Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

— Ой, — спохватилась, усаживаясь и поправляя волосы разомлевшей рукой, — как это через час? Мы же с тобой хотели, к Петьке?

— Ну, хотели, — согласилась Рыбка, тоже садясь и отряхивая вельветовые брючки, — я думала, успеем. А видишь, валялись, чуть не заснули тут.

— Оля, ну во-от…

Мимо прошла старушка в черном длинном плаще и белой торчащей беретке. Яростно оглядела сидящих барышень и, плюнув сухими губами, ускорила шаги, бормоча что-то про пьяных позорных девок, тьфу.

— Угу, — лениво согласилась Рыбка, — с кефира ужрались, аж окосели. Вот уже кошелка старая.

— Да ну ее. Ей завидно. Оль, ну пойдем на полчасика хоть?

— Ладно, — Рыбка вскочила, оглядывая себя и поправляя съехавший капюшон, — пошли, Петечка ждет ведь.

На старом крыльце техникума, заколоченном накрест досками, сидели воробьями на перилах пацаны, незнакомые. Издалека посвистели, что-то крикнули, блеснув граненым стаканом, который передавали друг другу. Девочки благоразумно обошли крыльцо по широкой дуге и вошли в железную калитку, приоткрытую в больших воротах.

Пустой по случаю воскресенья двор млел в теплом осеннем солнце. На клумбе никли растрепанные розы — желтые и белые. И одна яркая, винно-красная, тугая, как кукольный капустный кочанчик. За клумбой чернела полуоткрытая дверь в подсобном корпусе, рядом с каморкой сторожа и сараем.

— О, — сказала Оля, — ждет.

Они постукали в двери и вошли, щурясь после яркого полуденного света.

— Девочки, — сказал из сумрака медленный, чуть насмешливый голос, — милые девочки, привет, красавицы.

Оля независимо фыркнула, аккуратно проходя мимо табуреток, придерживая плащик, чтоб не смахнуть наваленные на грубом стеллаже стопки бумаги и старые папки.

— Привет, Петя, — поздоровалась за двоих Ленка, — а мы тебе несли блины. С кефиром. Но Оля все съела.

— Малая, — возмутилась Оля, валясь на свободный стул, — фух, жарко, я плащ сниму, мы ненадолго к тебе. А это что? А вот там можно я посмотрю? Эту вот папку.

— Эту нельзя, — в полумраке блеснули светлые глаза, Петя повернулся на крутящемся табурете, положил локоть на стол между кюветами и фотоувеличителем — огромным, как башня. Протянул другую руку, зацепил пакет фотобумаги:

— Лови, гурия, этот можно.

Рыбка ойкнула, хватая брошенный пакет. Ленка встала над ней, а Петя, так же, не вставая, щелкнул выключателем. В каморке, узкой и длинной, с черной плотной шторой на окне, засветила неяркая желтая лампа. Улыбаясь, смотрел, как девочки, сомкнув головы и перемешивая волосы — светло-русые длинные и русые покороче, вынимают и разглядывают скользкие снимки.

— О-о-о, — сказала Ленка, — ой, смотри, это тебя Зорик топит. Класс получилось.

— Да ну, — расстроилась Оля, — рожа косая вся. И брюхо, гляди. Фу. Дай.

— Не дам, ты выкинешь.

— Ну и выкину.

— Оль, не дури, отлично же вышло! Смотри, брызги какие!

— Та шо мне брызги. Дай сюда!

Ленка беспомощно оглянулась на Петю. Тот улыбнулся и кивнул, разрешая. Оля сердито выхватила пару фотографий, смяла, суя в карман плаща. Ленка вздохнула и стала смотреть дальше.

Маленький пляжик, он тут же, под парковым обрывом, чуть в стороне от высоких деревьев. Сверху над ним скала, на ней древнее городище, а внизу лысая полоса камня, усыпанная колючей каменной крошкой. И острые валуны торчат из воды.

Они с Петей и познакомились там. Девчонки ушли поплавать, Семки, Рыбка и еще одна девочка, со странным именем Элида, маленькая, как пластмассовый пупс, но с грудью третьего размера. Ленка вернулась раньше, подошла к расстеленному покрывалу и открыла от возмущения рот. Рядом лежал спортивный велик, весь в блестящих цацках. А на их коврике сидел посторонний молодой человек, уже явно не пацан-школьник, а совсем взрослый. Загорелый, как черт, в белых спортивных шортах и цветной импортной майке с полосками. Улыбнулся Ленке, как родной, и стал ей что-то там трепать, какие-то шуточки. Она села сбоку, надуваясь от злости, и очень ядовито на каждую шуточку отвечала. Ждала, когда ж, наконец, поймет, нефиг садиться, когда не приглашали. В конце-концов внезапный гость соскучился, и, глядя снизу вверх на подошедших мокрых девчонок, грустно подытожил, имея в виду, конечно, Ленку:

— Мегеры вы, девочки. Так и замуж никогда не выйдете.

Ленка аж задохнулась от возмущения. Открыла рот, да так и осталась с открытым сидеть — парень перевернулся на колени, опираясь на руки, приподнялся, нашаривая свой велик, вскинул его, ставя перед собой привычным каким-то движением. И поднялся сам, волоча непослушные ноги. Уселся, рукой поднимая каждую ногу и суя в стремена на педалях. Улыбнулся и поехал между полураздетых людей, кивая и смеясь знакомым, что окликали его со всех сторон.

— Это Петька, — сказала Элида, садясь и отжимая густые темные волосы, гладкие, как блестящее полотно, — он с моей сеструхой в один класс ходил. Нырнул вот, ударился об камни. С тех пор почти не ходит. Ездит на велике. Он в техникуме фотограф.

— Черт, — пробормотала тогда Ленка, садясь и маясь стыдом, — вот черт же и черт…

А когда Петя в следующий раз через пару дней появился на пляжике, она, уже устав его высматривать и ждать, вскочила и закричала сердито и звонко, размахивая мокрой рукой:

— Петя! Мы тут. Иди к нам.

— А тебе нравится?

Она подняла голову, держа в руке десяток скользящих снимков:

— Что? А…

Вытащила один, показывая его хозяину:

— Этот вот, — и заторопилась, уточняя, — тут все хорошие, правда. Этот мне совсем нравится, сильно. Ну…

— Я понял, — он засмеялся и повернулся, откидываясь. Над столом, среди криво и косо пришпиленных фотографий появилась новая, такая же, как в ленкиной руке, только раза в три больше. На ней, на фоне клумбы, заваленной ворохом летних роз, взявшись за руки, кружились две босые девочки, раздувая широкие подолы над блестящими коленками. Сверкали зубы, летели по жаркому воздуху рассыпанные пряди русых волос — длинных и покороче. И у обеих — пушистые, насквозь просвеченные солнцем.

— О, — сказала Ленка, оглядываясь на Олю, — ну смотри, смотри, класс какой!

— Я рад, — Петя церемонно прижал к груди сильную руку с длинными пальцами. Темные ровно стриженые волосы свесились, закрывая лоб.

Ленка смущенно смеясь, сделала книксен. Передавая Оле пакет, отошла, садясь на заваленную покрывалами тахту и скидывая курточку. Прислонилась к стене, завешенной облезлым ковром. Так тихо и так спокойно, и за распахнутой дверью — сонная тишина.

— Пакет вам, там каждого снимка по два, поделите. А я буду печатать, утром пленки проявлял, к понедельнику для директора надо откатать сотню картинок. Оленька, дорогая, дверь прикрой поплотнее, и замок там. А то влезет кто, засветит бумагу.