Елена Блонди - Прогулка [СИ]

— Я?

— Ты, ты! Попой нюхаешь цветы. Я быстро. Пока тебя не было, Тонька на шпагат садилась, ух. Я скоро.

Кира внимательно смотрела вслед быстрой Ленке, с пушистыми, пронизанными солнцем волосами по плечам. А может, он говорит такое всем? Ленка вернется и, конечно, похвастается, как физрук вокруг нее круги нарезал. Ну, это вечные шуточки, ой, девки, физик меня всю слюнями закапал, пока формулы в тетрадке чиркал. Но если Вадим что-то скажет, такое же, как сказал Кире, то Ленка обязательно… Растрещит в подробностях.

Но Ленка ничего такого не рассказала. Похвасталась, что из-за художки времени на всякий спорт нету, Вадзя кивнул и мучить не стал.

— Пусть вон Тонькой размахивает, она все равно за школу вечно отдувается на всяких сборах, — решила за физрука Ленка и стала рассказывать о своих приятелях из художки, веселя Киру смешными и меткими характеристиками.

А Кира вспомнила, из-за художки идти ей сегодня обратно в одиночестве, потому что Ленка с последнего урока понесется на свои занятия, совсем в другую сторону.

Светлая и одновременно паршивая школьная пятница неумолимо кончалась, и Вадим, наскоро проверив успехи барышень, попрощался и ушел на последние полчаса к парням, на стадион. Теперь до понедельника — смирилась Кира, и после химии ушла домой, одна, выбрав дорогу подлиннее, переулками, чтобы спокойно в тысячный раз перебрать в голове каждую секунду сегодняшнего разговора. После него была еще Хелька, но все сложилось, к удивлению Киры, не больно, а совсем наоборот. Красавица долго крутилась вокруг физрука, заглядывая в тетрадь и тыкая длинным ногтем в свои там пометки. Налегала ему на плечо грудью, будто нечаянно прижималась к локтю бедром, нависая над ним, сидящим на низкой скамейке. А потом он поднялся, отряхивая футболку, и сказал ясным, всем слышным голосом:

— Ну, Канапкина, хватит филонить, показывай, чему тебя Наталья научила.

Посмотрел на томные попытки Хельки, с ее вскриками и ойками, нацелил в журнал толстую ручку:

— Трояк тебе, гимнастка. Ко вторнику хоть что-то сумей, ясно? Сестру попроси, она получше тебя занимается.

Трое вышли на Киру из невидного переулка, она и не знала, что там есть проход, думала, это просто ворота в отдельный частный дом, только сделаны поглубже.

— Обана, — первый подскочил вплотную, ухмыляясь и делая быстрые шаги в обе стороны, чтоб Кира не смогла его обойти, — етто чтойта у нас за жабка с косичкой шарится?

Он был высоким, Кира не видела лица, перед глазами блестела черная исцарапанная кожа длинной турецкой куртки. Шумно дышал, обдавая запахом чеснока и курева.

— Пусти, — сказала она с испуганной злостью, делая шаг назад и рванувшись: там стоял другой, прихватывая ее локти, но соскользнув пальцами с нейлона курточки.

— Опа, — повторил третий, тесня Киру обратно, к кожаной груди с черными пуговицами.

— У нас просто так не ходят, — пояснил сверху Куртка, — куда дергаешься? Сильно быстрая, да?

Кира молчала, оглядываясь и стараясь не смотреть на хмельные лица, плывущие в радостном ожидании.

— Чо зыришь? — заорал вдруг первый, накручивая себя, — в глаза не смотришь? Западло? А лазить по улице не западло, значит? Умная дюже?

— Нет, — коротко сказала Кира, прижимая к бокам локти и каменея, потому что видела — ждут, что начнет биться, говорить, и тогда можно будет хватать ее, выкручивая руки и цепляя за волосы.

— Не нет, а да, — поучительно сказал орущий, подступая совсем вплотную, — вот щас дам пизды, чтоб не блимала глазами тут. И будешь нам хорошо делать, пока не расплатишься. Зюйчик, у тебя чо в гараже щас?

— Батя там, — отозвался за спиной Зюйчик и харкнул на землю, смачно прокашлявшись.

— Вот блядь, пиздота старая, — первый обернулся к третьему, — ну, а ты чо?

— Серый, да ладно тебе. Ну, куда щас ее? У меня вообще гости сегодня. У мамки.

— Под мост, — решил Серый, и уже уверенно вцепился в кирин локоть, дергая к себе, — нормально, а ты думала, не придумаю? Щас…

Кира рванулась, совершенно четко понимая, ей некуда деться, улица пуста, за спиной автобусная дорога, по которой в лучшем случае через полчаса проедет рейсовый раздолбанный автобус, и ни одной машины тут, на глухой окраине.

Оглохнув от страха и ярости, не сразу поняла, что чужая рука отпустила ее, хотя три фигуры по-прежнему стояли вокруг.

— А то что? — переспросил тот, который Серый, и сплюнул. Но в голосе напрочь не стало радостного упоения силы над гарантированной беззащитностью.

Снаружи, наверное, ответили что-то негромкое, волшебное что-то, и фигуры нехотя расступились, выпуская Киру. Она отвернулась, быстро идя к блестящей дороге, видной ей даже через слезы, и там на ней — машина какая-то, одна, белая, с раскрытой дверцей.

Кира резко вильнула в сторону, водя глазами по крашеным воротам, калиткам и каменным заборам. И остановилась, ударенная сильным, уверенным, совсем не отсюда возгласом:

— Василевская! Кира!

У машины стоял Вадим. В своей зеленой куртке с карманами, в темных новеньких джинсах. Опершись спиной на машину, смотрел спокойно, не махал рукой, не кивал. Ждал.

— А, — коротко сказала Кира.

Искоса метнув взгляд на группку парней, быстро подошла. Вадим распахнул заднюю дверь.

— Садись.

Захлопнул и сел сам, на водительское место. Киру качнуло, она убрала руку, чтоб не вцепиться в косматую шерсть Анчара, который без перерыва рычал, вздергивая черную губу над сахарными клыками.

— Спокойно, Анчар. Не бойся, он не на тебя. На уродов этих.

— Да. Я поняла. Спасибо вам.

— Пустяки. Я в центр. Тебя где высадить?

— На автовокзале. Я там рядом.

— Я знаю.

Кира с изумлением посмотрела на светлый затылок и дальше — на веселые глаза в рамочке зеркала.

— У тебя адрес в журнале. Улица Косова.

— А. Да. Конечно. Я их не знаю. Совсем.

— Я понял.

— Нет. Вы, может, думаете, что я знакома, что у меня такие вот знакомые. Нет. Ненавижу таких. Уроды. Такие над слабыми издеваются. Если знают, что ничего не будет.

— Это называется безнаказанность, Кира. Это нужно исправлять.

Он уверенно вел машину, иногда смотрел на Киру в зеркало, и ей не было неловко, может быть, из-за пережитого страха, язык был свободным, и все казалось легким и правильным сейчас.

— Как? Как можно такое исправить? Они уже есть. Такие вот.

— Наказывать, — засмеялся Вадим, — пусть знают, безнаказанности не бывает. Никогда и нигде.

— Кто же их накажет, — Кира вежливо погладила Анчара по крутому плечу под лохмами шерсти.

— Я накажу. Хочешь?

Справа уже тянулись серые пятиэтажки знакомых кварталов, и Кира выбирала момент, чтоб показать рукой, где остановить. Выпустить ее.

— Я?

— Конечно. Приказывай, королева Кира. Тати в нощи будут наказаны по твоему повелению.