Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

Конечно, Гена тоже козел, как все они козлы, но во-первых, похоже, что Ленка лучшего не заслуживает, а второе — она постарается с ним справиться. А если и он начнет ей наливать вина, и говорить прекрасные слова, она это вино выльет ему на башку. Потом. Когда порешают ленкины неотложные дела, из-за которых она не может начать жить.

Утром Ленка сидела в кухне, крутила в руках чашку, пристально глядя, как внутри заверчивается темная поблескивающая жидкость. Мама стояла спиной к ней, раздраженно дергая на плите сковородку с яичницей. Обжегшись, зашипела сквозь зубы, тряся рукой. Ленка встала, вытащила из шкафчика пакетик с комком ваты и флакон с аптечным маслом от ожогов.

— Не надо, — мама сунула руку под кран, повернулась, меряя дочь негодующим взглядом.

— Я совершенно ничего не понимаю, Лена! Почему так срочно? А раньше ты не могла сказать, про эти самые курсы? Решила, если школа позади, можешь скакать, будто какая-то блоха, разъезжать туда-сюда…

— Я сама не знала, мам. И потом, я же не на всю жизнь уезжаю, нужно просто все выяснить, это несколько дней. Да я, может, сразу вернусь. Тут рядом.

— А деньги? Снова все на мне! А еще столько всего покупать, к роддому, я просто в ужасе, ночью проснусь…

«И думаю, думаю» мысленно продолжила Ленка, впрочем, без раздражения, а покаянно. Она сейчас постоянно ощущала себя виноватой, и это делало ее усталой, как после тяжелой работы. Но сейчас надо звонить доктору Гене, и может быть ехать прямо сегодня, так что мама должна знать, чтоб не волновалась зря.

— Мам. Ну Светка же уехала, давно, и ничего. А мне что, привязаться на цепь, что ли? Я же недалеко совсем. Два часа автобусом.

Алла Дмитриевна горько усмехнулась, качая головой, темные волосы рассыпались по плечам светлого платья.

— Хорошенькое ничего.

— Все выходят замуж, мам. Ты бы сама волновалась, если б она до тридцати торчала в девках.

— Что за выражения! — возмутилась Алла Дмитриевна.

И Ленка незаметно перевела дыхание. Если мама начала цепляться к мелочам, значит, в главном уже смирилась.

На стол встала тарелка с желтыми кляксами в белой окантовке. Рядом вторая.

— Ешь, — Алла Дмитриевна села сама, подцепила вилкой кусочек яичницы, — сколько тебе надо с собой? Боже, снова занимать до получки.

— Чуть-чуть, — поспешно сказала Ленка, терзая пережаренную яичницу, — на билеты, и еще ну там, на пару дней, поесть только.

— А жить?

— Общага, мам. Это училище, медицинское.

Алла Дмитриевна положила вилку и ошеломленно уставилась на дочь. Ленка опустила глаза в тарелку, внимательно тыкая мешанину желтого с белым.

— Странно. В первый раз слышу, чтоб тебя это интересовало. Нет, конечно, медик в семье — это очень неплохо, но ты и вдруг медицина. Мы с папой были уверены, что ты выберешь что-то такое, — она неопределенно покрутила вилкой в воздухе, — что-то… журналистика, например. Или искусство. Ну, или это свое швейное, ты же хотела в ателье? Передумала?

— Там не только медсестры, мам, — вдохновенно врала на ходу Ленка, — там эти, ну с документами, ведение документации, работа в регистратуре, лаборанты. Главное, там сразу практика, и может быть сразу и зарплата. Почему не попытаться?

— Ладно, — Алла Дмитриевна задумалась, — десять рублей тебе хватит? Если на три дня, к примеру? С билетами?

— Да, мам. Очень даже.

Ленка обрадованно доедала яичницу, прикидывая. Она уже посчитала и билеты, и что на еду в день ей хватит пары рублей — с головой. А поселить доктор Гена обещал, в той самой квартире. Теперь нужно ему позвонить, как только мама убежит на работу, и можно идти за билетом.

