Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

— Она так и подумает.

— Пошли. А то ветер вон, холодно скоро.

И вот пришедший с запада ветер дует, беспокоя и не давая спать. Наверное, он уже принес тучи, думала Ленка, поворачиваясь и суя руку под подушку. Они совсем черные, толстые, как мой кот. Который у меня обязательно будет.

Утром она сидела в кухне, ела гречневую кашу, залитую молоком и куняла носом, слушая, как мама бегает в коридоре и в спальне, что-то роняя, подхватывая и торопясь.

— Лена, я вернусь позже, у нас собрание, чтоб они скисли все, со своими собраниями. А ты…

Шлепанье маминых тапок унеслось в большую комнату, там снова что-то упало.

— Ты меня слушаешь? — раздраженно воззвала мама.

— Да, — сказала Ленка, зевая, — куплю хлеба, да. И яблок.

— В овощном, мне тетя Вера сказала, привезли. Они паршивенькие, но дешево, и компот сварим тоже.

— Хорошо.

Ленка отодвинула пустую тарелку, потянулась, забирая со скул волосы. Надо после уроков уломать Рыбку сходить на почту. Чтоб не одной.

— Лена…

Она повернулась на близкий голос, что стал вдруг холодным и удивленным.

— Это что такое?

Алла Дмитриевна стояла в дверях, держа в одной руке цветастый пакет, а в другой длинный кусок импортного синего коттона с торчащими по краю нитками.

— Чье это? Ты где взяла?

— А. Мам, это Олеся попросила. Чтоб я ей джинсы. Отец ей достал где-то коттон, индийский. Ну вот. Попросила.

— Да? — мама встряхнула раскроенную штанину, глянула в полуоткрытый пакет, уже успокаиваясь, сказала, — а, Олеся. Ну, хорошо. Правда, она могла бы подумать, что времени у вас мало, вам нужно учиться, готовиться поступать. А тут какие-то тряпки. И чего на тебе ездить, ты тоже должна как следует браться за учебу.

— Почему ездить, мам. Она мне заплатит. Как в ателье.

Алла Дмитриевна окаменела спиной. Медленно повернулась, оттопыривая пальцы над краешком ткани, будто та вдруг испортилась и сгнила.

— Как это? Как заплатит? Ты согласилась ей — за деньги?

Ленка встала напротив, кивнула, недоумевая.

— Ну да. А что такого-то?

— Что? — Алла Дмитриевна задохнулась, резкими движениями суя штанину в пакет и держа его на вытянутой руке, — что? Ты, как какая-то обслуга, как спекулянтка, возьмешь деньги у своей же подруги? Это же… это позорище просто?

Ленка шагнула ближе, дергая из ее руки пакет.

— Да чего ты? Причем тут? Я же их заработаю. Я умею. И потом, она мне совсем не подруга. Одноклассница.

Мать взялась за виски, закатывая темные глаза. Поднялись красивые плечи, обтянутые недорогим свитерком-лапшой.

— Боже! Да как я в глаза погляжу! Соседям. Моя дочь как какая-то, какая-то… берет деньги! Ты выучись сперва! Чтоб диплом! И работа. И тогда пусть твоя Олеся приходит. Ну и, не к тебе, конечно, а куда в ателье. А у тебя будет нормальная человеческая зарплата! А не эти вот, подработки.

Последнее слово она почти выплюнула, дрожа накрашенными губами.

— На кого, мам? Что ты мне свое диплом-диплом! — Ленка прижала пакет к халату, и пошла следом за каменной спиной, по которой встряхивались темные волосы, — я, может, не хочу диплом ваш. Я, может быть, хочу это вот — придумывать и шить! Красивое! Я уже могу. А тебе лишь бы диплом!

