Сергей Юрьевич Буянов - Сетевой маркетинг не предлагать!

— Это в наше-то время?

— Чем оно лучше прежнего? В пять сек убедишься, тут действуют другие законы! Как потомственный северянин скажу. Тут я провёл лучшие годы жизни, — Клим ностальгически вздохнул. — Школу тут закончил, понимаешь?

— Понимаю.

Клим оказался правым на все сто. Это не Земля, это нечто иное! Гостиница оказалась обычным деревянным зданием, слепленным из каких-то блоков. Крылечко, срубленное топором, никаких рекламных объявлений и надписей. Зато на фанерной табличке прикноплен ученический листок в клеточку с корявой надписью: Режим смены белья .

Напротив гостиницы располагался такой же двухэтажный барак, значительно грязнее. Это здание напоминало рабочую общагу. Огромные сосны стояли посреди двора, на их стволы натянули бельевые верёвки. Под каждым окном был приколочен большой ящик, занимающий нижнюю треть рамы.

— Это зимний холодильник, — пояснил Клим, заметив любопытный взгляд друга.

На стене дома не было больше никаких лепнин и прибамбасов. Строго и скромно.

Во дворе скопился народ. Многие наклонялись книзу, глядя на подвал. Это был даже не подвал, а какое-то помещение под домом. Дверь в завалинке. Друзья подошли поближе. Оказалось, барак стоит на сваях — бревенчатых опорах высотой до полутора метров. Пространство между землёй и полом дома отгорожено завалинкой. Двери под дом были распахнуты настежь. Изнутри шёл тлетворный дух, несло канализационными отходами. В глубине виднелась зеленоватая жижа. Туда-то и смотрели зеваки.

Народ всё прибывал. Появился небритый тип с кинокамерой. Друзья оказались в гуще городских событий.

— Давай! Давай! — орали мужики в рабочих засаленных спецовках. Все на одно лицо. Одутловатые от непомерных возлияний физиономии, посеревшие от хронического потребления горячительных самопальных напитков, словом, бегемотики!

Бегемотики, судя по всему, болели за своего коллегу, который зачем-то забрался в грязный подвал и носился по нему как угорелый. Странно, женщины стояли радом и сопереживали. Это что, новый вид спорта?

— Равва! Давай! Давай! Давай! — неистово кричала вглубь зловония немолодая женщина в ситцевом платье. Поверх платья она накинула чёрный фартук в синих заплатах.

— Да уйди ты! — донеслось из глубины, откуда-то с другой стороны дома.

Этот самый Равва, похоже, имел оперный голос.

— Не лезь под руку! — разорялся он где-то под домом. Будто бы женщина топталась рядом.

— Давай, Равва! Чего ты возишься? Хватай, что попадя! — громогласно наперебой советовали бегемотики.

У друзей возникло впечатление, что они как чужаки вторглись в неведомую жизнь. Все вокруг понимают происходящее, волнуются и переживают, а им хоть бы хны! Как инопланетяне стоят и с безучастной тупостью наблюдают.

Суетился кинооператор, пытаясь влезть в самую клоаку. Периодически он отключал микрофон, чтобы не запечатлеть множество ненормативных словечек. Приседала от волнения женщина в фартуке, ходили из угла в угол подростки, желая принять активное участие в событии городского масштаба. Но влезть в самую гущу им никак не удавалось. Внушительных размеров бегемотик занял оборону в проёме двери, не впуская даже назойливого корреспондента. Похоже, он имел немалый интерес в происходящем. Время от времени бегемотик потирал ладонями в предвкушении лечебной дозы.

Наконец из подвала раздался пронзительный вопль, похожий на младенческий. Правда, малец казался чересчур вредным и даже каким-то пакостным. Твёрдый баритон Раввы, источая матерные выражения, заглушил вопль детёныша и оповестил зрителей, что представление окончилось. Зеваки не спешили расходиться, полагая, что самое интересное впереди.

Уборщица вздохнула так, словно гора Магомета свалилась с её сухоньких плеч. В тёмном проёме появилась физиономия Раввы, перепачканная зеленоватой тиной и седой паутиной. Мощными струями с его плешивой головы стекал обильный пот, цепляясь мелкими каплями за седые пейсики. Не смотря на начавшуюся июньскую жару, Равва был одет в рабочую фуфайчонку. Её рукава были настолько пропитаны мазутом, что скрывали ветхие трещины. Со стороны спины можно было угадать, что цвет фуфайки был когда-то синим. По лицу Раввы было сложно определить национальную принадлежность. Его возраст, обесцветивший остатки волос и покрывший кожу пигментными пятнами не позволял определить, кто это? Похирис давно подметил, что старость равняет всех. Только по одежде можно определить, аксакал перед тобой или старец какой. Крупный нос, вылезшего из подвала человека, говорил в пользу Раввы. Но какого? Оси раввина или Равиля, или вовсе Вани Равникова. Однако багровый цвет этого носа позволял отнести хозяина к подгруппе бегемотиков. А это отдельная особь человечества, предусматривающая полное равенство и отсутствие какой-либо дискриминации.

Публика застыла в ожидании. Наконец Равва вылез из тёмного проёма, прижимая к груди какой-то свёрток, такой же грязный, как и его наряд. Женщина, больше всех переживающая за Равву, с прытью молодой антилопы рванулась к нему. Она протянула руки к грязному комку, по размерам с грудного младенца.

Вот в чём дело-то! Каким-то странным образом ребёнок свалился в подвал! Равва, не иначе как спаситель. Можно сказать, герой дня! Именно так его встречала публика, скопившаяся у барака.

Друзья переглянулись. Надо же, чего только не бывает в жизни!

— Руки убери! — вдруг заорал Равва.

— Спасибо тебе, Равва! А теперь, успокойся! Успокойся и отдай! — скороговоркой пролепетала женщина в чёрном халате.

— Э! Фроська! Мы так не договаривались! Гони литру!!!

Вот тебе и национальный герой!

— Потом-потом! Успокойся, я сказала!

Равва не думал успокаиваться. Как хороший футболист он обошёл уборщицу и подбежал к канализационному люку. Крышки на нём, как в большинстве городов России, не оказалось. В смрадной глубине что-то клокотало и бурлило. Равва занёс грязный комок над пропастью.

— Щас выброшу! Гони литру, Фроська!

Комок завопил прежним душераздирающим криком. В грязных лохмотьях проглянул пара голубых глазёнок.

Клим толкнул Витуса в бок. Это всего лишь кот! А друзья хотели было вмешаться и недоумевали, почему это толпа бездействует?

— Давай литру, Фроська! — поддержали соратника бегемотики. — Обещала? Гони сюда! Иначе сожрём твово кота заместо закуски!

Для убедительности Равва играючи отпустил кота и еле поймал его вновь! Изнеженное с рожденья животное, не выдержало такого обращения и вновь пронзительно закричало. Равва свободной рукой влепил коту затрещину.

— Заткнись, котяра! А ты, гони литру! Ей Богу, брошу! Не подходи ближе метра!

Фросе ничего не оставалось делать, как сбегать домой и, бренча бутылками, вернуться к спасителю. Они обменялись трофеями.