Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

— Эй! — вдруг крикнул Валик. Вскочил с камня, загремев ожерельями, прямо на границе тени, уползающей под обрыв с тропой.

— Эй, эй там! — кричал, размахивая руками, — Кандинские!

Ленка тоже вскочила, дергая его за рукав.

Но двое на тропе, будто не слыша, прошли и скрылись, оставив стихающие голоса.

— Ты не прав, о-о-о как ты не прав, и если ты посмотришь…

Валик встал, победительно выкатывая грудь.

— Видишь? Пока мы тут, нас никто не видит и не слышит, я проверял. А еще тут никогда никого. Дальше спускаются. И перед ней тоже топчутся, в соседней. А в этой пусто. Значит, ее нет. Хорошо, я придумал?

— Очень, — искренне сказала Ленка, — прекрасно придумал, будто бы бухты совсем нет.

— Я не то придумал, — поправил ее Панч, — я придумал эту бухту. Ну, как эти художники, они могут нарисовать то, чего нет. И оно будет. Я рисовать не умею. А придумать — пожалуйста.

Ленка весело посмотрела на гордого мальчика. Такой красивый. И смешной. Совершенно милый и совсем еще маленький.

— Молодец, Валик Панч. Пойдем наверх, слопаешь таблетку. И на обед.

По узкой тропе поднималась первая, цепляясь за сухие корявые ветки и придерживая их, чтоб не хлестали по лицу мальчика. И вдруг он сказал ей в спину:

— Может, я и тебя придумал себе. Ну…

На склоне отвечать было неудобно, и Ленка выбралась на верхнюю тропу, отошла к полянке, сплошь забитой колобками полыни, села на теплый камушек в ярком лишайнике. Подавая Панчу бутылку с водой, уточнила:

— То есть, меня, что ли, нет? И почему ты так решил?

Панч вернул ей бутылку. Сел рядом, неловко изгибаясь, чтоб не мешать. Сорвал веточку и прикусил, краснея щеками. Через зубы ответил:

— Такие бывают разве. В жизни. Красивые.

— О Господи, — рассердилась Ленка, — тоже мне, великая краса Ленка Малая. Бывают, Панч. Да у меня куча недостатков. И придумывал бы если, то нафига тебе сестра? Проще придумать себе девочку, так? Чтоб влюбиться. И чтоб она тоже. В тебя. А если я сестра, то уже поэтому — настоящая. Логично?

— Угу, — Валик выплюнул веточку, — если логично, то кому я нужен, больной. Таблетки за мной таскать? Только при чем тут логично, если придумывать? А сестра, это чтоб никуда совсем не делась. Понимаешь? Блин, это снова логично, да? Ты меня запутала совсем.

— Ты сам себя запутал, — засмеялась Ленка, подпихивая под кепку туго скрученные волосы, — ишь какой выгодный и логичный. Придумал сестре, чтоб сестре никуда не делась! Так вот, Валик Панч, я живая и хрен куда денусь. Чтоп ты знал.

— А я… — тоже смеясь, начал Панч.

Из-за кустов, куда ушли художники, таща свой квадратный холст, показались три фигуры. Шли, все ближе, негромко переговариваясь и смеясь. И замолчали, разглядывая сидящих.

— Ух тыж, — сказал первый, с лицом, отвернутым от желтеющего солнца и потому неразличимым, темным, — ето хтойто у нас тута сидить? Ето у нас Панченко тута сидить весь в игрушечках как елочка?

Двое, натыкаясь на говорящего, с готовностью заржали, рассматривая сверху.

— Ишо не один сидить! — провозгласил остроумный, — у него тута баришня завелася, да? У кепочки баришня.

Ленка коротко вздохнула, мелькая взглядом с одной фигуры на другую. Большие парни, лет, наверное, по шестнадцать. Здоровые. Скажешь слово поперек, могут и ударить, по голосу слышно. А начнешь мирно говорить, могут и полезть к ней. Не только с разговорами.

