Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

— А ты?

— Что я? — Ленка допила компот и стала составлять тарелки на коричневый поднос.

— А я тебя приглашаю, — заявил Митя, вставая и прикладывая к узкой груди худую руку, — и вообще, у меня тут тетка живет, хочешь, в гости смотаемся? Хоть сегодня вечером.

— Угу, — Ленка ткнула на поднос Митины тарелки, отобрала у него пустой стакан, — мне Инесса таких гостей навешает, только ой.

— Та! — Митя джентльменски оттолкнул Ленку и принял поднос, перекашивая его под стопками тарелок, — моя тетка, между прочим, в горнаробразе работает, меня Кочерга отпустит, я, почему думаешь, поехал.

Ленка поддержала поднос. Пошла рядом к стойке, приноравливаясь к Митиным шагам.

— И меня отпустит? С тобой если?

— А то, — наслаждался Митя, мелькая острыми коленями в школьных брюках, — на раз! Теханше позвоню, дам Кочерыжке трубку. У меня, между прочим, хронический гастрит, мне нужен домашний режим и питание. Так что даже с ночевой можно отсюда свалить. Она на горке живет, у них там свой дом. Прикинь, Каток, под самой крышей там комнаты.

— А чего ж ты тут компот луцаешь? Если такой больной?

— Тут интереснее, — признался Митя, ставя поднос на стол, — меня дома задолбали уже, ах учеба, ах золотая медаль. А тут во — кости с черепушками. Дискотека.

Ленка представила себе эту самую дискотеку, Митечку, отплясывающего с кругленькой Валей. Мрачную Кочергу в углу. Фыркнула.

— Внимание! — прокричала из дверей давешняя дама-председулькин, — вни-ма-ние, дети! Кому нужно переодеться и в туалет, у вас двадцать минут! И все в аудиторию номер семь! На втором этаже! С собой ручку и тетрадь с записями.

В коридоре гулко шаркали шаги, все деловито шагали туда-сюда, кто-то махал, разыскивая знакомых, кто-то кричал, здороваясь.

Митя шел рядом, крутя в руке пластмассовую косточку и делая ей выпады перед собой.

— Угу, — сказала Ленка, размышляя, — а что… Это мысль, Митенька. Ты правда можешь отмазать нас у Кочерги? На сегодня вот, до самого вечера?

Митя остановился, опуская руку с костью. На пятнистые щеки взошел яркий румянец.

— А ты, что ли, согласна? Поедешь со мной?

— Нет, — поколебавшись, призналась Ленка. Оглянулась, проверяя, не следит ли за ними завуч. И просовывая руку под Митин локоть, потащила его к повороту коридора, где синели двери в туалеты.

— Но мне нужна твоя помощь, Мить. Очень, очень нужна.

В закутке коридора Митя выслушал просьбу, постукивая носком ботинка по деревянной урне. Сунул руки в карманы.

— Ладно, я понял. Ну, я могу, да.

— О, какой ты. Вот спасибо!

— А тебе зачем надо свалить?

Ленка замолчала. Она надеялась, что Митя просто согласится. Позвонит тетке, та расскажет Кочерге, что двое отличников, почти медалисты, приглашены на домашний ужин, потом Митя приведет Каткову обратно, не волнуйтесь, Инесса Михална… И Ленка смотается в этот дурацкий Коктебель, на автобусе, туда полчаса ехать, она дома посмотрела расписание. Ну, там пара часов, найти эту «Ласточку», отдать посылку. И вернуться. Потом Митечке сказать, ой Митя, устала, спать хочу. И уйти к никелированным кроватям. И завтра уже нормальная скучная жизнь, с лекциями о победе коммунистического труда…Но рассказывать ему о внезапном брате, о купленном на занятые деньги лекарстве. Да и вообще, это ее дело, личное.

— Митя, я не могу. Извини.

Митечка сердито ухмыльнулся, развел тощие руки.

— Тогда и ты меня извини, Каток. Не стану.

— Какой ты, — беспомощно сказала Ленка, те же слова, но уже совсем по-другому.

Конечно, она могла бы ему чего наврать. Но ужасно не хотелось. Она волновалась. И волнение было каким-то странным, будто бы что-то решается в ее жизни, а не просто — поехать отдать и забыть. И от этого казалось, нужно следить за поступками. И словами. Некоторые, как вранье сейчас, казались совсем ненужными, вредными. Будто соври она и что-то в будущем непоправимо изменится. Не случится.

— Митя… Я, правда, не могу тебе сказать. Разве мало — я прошу помочь. И ты мне поможешь, представь, как это будет клево. Будешь дальше жить и знать, что помог — просто так. Не в обмен на что-то.

— Клево? То есть совсем без ничего взамен и вдруг клево? — сильно удивился Митя.

— Ну да, — удивилась в ответ Ленка, — в этом же и получается самое клевое. Взамен любой дурак сможет. А ты будешь такой — самый супер-супер. Супер-Митас-Витас!

Митя сложил губы, пытаясь засвистеть, фыркнул, брызгая слюной, и смутившись, быстро обтер рот краем рукава.

— Ну ладно. Я кажись, врубился. У тебя свидание да, Каткова? С лета, наверное, да? Ты специально попросилась, и теперь кинешься, ой-ой, ты мой любимый, вот я приехала повидать хоть разочик! Да?

Ленка молчала, сердито глядя на злого Витаса. Узкое лицо в пятнах румянца было таким, будто он…

— Ты меня что ревнуешь, что ли? — удивленно догадалась она, — ты чего, Митя? Я же не твоя девушка и никогда не была.

Тот помолчал, ковыряя ботинком урну. Толкнул и та, скрежеща, сдвинулась.

— Опрокинешь ведь. Пойдем, пора нам. Кричат там уже.

А потом он сказал ей в спину, и Ленка замедлила шаги, не поворачиваясь, кивнула.

— Ладно. Иди на свое свидание, я отмажу.

В самом конце коридора, когда вышли на лестницу, сказала нежно:

— Спасибо, Митенька.

И пошла рядом, касаясь локтем его руки. Митя вздернул подбородок, снова сложил губы, но вспомнил попытку и не стал свистеть. Вместо этого заявил, с просительными нотками в голосе:

— Но ты за это со мной завтра потанцуй, да?

— Обязательно! — Ленка засмеялась и полетела вверх, стукая по гладким ступенькам острыми каблучками, — ван вей тикет, Митас! О-о, о!

А вечером она брела, спотыкаясь и путаясь коленями в длинных полах вишневого пальто, по узким улицам поселка с кукольными домишками, поправляла на ноющем плече сумку и ругалась мысленно самыми распоследними словами.

От хорошего настроения не осталось ни следа. Все начало разваливаться еще там, на автовокзале в Феодосии, где она сперва долго ждала автобуса, и он, громыхая и переваливаясь, вез ее через весь город в сторону старого кладбища. Маленькая Феодосия оказалась неожиданно длинной и бесконечной, время неумолимо утекало, а Ленка болталась в набитом автобусе почти час. И потом еще ждала пригородного, в который тоже набились целой толпой громкие усталые люди, и пришлось висеть, тыкаясь носом в сухие листья на саженцах, что торчали между колен толстой тетки у окна. За немытыми стеклами стелились серые холмы исчирканные столбами с провисшими проводами. Торчали там и сям коричневые, от сумерек почти уже черные пятнышки коров. Ревя, автобус лез в гору, и Ленка больно упиралась ногой в край ведра, засунутого под сиденье. А после катился вниз, и ведро выезжало, само тыкаясь в ее ногу.