Елена Блонди - Прогулка [СИ]

Умывшись, Кира вытерла лицо тем самым полотенцем. И откликаясь невнятными «угу» на какие-то мамины высказывания, дернула бантик на вырезе рубашки, оттянула, заглядывая. Совсем небольшая грудь с торчащими носиками сосков, гладкий живот, выступающие на бедрах косточки. Кира прижала вырез ладонью, раскаиваясь, что посмотрела. Собственное тело поймало врасплох, кинулось, целясь воспоминаниями. Оно было виновато не меньше, чем голова и сердце. И сейчас пыталось избавиться от вины, перекладывая ее на саму Киру.

Нельзя позволять. Нельзя поддаваться.

Кира посмотрела на девичье личико в зеркале. Своими настоящими, взрослыми глазами. И отворачиваясь, вышла, сразу же заговорила с мамой, слушая свой голос.

— Мам, нормально все. Иди, я почищу. На пюре, да?

Мама прошла мимо, почти не глядя, и Кира поняла — она не в духе. Будет раздражаться, комментируя Кирины промахи. Ну и хорошо, а то вдруг заметит необычное.

— Ночнушку сними, не вошкай по кухне, не тебе стирать же.

— Сниму, — послушно сказала Кира.

Пока она переодевалась, мама ушла, хлопнула дверью, защелкивая замок. Старый, машинально отметила Кира, усаживаясь над помойным ведром и беря из пакета картофелину. Пока готовила себе тут место, то голова будто играла в чет-нечет, сообщая о каждом предмете — старый, новый, старый, старый, а вот — новый.

Над головой играло радио, а за окном болтали соседки, рассевшись на лавочке, которую спилили вот уже двадцать лет тому, ничего себе время убежало.

Дочистив картошку, Кира поставила кастрюлю на газ. Поискала глазами котов, ужасно уже скучая по толстому Клавдию и самостоятельной Лиссе-Клариссе.

— И зачем я тут? — она оперлась руками о подоконник, выглядывая из-за тюлевой занавески, — не просто же так? Зачем?

Потом они ели, мама точно, была не в духе, и Кира благоразумно не дергала ее разговорами, тайком разглядывая аккуратно завитые кудри и тонкие морщинки в уголках глаз. Такая еще молодая. И удивительно, движениями, жестами, ужасно, оказывается, похожа на нее Светка. Хорошо, что характер у Светки в деда, а не в бабушку Таню.

— Мне сегодня Лиза Петровна обещала принести сумку. Такая спортивная через плечо. Она брала Вадику, а он не хочет. Стоит десять рублей, но взять нужно, а то с чем поедешь, не с чемоданом же.

Мама осторожно хлебнула чаю, разворошила кулечек с сушками, одну взяла в ладонь и сжала, ломая на четыре кусочка.

Внутри у Киры все заныло. Это же… Это же как раз. Как раз перед тем, как она…

— Господи, — мама положила кусочки сушки на стол, — вот же маета с тобой. Сколько возни с этой поездкой!

— Мам, — сказала Кира, падая в пропасть и ужасаясь тому, что рот уже говорит ненужные вещи (а в голове орало, ты идиотка да? Кинулась менять прошлое? А как же дочь твоя ненаглядная Светильда-котильда?), — мам, ну хочешь, я не поеду. Совсем.

— Угу, — язвительно согласилась мама, — билет куплен, я денег заняла, а ты значит, раз и не едешь.

— Билет я продам, в классе. Оля Козечкина просилась, а ей не хватило путевки. Ну, заняла, отдашь обратно.

Все внутри уже кричало, впадая в истерику, требовало остановиться, издеваясь, переспрашивало, шанс, какой такой второй шанс, зачем он тебе, тебе что, плохо живется? Красивая, дочь тебя любит, мать приезжает в гости, что хочешь, то и делаешь, так и живешь, а изменишь, что получишь-то?

Но Кира уперлась, вцепившись в эти самые слова, про второй шанс, да просто уперлась, мрачно узнавая себя, свое твердолобое упрямство.

— Не поеду. Чего я тебя одну, на целый месяц.

Мама вскинула подрисованные карандашиком брови. Внимательно посмотрела на дочкино взволнованное лицо. И улыбнулась, сразу став очень красивой, такой совсем родной.

— Нет, Кирочка. Поезжай. Я знаю, как ты хотела. И потом, я тоже тут отдохну, через два месяца вдруг папка приедет, мне нужно хорошо выглядеть. Я хоть буду спокойна, что за тобой там присмотрят, и не мне по вечерам дергаться, где тебя носит. После ваших танцев. Жалко, что по телефону не поговорить, но ты мне напиши открытку, поняла?

— Мам…

Мама встала, забирая свою чашку.

— Хватит ерунду молоть. Всю душу вымотала, чтоб я разрешила. Ты здорова? Да. У тебя в школе неприятности какие? Нет. А просто так, ой я еду, ой я не еду, пожалей меня, хотя бы. Прыгаешь, как заяц через кусты.

И ставя чашку на расстеленное полотенечко, сменила тему, прекращая разговор:

— Я сегодня вторую смену взяла, Оксана заболела. Так что вернусь поздно, открою сама. А ты не ходи уж никуда, через три дня нагуляешься.

Кира вымыла свою чашку, пошла в прихожую, где мама обувала босоножки, держась рукой за стену и сгибая ногу, чтоб застегнуть ремешок на щиколотке.

— Закрой за мной, — сказала привычную фразу. И исчезла, стуча каблуками.

Кира щелкнула замком и задвинула щеколду. Повернулась, почти без удивления осматривая не ту, из прошлого, а уже нынешнюю, отделанную бамбуковой планкой прихожую. Нагнулась, подхватывая тяжелого Клавдия, и тот сразу уселся ровно, кладя на Кирину руку мягкие лапки. Понюхал ей нос, ритуально коснувшись своим — черным бархатным.

— Ох, Клавдий. Я боялась, а вдруг не доживу до вас-то. Пойдем смотреть, какой там сегодня день, число, месяц год. И где я вообще, в какой вселенной. И не уволил ли меня некий Пеший, не успев на работу взять.

Под ноги пришла Кларисса, потерлась мимоходом и, вспрыгнув на диван, раскинулась, выставляя белый живот.

Кира уселась в кресло. Погладила мягкого от счастья Клавдия.

— И что это было? И надо ли мне думать о том, как и зачем все произошло?

Ночью Кире приснился старый берег у оконечности мыса Фонарь. Там, после узкого пляжика под глинистым обрывом, начинались лодочные гаражи, почти заброшенные, через один полные развалюхи, с дырявыми лодками, вытащенными на песок. Крайний гараж стоял поодаль, после куска берега, загроможденного оползнем — его приходилось огибать по плоским камням, рассыпанным на мелководье. Каменная халабудка вырастала из того же обрыва, то ли гараж сразу строился с расчетом опереться на земляную стену, а может, земля подползла, забирая его в глиняные лапы до самой крыши. Теперь из сушеной глины торчала только передняя стена с лодочными воротами и рядом — маленькая веранда, увитая неожиданно рясным виноградом. А крыша держала на себе слой дерна, и по весне зарастала травой, расшитой синим ленком, желтым крестовником и пушистыми одуванчиками. Кира часто снимала белый фасад, синие ворота, зеленые звезды листьев, которые по осени тяжелились роскошными гроздьями и после краснели, обретая дивные, рубиновые и багровые оттенки. Ни разу не видела она, чтоб висячий замок был отперт, и старая лодка всегда стояла у небольшого пирса, застеленного щелястыми досками. Но виноград и тщательная побелка стены говорили, хозяин есть.