Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

Когда песня кончилась, и без перехода Макаревич завел печальное, про Солнечный остров, что скрылся в тумане, из толпы вынырнул Пашка, схватил Ленкины плечи и повел, уже танцуя и блестя ей своей безмятежной улыбкой. От него вкусно пахло чистым свитером, хорошими сигаретами. И сладкими женскими духами. Ленка поморщилась, отворачивая нос.

— Прикинь, — засмеялся Пашка, щекоча ухо губами, — ну ты прикинь, видела эту — сиреневую? Приехала сюда в первый раз, меня отыскала. Люблю, говорит, жить не могу. Грозила отравиться. Вот глупые девки.

— А ты где ее взял? — Ленке стало приятно, что он сиреневую бросил и вот, жалуется.

— Та. То до армии еще. В школе за мной бегала, ну вернее, я ж в бурсу ушел с девятого, так она приезжала к нам на танцы там. Такое.

— Паш… ты ее случайно не того, на этого?

— Ты что! — испугался Пашка, она дите совсем была, мне садиться из-за нее, что ли? А сегодня что делать мне? Давай, соседка, я ей скажу, что мы с тобой встречаемся, а? Она и отстанет.

Ленка нашла глазами сиреневое пятно в темном углу. Стоит. Глаза блестят цветным, не отрываются от них. Торчат вокруг головы просвеченные кудряшки.

— Она одна, что ли?

— С подругами была, они тоже втроем везде шарятся, как вы вот, — он наклонился, поцеловать Ленку, но та увернулась. На сердце стало кисло. Странный он какой-то. Прилип, как репей к штанине, а мелет языком всякую обидную чушь. То — соседка, близко живешь, теперь вот — чтоб свалить от влюбленной девицы. И эта его телячья улыбочка. Как будто понимает, что все ему всегда простят. За его Пашкины красивые глазки.

— Стоит одна. Похоже, бросили ее подруги.

Он не оглядываясь, пожал плечами.

— Ну и что мне?

— Так проводи, — удивилась Ленка, — необязательно же в койку, даже если хочет. Проводи домой, чтоб ее не обидели тут.

Музыка кончилась. Пашка отодвинул от себя Ленку, весело оглядывая сердитое лицо.

— Ну, Ленуся, ты странная. Не встречал еще такую. Сама меня отшиваешь, и тут же — не трогай девочку, даже если захочет. А потом опять, иди проводи…

— Да что странного? — удивилась Ленка, — это нормальное все!

Пашка торжественно поцеловал ее в лоб, потом чмокнул в руку, потом прижал ее к груди, глядя умильно в глаза. И Ленка не выдержав, рассмеялась, толкая его от себя.

— Иди уже, герой-любовник.

Через некоторое время в туалете, плеская водой на пальцы, Оля нагибалась к Ленкиному уху, чтоб та слышала негромкие слова:

— Конечно. Он у тебя, считай, разрешения попросил, ясно? И девку эту свою сиреневую сегодня полапает. И с Ленусей не поругался.

Поднимаясь по лестнице навстречу громыханию, стукала каблуками, вытирая руки платком, продолжала:

— Удивляюсь я тебе, Малая. Такие простые вещи. А ты глазами хлопаешь. Все перевернешь и еще готова перед ним каяться, ах я какая, не даю Пашечке. А он бедный страдает через это. Во все стороны работает. Как Ганя козел. Да все они — козлы.

Ленка промолчала. Тем более, высокая дверь раскрылась навстречу, выпуская разгоряченных танцами, ахнула ревом динамиков.

И можно было просто танцевать-танцевать, выкинув из головы на время музыки все эти сложности и перевертыши.

А утром на автовокзале, где собралась кучка сонных, взволнованных поездкой старшеклассников, Ленку ждал неприятный сюрприз.

Она прибежала последней, потому что дом в трех минутах ходьбы от платформы междугородного автобуса. И песенка про новый поворот, которую Ленка мурлыкала в такт быстрым шагам, красиво распахивающим длинные полы вишневого Олиного пальто, замерла на губах, и умолкла совсем. Рядом с острыми вихрами неровно стриженой головы Митечки Витаса, отличника из параллельного класса, по прозвищу Митя-Витя, маячила квадратная фигура Кочерги. Держа в руке перегибающуюся бумагу, Инесса Михайловна выкликала фамилию, оглядывала владетеля, вернее, владетельницу, потому что кроме Мити-Вити ехали только девочки-отличницы, вместе с Ленкой — четверо, потом делала кислое лицо и кивала, отпуская.

Вот голова Инессы нагнулась, будто решила список прободать, а после резко поднялась, обводя небольшую толпу белеющими глазами.

— Каткова? Как это — Каткова?

— Я здесь, — мрачно сказала Ленка, становясь рядом с пышной девятиклассницей Виолой Стучаловой, девочкой некрасивой, с сутулой до шарообразия спиной, — так она видимо пыталась уменьшить большую бесформенную грудь.

— Кто позволил? — голос завуча поднялся было, но икнул и сорвался в писк, бумага в коротких пальцах затряслась.

Девочки переглянулись, шепчась и сочувственно глядя на Ленку из-за спины завуча. А та, помолчав, повернулась и резко шагая, скрылась в стеклянных дверях здания автовокзала.

— Попала ты Каткова, — безмятежно сказал Митя-Витя, и повел плечами. Такими же острыми, как вихры и как тонкий бледный нос.

— А почему она? — удивилась Ленка, вставая поближе к девочкам.

Ответила Валя Семенова, маленькая, с нещадной завивкой баранчиком на круглой голове, задирая к Ленке обожающее лицо:

— А заболела, Элина заболела, и вот Кочергу назначили. Она за директрисой побежала. Вот, блин, да?

От дверей и правда, Кочерга возвращалась не одна, издалека тыча в Ленку пальцем и, передергиваясь с отвращением, что-то горячо толковала мерно шагающей рядом Лидии Петровне. Та слушала на ходу, не шелохнув огненным на раннем солнце начесом.

Оглядев Ленку, Лидия еле заметно кивнула на ее здрасти и, отворачивая Кочергу, взяла ту за локоть в сером драпе. Сказала что-то негромко и примиряющее. Выслушала гневное бормотание, пожала плечами, опуская массивный подбородок в пену вязаного воротника. И кивнула, разводя руки, мол, ничего не попишешь.

Поглядывая на часы, сказала собравшимся:

— Инесса Михална несет за вас ответственность, так что уж постарайтесь. Не огорчайте, и не дай вам бог влипнуть в какую ситуацию. Каткова. Тебя это касается в первую очередь. После того, что ты выкинула на праздничной демонстрации, вопрос о твоем поведении будем рассматривать на заседании комсомольского совета. Ты поняла? И в твоих интересах — не усу-губ-лять!

Холодные глазки Лидии прошлись по Ленкиному лицу, уперлись куда-то в скулу возле уха. Губы скривились в презрительной и одновременно страдальческой усмешке. Но ничего не сказав, директриса повернулась и ушла, снова поглядев на часы, в сторону города, видимо на еженедельное совещание в горкоме.

В автобусе Ленка сняла с плеча матерчатую пузатую сумку, в которой на самом дне лежал сверток с драгоценными лекарствами, а на нем — тетрадки, два учебника, и ее любимая сумочка на ремешке, и в ней — пудреница, помада, крем и прочие мелочи.

— Лена, Лен! — звала ее кругленькая Валя, глядя с прежним обожанием, — Лена, со мной садись. Не лезь, Проценко, это для Лены Катковой место!