Мельком Ленка подумала, трех дней многовато, но с другой стороны, вдруг не все делается быстро, и было еще кое-что, о чем она старалась не думать совершенно, но от себя не всегда спрячешься. Там, совсем рядом, полчаса на автобусе, Коктебель. Там Валик. А вдруг получится поехать, и увидеть его.

В комнате она вытащила сумку и, слушая, как мама бегает по коридору, торопясь на работу, стала запихивать в нее запасные трусики, выстиранный сарафан, кофточку и крем от комаров. Села рядом с сумкой на диван, держа в руках те самые джинсовые шортики. Она не скажет Валику, что приехала. Просто увидит его издалека. И уедет обратно. Нельзя ей к нему. А еще хорошо бы увидеть его с девочкой, за руку там, или — целуются. Тогда можно обидеться на всю жизнь, разозлиться, ну и успокоиться, что у него все будет в порядке. В самом деле, не умрет же он без Ленки Малой! Да, она оказалась совершенно недостойной своего прекрасного брата. И она сама это как-то переживет, не кисейная барышня. Если хватило дурости так себя вести, то и получать за это наказание от жизни тоже придется. Но Вальку ужасно жаль, он же, наверняка, надеется. Все еще.

А может, все же увидитесь, прошептал внутренний голос, и ты ему скажешь… что все, все, конец, вам нельзя вместе… а он в ответ…

Заткнись, посоветовала голосу Ленка, ты нарочно так говоришь, чтоб была надежда, он поймет и простит. И все будет хорошо. Не будет!

— Ага, Лена-Елена, — обрадовался в трубке уверенный голос, — а я уж решил, передумала, не станешь звонить. Ну?

— Звоню вот, — вполголоса сказала Ленка, сидя на своем диване, — не передумала.

— Тогда так. Я сегодня и завтра с летними гостями. Одних провожать, а других встретить и сразу отправить в пансионат. Давай в пятницу. Бери билет, на утро, и сразу дуй ко мне, адрес помнишь? Как обещал, поселю под крышей, на пару дней. Потом у меня ночная, захочешь, на работе посидишь. И насчет выходных в клинике не волнуйся, для своих все в любой день работает. Ну, ждать тебя?

— Да, — слегка уныло ответила Ленка, а внутри все вращалось и кипело, нехотя замедляясь, вот… теперь нужно думать, как дожить до пятницы.

Но на столе лежали сандалики, на самом виду. И Ленка, уложив в сумку шорты, поставила ее в угол под вешалку, села, включая настольную лампу. Склонилась над кожаными ремешками, и через какое-то время с удивлением поняла, что все потихоньку отступило, все, кроме мерной работы, которая требует полного внимания, чтоб не проткнуть палец иглой и не рассечь кожу на ладони острейшим ножом-косяком. Протягивая вощеную нитку в аккуратные дырочки, поддергивая две встречных петли, чтоб легли идеально ровно, Ленка усмехнулась. Может быть, она правда — сапожник? Бедная мама. Искусство, журналистика… Еще и отца приплела. Мы с папой. Интересно, что на самом деле думает о Ленкином будущем отец, если думает, конечно.

Письмо, вспомнила Ленка, он же оставил ей, а она все никак не прочитает. Почему-то совершенно не хотелось открывать измятый конверт, который так и лежал на полке, засунутый среди книг рядом с паспортом. Ну, что там может быть написано, думала Ленка, такая тоска, наверняка, слушайся маму, Летка, да я тебе привезу ананасов банку. Ну, может еще, прости, что так все вышло, с этой Ларисой. Нет, не то настроение, чтоб читать. Ленке, которая привыкла к отцовскому молчанию, и к его болтовне после выпитого, казалось, если там какие-то рассуждения, попытки с ней поговорить, то он будто голый, сплошное неудобие и нельзя — видеть его таким. Пусть уж, как раньше. Сидит, смотрит в окно. Молчит. Правда, в Севастополе она увидела отца, который ее удивил, но это случилось быстро, и было недолго, а еще примешивалась к Ленкиному удивлению грустная ревность, ведь такой он не дома. Не для семьи. А для других, которые никак с его семьей не связаны.