Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

«Лен, я тебе позвоню потом. Сил никаких нет, ходить тут и все такое, я как разберусь с общагой и что там еще то позвоню. Или напишу. Викочке тоже передай приветы, пусть ведет себя хорошо. Оля».

Листок бумаги сложился в восемь раз, Ленка попыталась сложить еще, но тугой квадратик раскрывался, и она сунула его в карман сарафана, огляделась, пытаясь себя отчаянно уговорить, что все будет нормально. Ну и что, что мир разваливается на глазах, как раз это означает — в нем хоть какая-то мелочь должна остаться хорошей, для надежды. «Только это не мелочь вовсе» сочувственно подсказал внутренний голос, но Ленка тряхнула головой, не желая слушать. Нет. Не может быть все плохо. Ерунда! Резинки, и не так часто она с Кингом. Нужно просто скорее пойти, сдать мазок и завтра снова наступит нормальная, такая, оказывается, прекрасная и счастливая жизнь, со всеми ее проблемами и хлопотами. Именно — счастливая.

В переулке на склоне, где темные деревья софор с резными перьями листьев закрывали двухэтажное здание с синей табличкой «Кожвендиспансер», было безлюдно, но Ленка не смогла и обрадоваться этому, просто вошла скорым шагом в почти ночную с яркого света темноту маленького холла и резко нагнулась к освещенному окошку регистратуры.

— Мне… на прием. К врачу.

Замолчала, молясь, чтоб накрахмаленная медсестра не стала задавать всякие вопросы, а за спиной кто-то мягко ходил, вдалеке кашляли, и вдруг кто-то засмеялся, таким свободным обычным смехом, что какая-то часть в Ленке, не занятая разговором с сестрой, бледно удивилась, ну надо же, как смеется, будто не тут.

— Карта есть?

— Нет.

— Второй кабинет, — не поднимая головы от журнала с расчерченными графами, исписанными шариковой ручкой, ответила крахмальная девушка и поправила под краем косынки темные кудряшки.

Ленка отступила и, подняв голову, независимо и деловито пошла по коридору, в котором полумрак и пустота, и никого на разнокалиберных стульях у стен, только дальнее яркое окно закрывали два силуэта, видно, там стояли те, со смехом. Перед медной двойкой с лебединой шеей, что красовалась на высокой старой двери, сбила шаг и сглотнула. Дернула на себя дверь. Спохватившись, стукнула костяшками в звонкое дерево.

— Входите, — скучно произнес мужской голос.

Мужчина был очень толст, оплывал на стуле перед письменным столом, как огромный огарок, халат, весь в складках, задирался над коленями в серых брюках, белая шапочка торчала набекрень, открывая черные с сединой мелкие кудри. Лениво повиснув на спинке стула, он вытер короткие пальцы платком, сунул его в карман.

— Да? — выжидательно сказал тонким голосом, разглядывая ленкин сарафанчик и пальцы на ремешке сумочки.

— Мне. Мне надо мазок. Сдать.

— Снимай.

— Что? — не поняла Ленка, ерзнув руками по бокам сарафана.

— Платье свое снимай, и туда. К окну.

За окном свешивались те же резные листья, в них суетились воробьи, трещали и чирикали. Ленка повесила снятый сарафан на спинку стула и, поведя плечами, подошла к окну. Встала, закусив губу. Толстяк поднялся, сунув руки в карманы халата, встал ближе, глядя на ее грудь над чашечками белого лифчика, на шею.

— Повернись, спиной к свету. Угу.

И вдруг крикнул в полуоткрытую дверь:

— Татьяна Пална! Танюша! Посмотри девочку. И оформи.

Кивнул Ленке, снова усаживаясь. Стул протяжно заскрипел. Ленка непослушными руками взяла сарафан, посмотрела на доктора с вопросом, но тот опустил голову над развернутой газетой и нацелил ручку в клеточки кроссворда. Тогда Ленка снова влезла в сарафан и, дергая головой — волосы запутались в лямочке, взяла сумочку и вошла в соседний кабинет, встала на пороге.

— Заходи, — пропела полная женщина, тоже в халате, с крашеными темными волосами, заколотыми в узел, — садись сюда вот. Фамилия твоя, имя отчество, адрес.

Она с интересом разглядывала Ленку, и той стало неловко, какой-то чересчур пристальный взгляд после ленивого равнодушия толстяка.

— Петрова, — ответила Ленка, на ходу в панике забывая затверженную по пути сюда ложь, Нина Петрова, э-э-э, Сергеевна.

— Адрес, — подсказала врачиха, быстро записывая.

— Кирова. Два. Квартира…

Женщина бросила ручку поверх раскрытой карты в два тонких листка.

— Нет там дома.

— Что? — Ленка покраснела, смешавшись, руки задрожали на пуговицах сарафана.

— Нет, говорю, на Кирова в доме два квартир, как вы мне надоели, врушки малолетние! Кирова два — это центральная почта! Ладно. Снимай трусы, бери там салфетку, стели.

— Платье снимать?

— Подол задери повыше.

Ленка с тяжелой краской на скулах, неловко, путаясь пальцами в клеенчатом кармане на боку гинекологического кресла, вытащила салфетку, криво постелила ее, и влезла, укладывая ноги на холодный металл. Зажмурила глаза, слушая шаги, сердитые вздохи и звяканье инструментов.

— Не дергайся, — прикрикнула тетка, ловко орудуя холодным зеркалом, лежи тихо, дай посмотрю.

Ленка закрыла глаза и замерла, отрешаясь. Где-то там, внизу, ниже ее живота, в теле ворочалось холодное железо, такое чужое, очень неприятно, но терпеть можно, прикинула Ленка, тем более, у гинеколога она пару раз была и не в первый же раз зеркало. Сейчас тетка его вытащит и до завтра можно будет выкинуть из головы, забыть, будет еще почти целый день жизни, там, за окном, где софоры, воробьи и беззаботные люди, которым не надо сдавать никаких мазков… которым…

— Э, дорогуша, — врезался в уши озабоченный и одновременно устало-равнодушный голос, — да у тебя тут эрозия, похоже, на шейке, или еще что.

— Что, — прошептала Ленка, мгновенно леденея спиной.

— Петр Леонидович, — прокричала в сторону двери врачиха, снова пошевелив в Ленке зеркалом, — ты заснул там, что ли?

Подождала несколько секунд и наконец, выдернула из Ленки металлическую трубку, звякнула ею о столик на дрожащих ножках.

— Вставай, одевайся.

Звонко ударила вода в донце умывальника, и пока Ленка натягивала трусики, Татьяна Пална, оглядев в круглом зеркальце черные с малиновым бликом кудри, вытерла маленькие, как у ребенка, руки, и вернулась к столу, села там спиной к Ленке. Что-то чиркая в карте, сказала:

— Мазки будут готовы завтра, но домой не пойдешь. Вот тебе направление в корпус, останешься, не нравится мне твое влагалище, утром посмотрит тебя врач, уже с результатами. Если что найдет, сдашь кровь, из пальца, из вены, отлежишь, как положено, с курсом уколов, через две недели все сдашь повторно, если результаты нормальные, отпустим домой.

В Ленке все, ухнув, упало вниз, даже не в пятки, а будто ноги ее — черная дыра, в нее улетело и сердце, и голова, стало нечем дышать и нечем думать, вот совершенно. Без единого слова она стояла босиком на ребристом коврике, не успев застегнуть пуговицы на груди, и смотрела, как шевелятся на круглом белом лице нарисованные пухлые губы.