Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

— Ничего!

Она выкрикнула и замолчала. Снова сильно захотелось писать, а не надо было напоминать себе, укорила мысленно. И еще пуще пожалела себя, потому что он сейчас развернется и уйдет, и хрен с ним, а лекарства эти дурацкие она выкинет в море, вон оно рядом. Заодно и утопится.

Но мальчик не уходил, стоял, свесив руки и сутулясь. В молчании мерно шумела вода, так уютно, будто и не пляж, а что-то такое, совсем домашнее.

Ленка беспомощно огляделась, пытаясь из подсвеченного желтым тумана вытащить нужные сейчас шаги. Черт, да что ж все так по-дурацки. И он — чего молчит, ну, хоть бы сказал что — злое или наоборот…

И вдруг поняла, что в их растянувшемся от стула в сторожке до тихого прибоя на пляже знакомстве пропущена важная вещь, она забыла сказать, а он, кажется, не понял. Нет, не забыла. Испугалась.

Ленка вдохнула, чтоб набраться смелости. И, уже не думая, чтоб не остановиться, сказала сиплым голосом.

— Короче. Я твоя сестра. Каткова Елена. Сергеевна. Приехала вот, потому что папа попросил, передать. Ну, он просил посылкой, а я — так. Потому что…

— Подожди, — Валик протянул руку, жестом останавливая ее, — как сестра? Моя?

— Не знал, что ли? Твоя, да.

Подумала и добавила:

— Извини.

Через туман вдруг пролетела чайка, призрачно разведя светлые крылья, и Ленка удивилась краем сознания, надо же, почти ночь, а летает.

— Я… — сказал Валик и снова сел, положил руку на сверток, подвигая его к себе, — я… блин. Черт. Ты извини. Ну, дела. Я объясню. У тебя часы есть?

Ленка поднесла руку к глазам, щурясь, моргнула, через мокрые ресницы разглядывая плывущие зеленые цифирки.

— Дай я, — он вытянул руку, и она подошла, со своей, протянутой. Валик бережно взял дрожащие пальцы. Отпустил.

— Слушай. У меня процедуры, вечерние, ну это час, а потом отбой, я тогда свалю уже, по-нормальному. Тебе ночевать есть где?

— Откуда? Я в Феодосии, думала, успею вернуться.

— Угу… — он опустил голову, раздумывая. Встал, подхватывая сверток и пряча его под куртку.

— Тогда пойдем. Сестра Елена Сергеевна. Только надо быстрее.

Они снова вернулись, пролезая в тот же пролом в стене, но не пошли к сторожке, а обогнули корпус с другой стороны. Там, в темноте, Ленка стояла, пожимаясь и думая, что снова постеснялась, а надо было удрать в кусты и там, наконец, пописать. А Валик, тихо громыхая, подтащил к темному окну пару ящиков, что-то там поковырял у рамы, и та треснула, щелкнула, показывая внутреннюю темноту, совсем черную.

— Давай, — шепнул, подтаскивая ее за руку, — залазь, подсажу.

— Кусты, — нервно прошипела Ленка, но он подпихнул ее на ящик.

— Лезь. Там внутри туалет, нормально.

— Не уходи, — пролезая и стукаясь надоевшими каблуками, испугалась она, сваливаясь в кромешную темноту и шаря руками, чтоб не ушибиться о невидимое.

— Тут я, — он, перекрывая белесый наружный свет, мягко спрыгнул следом.

Нашел ее руку и потащил за собой к белеющим высоким дверям.

— Не стучи ногами.

Шли по пустому коридору, мимо белых дверей с одной стороны, то распахнутых, то закрытых, а с другой уходили назад одинаковые окна, полные ночного тумана. Ленка ставила ноги на носки, чтоб не греметь каблуками, от напряжения у нее взмокла спина под совсем уже тяжелым, как мешок с картошкой, пальто. Впереди еле слышно журчала вода. Наконец, свернув за угол, Валик остановил ее:

— Тут сортир. Работает. Света нет, но там снаружи фонарь.