— Да! — мать, не поворачиваясь, хватала сумку, суя в нее пудреницу, расческу, носовой платок. Дернула с вешалки шарфик, наматывая на шею. Посмотрела вниз, на тапочки и, чертыхаясь, скинула, хватая старые, сто раз ремонтированные сапожки. Крича туда, вниз, к поблескивающей молнии, дергала ее, срываясь пальцами.

— Все. Все поступают, и даже Иркин балбес уже на курсы пошел, в авиа-институт поедет! И ты мне вдруг такое? Ты и без высшего!

— Ты тоже без высшего! И папа тоже. И, между прочим, ваш любименький и богатенький дядя Виктор, вообще училище закончил, а работает и любит работу. И веселый всегда. А я, может, не хочу, в этот ваш торговый! Мне не нравится!

Мать выпрямилась, опуская руки. Темные глаза на покрасневшем лице смотрели с тоской, губы кривились.

— Леночка. Ну, какая тебе разница. Ну, торговый. Зато у нас, и не надо ехать. Пока учится Света, и ты уже три года отучилась бы. А хочешь, ну вот есть еще рыбный институт. Или в Симферополе — педагогический. Конечно, по распределению могут услать куда в деревню, но это же всего три года. А диплом — на всю жизнь.

— Мам, ну что ты такое говоришь, — Ленка вдруг совершенно устала, и спорить ей расхотелось, — а, ладно. Иди, а то опоздаешь.

— Ох! — Мама ловила пуговицы плаща, поднимая плечо со сползающей сумкой, — да-да, я побежала. В общем, ты поняла. Материал Олесе вернешь. Извинишься, пусть унесет, ну, кому-нибудь. А ты прямо сегодня начинай уже браться всерьез.

— Как это вернешь? — сказала Ленка закрывающейся двери, беспомощно схватила щетку и сразу швырнула ее снова.

Маму она знала. Теперь по вечерам в квартире будет стоять запах корвалола, и без перерыва — упреки и жалобы. Кончится все только когда она скажет, да мама да, конечно, все, я сделаю так, как ты хочешь. Но в том и дело, что сейчас так нельзя.

Ленка раскрыла пакет, в котором синела скомканная ткань и блестели в целлофанчике кнопочки. Она обещала Олесе и надо сделать. Тем более коттон такой дорогой, испортить нельзя. А еще, ну сколько можно? Почему всегда нужно делать так, как решает мама? А что началось, когда в девятом она решила, поеду на иняз, буду изучать английскую литературу, стану переводчиком. Фу…

Вспоминая мамину истерику, она снова сильно расстроилась и, когда зазвонил телефон, дернула трубку, с досадой на новую помеху.

— Да!

— Разговор с Ялтой, — механически сообщила телефонистка, — говорите.

Ленка сжала трубку покрепче и встала, мрачно глядя на себя в зеркало. Сказала в потрескивающую тишину:

— Алло. Ну?

Подождала, заводясь все больше.

— Молчать будем, да? А отца нет, между прочим, он в рейс ушел. Вашу посылочку я отправлю, не переживайте, и можете больше не звонить и не дышать тут, через весь Крым. Сегодня после обеда отправлю.

— Нет, — испуганно сказала трубка, — пожалуйста. Нет!

— Что?

В ленкиной голове мелькнула мысль о двухсот рублях, потраченных на лекарства, которые вдруг — нет? И что теперь, ей Ленке — что?

— Простите. Я и хотела. Не надо посылать, понимаете. Вы слышите меня? Я хотела сказать Сереже…

В трубке замолчало, будто кто-то бежал и свалился в пропасть на полной скорости. У Ленки похолодела спина и по руке пробежали кислые мурашки. Сережа. Это она отца так.

— Сергею… простите, Сергею Матвеевичу. Извините меня.

— Хватит извиняться, — грубо прервала Ленка, — у вас время сейчас кончится.

— Да. Валик в Коктебеле. Там санаторий, школа санаторного типа, он уже уехал туда. А я тоже, я уезжаю, и посылку некому будет. Только если на новый адрес. Вот и…