхода шлюпки…

Рулевой. За это же и медаль могут дать?

Капитан. Само собой! И премию. И на берег спишут. А объяснений сколько придется писать?! Да еще и на детекторе лжи отвечать на вопросы типа: что вы увидели, прыгнув за борт?

Веничка. Прыгнул в воду, а там образ медали «За спасение утопающего» плавает. Как медуза в тропическом море, цветная.

Капитан. И теплые тапочки на меху.

(Входит старший механик.) Саш Палыч, беда. Боцман говорит, что он за борт выбросится — жить не хочет.

Капитан. Что? И этот туда же?! Где он? В каюте? Сам им займусь сейчас. (Выходит.)

Веничка. Приглашаю записываться на медаль! Кто в очередь за медалями? Записываю в очередь и организовываю награждение. Желающие прыгать за борт — в очередь… Что-то желающих-то не густо. На геройство народ не спешит. Спасение утопающих женщин — дело самих женщин…

КАЮТА БОЦМАНА.

Боцман сидит за столом и разглядывает фотографию жены. Стук в дверь и голос капитана:

Можно к вам, Гена?

Боцман. Входите, Александр Павлович. Присаживайтесь. Только не говорите ничего.

Капитан. Так не пойдет. Ты что это дурью маешься!? Заканчивай с этим! Все хорошо в меру. Можно и поскулить, можно и пожалеть. Хватит! Себя пожалей. Самому жить надо. Подумаешь, жена ушла. Пусть теперь она пожалеет: такого мужика потеряла. Дура.