— Прямо, как большой совсем, наш ссыкун Панченко, — продолжал первый, сунув руки в карманы и покачиваясь на тропе, — с баришней, в кусты занурился. Шо, мелкий, скажешь нам, зачем девку в кусты привел?

— Сиди, — сквозь зубы сказала Ленка, поняв по изменившемуся дыханию Валика — он собрался подняться. И ответить.

И вцепилась рукой в его штанину, мрачно глядя из-под козырька кепки на разговорчивого.

И ведь никого вокруг. На километр пусто.

— Лысый, та пошли уже, — устал топтаться второй, и подтолкнул друга, — магаз же закроют нахрен.

— Погодь, — грозно сказал Лысый, откачиваясь, чтоб пропустить двоих, — погодь, Марчик, щас я ссыкле еще. А ну, ты, Панченко! Встал и сказал дяде Лысому, шо надо.

— Тьфу ты, — Марчик шагнул вперед и медленно пошел, слушая разговор. Третий, не поименованный, крутя головой, никак не мог решить, где ему интереснее.

Лысый, ухмыляясь, спустился на пару шагов, встал напротив мрачного Панча, который все же поднялся с камня, и стоял, сжимая кулаки.

Лысый осмотрел кепку на Ленкиной голове, колени, укрытые снятой курткой и старенькие полукеды в траве. Сломив сухую ветку, кинул из расслабленных пальцев, целя Ленке в грудь. Пропел наставительным тоном:

— Дяденька Лысый, мы с баришней поебаться пришли. Вот так отвечать надо. Понял, чмо малолетнее?

— Лысый! — голос Марчика за кустами стал злым.

— Иду, — радостно отозвался тот и полез на тропу, уже не обращая внимания на Валика и Ленку.

Когда невнятные голоса и смех скрылись, они все еще молчали, Ленка сидела, и Панч стоял, опустив голову. Потом она все же спросила, маясь, что ему паршиво, а что тут сделаешь, против трех здоровых бугаев:

— Из вашего, да? Такие козлы.

— Завтра уезжают, — хрипло сказа Валик, — на ка-нику-лы. Тьфу ты.

И закашлялся, берясь рукой за грудь. Бледное лицо стало пятнистым, брови сошлись, показывая на переносице вертикальную черту. Ленка вскочила, хватая его за руку, но он отдернул, отворачиваясь.

— Валик? Панч. Ингалятор. Он где? Достать?

— Не надо, — со злостью сказал мальчик вполголоса. И полез на тропу, хватаясь за ветки одной рукой.

— Завтра? — переспросила Ленка, и дернула его за куртку, — да стой ты. Хватит уже, скажите гордые мы какие. Стой! Ты правильно молчал. Я таких знаю. Мы молчали, и правильно. Потому что еще не хватало.

— Угу. Ты еще вокруг меня тут… за… бегай.

— И забегаю!

Ленка держала его, и Панч дернулся раз, другой. И встал, нагибая голову, чтоб спрятать лицо.

— Валечка, — сказала она ласково, подтягивая его к себе, — слышишь, ты, брат драгоценный? Молчи. Ты прям думаешь, если бы не больной, то всех раскидал и типа сразу герой? Да они и здорового ножиками попишут или ногами отметелят. Будешь потом почки лечить. А если хочешь, так мы им сегодня нос утрем. Носы. Они же придут на танцы эти? Придут, да?

Он кивнул и Ленка кивнула в ответ.

— Тогда пойдем, я тебе по дороге расскажу. Ну, немножко.

Солнце усаживалось за черные зубцы Кара-Дага, делая их еще чернее и пуская впереди ребят длинные тени. А по другую сторону бухты сверкал золотом припадающий к темно-синей воде дракон Хамелеон. Валик шел, оступаясь с тропы, чтоб идти рядом, а не впереди, и Ленка временами хватала его за рукав и тут же отпускала, когда он независимо задирал подбородок. А потом уже забыл вырываться, слушая, что она говорит, блестя глазами и поправляя плотно сидящую на волосах кепку.