— А ты? — испуганно спросила Ленка.

— Давай скорее. Я тут.

Она выдралась из пальто, кидая его на руки мальчику. И ступила навстречу мутному сумраку, нашаривая в кармане джинсов комочек салфетки.

После туалета жизнь стала казаться Ленке не такой уж и пакостной. Они быстро и тихо пробежали коридор обратно, потом Валик еще два раза свернул и открыл двери, откуда в глаза бликовал глянец на просторном полу. По стенке прошли большой спортзал, разрисованный квадратами света, и нырнули в небольшую дверь. Поднялись по узкой лесенке.

В темноте он снова поймал ее, толкнул куда-то, пихая вниз.

— Садись, не бойся. Тут маты, мягко. Короче, я тебя закрою сейчас, поняла? На всякий случай. Ты посиди тихо. Я через час вернусь. И поговорим.

Ленка почти упала, нащупывая у бедра прохладную кожаную поверхность. На нее сверху мягко свалилось пальто. И тихие шаги удалились, прошлепали по лесенке, внизу плавно закрылась дверь.

Она широко раскрыла глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то в настороженной темноте, но видно, окон в комнатке не было, и можно было хоть зажмуриться, хоть хлопать ими — одинаково черно и плывут от напряжения красные перед глазами круги.

Ленка проехала задницей по мягкому, отталкиваясь руками. Наткнулась спиной на стенку, с краем, неудобным под лопатками. Нащупала пальцами там, в стене, верткие мячи и вороха каких-то тряпок. Наверное, кладовка, догадалась, убирая руку и ерзая, чтоб удобнее прислониться. Наверное, всякий тут спортинвентарь. И затихла, смеживая веки, совершенно вдруг устав.

Он ее запер. Ну, понятно, такое место. Наверняка старшие лазят сюда, с барышнями. Хорошие места для зажиманий всегда редкость, и фиг найдешь такое, чтоб никто о нем не знал. Значит, правильно, что запер. Главное, чтоб вернулся. А вдруг его не пустят?

Она резко открыла глаза в темноту.

Ладно, ему не двенадцать, ну… четырнадцать точно, вон какой вырос лошадь. Конь. Допустим пятнадцать. Все равно пацан еще. Процедуры, сейчас его там нянечка или медсестра, а ну, Панченко, живо в постель! И Ленка будет тут сидеть, закрытая напрочь. Даже окон нету.

Она обдумала ситуацию. Подгибая ноги, расстегнула и сняла сапожки. Легла на мат, укрываясь пальто и сворачиваясь под ним. А фиг с ним, утром докуем, подумала сонно словами из любимого рыбкиного анекдота. И закрыла глаза.

Ей снился ресторан, за спиной Сережи Кинга музыканты дергали гитары, принимая красивые позы, но музыки не было слышно, а сбоку стояла высокая Людочка, сверлила ее суровым взглядом, и Сережа придвигал тарелку, полную макарон, залитых красным, даже на вид щиплющим язык соусом. Наклонился над столом, губы разошлись в красивой спокойной улыбке.

— Спишь? Лен…

Она открыла глаза в темноту, потянула носом воздух.

— Макароны?

Рядом послышался тихий смех, зашуршало, ворочаясь.

— О. Унюхала. Погодь, у меня свечка.

Маленький огонек прыгнул, вытягивая себя в яркий хвостик, осветил тонкое лицо с темными глазами, в каждом — пламя свечи. Согнутые плечи в свитере. И коленки с раскрытым на них пакетом.

— Ты извини, без тарелки. Ну, я в мешок. Зато ложка. Вот. Ты чего?

Ленка закрыла рот рукой, кашляя от хохота.

— Ох. Макароны в кульке. В первый раз так.

— Они вкусные, — обиделся Валик, передавая ей пакет, — я две тарелки сожрал. С мясом.