Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Еще будешь? Или потолстеть боишься? Ладно, допьем, прогуляемся, побазарим. А давай на гору поднимемся? Давно была наверху?

— В школе еще. Урок мужества, такое всякое.

Напившись, они медленно прошли к лестнице и стали подниматься, останавливаясь на просторных площадках и глядя на город, который оставался внизу и открывался все шире глазам.

— Хорошо, — говорил Кинг, придерживая Ленкин локоть, — смотри, вон на морвокзале катер, мы с тобой на косу ни разу не поехали. А там классно. Была?

— Была. Там у папы с работы пансионат, мы по путевке были.

— Вот керчанка, везде была. И не удивишь тебя. Ну что, не устала? Последние сто ступенек.

Он отставил локти и быстро пошел вверх, мерно работая коленями в светлой джинсе. Ленка шла рядом, мелькали под широким подолом новые сандалетки. Кинг с интересом посмотрел, зацепил ленкин подол, поднимая выше.

— Ого, какую урвала себе обувку. Батя привез?

— Ну… Да, привез, — Ленка вспомнила другую пару, маленькую, которая осталась дома в нарядной коробке.

А в больничном дворе, когда пришла к сестре, та тоже сразу увидела, осмотрела со всех сторон, кивнула.

— Отлично, Мала-мала! Жалко Танюха уехала, она бы купила, те мелкие.

— За сколько? — с надеждой спросила у сестры Ленка, но та покачала темной головой:

— Да уехала же. Но думаю, за стольник бы взяла.

Стольник, думала Ленка, одолевая последние ступеньки и становясь рядом с Кингом над городом, где уже зажигались в светлых сумерках первые фонари, и тогда достать еще один, и она бы рассчиталась с долгом.

— Вот что я хотел сказать, — задушевно проговорил Кинг, глядя на город, — я готов тебя простить, за Димыча, вернее, за твои выбрыки последние, и если порешаем все мирно, и продолжим отношения, то тьфу на долг, что мы, чужие друг другу? А с Димоном перепихнись, ну разок в неделю давай парню, чтоб счастлив был, я не против, он свой человек. И будет у нас все путем, Леник-Оленик. Завтра с утреца прибегай ко мне, как раз и он приедет, поваляемся, я потом к Ларочке двину, вам могу ключи оставить.

Ленка смотрела на бледные пятна фонарей. Над ухом зудели комары, кидался в разные стороны свежий ветерок, сдувал кровопийц, но тут же налетали другие. По спине ее гулял липкий сквозняк, и во рту пересыхало, сладость от выпитого коктейля превращалась в кислоту.

— Что молчишь? — бархатно спросил Кинг, — не можешь утром, придешь к обеду.

— Я не приду.

Позади них говорили люди, проходили дальше, становились на самом краю, над городом, показывали руками вниз и вдаль.

— Ожидал. Понимаешь, Ленусик, у каждого дискотика случается такое. Ах, любовь. Мальчики ровеснички. Соплячата. И куда девается вся благодарность? Я вошкался с тобой столько времени. Я даже не собираюсь тебя наказывать за то, что ты так подло поступила со мной. Не встревай. Викуся мне очень подробно описала, как вы там друг друга за лобки щупали, тащились от того, что все на вас глядят. Буквально у моего дома. Ты понимаешь, что за одно это я мог бы тебя на толпу пустить, чтоб тебе пизду порвали за один вечер? Рот закрой, не шуми, стоим, мирно беседуем, поняла? Я спрашиваю, ты поняла или нет?

— Поняла, — хрипло сказала Ленка.

Дома в сумке лежал билет, на завтрашнее утро. Пусть он говорит, что хочет. Завтра она уедет. И может быть не вернется.

— Умница. Я всегда знал, что умница, а то бы и не заводился с тобой, не люблю идиоток.

«Как же, не любишь» с беспомощной яростью думала Ленка, вспоминая Ларочку или ту же Семки. Но сейчас главное не возражать, просто дождаться, когда надоест выпендриваться.

— Ты вспомни. Вспомни, родная, с чего началось все! Я тебя где подобрал? Прибежала к фотографу, инвалиду чокнутому, свои сиськи-письки на фото заснять. Так? Я тебя от позора спас, да он бы твоими снимками торговал, вся босота дрочила бы на твою голую жопу. Если бы не я. Потом дал бабла. Так? Потом жила, как хотела. Ты даже ко мне не всегда приходила, ах Сережа, не могу сегодня, ах, мама, ах дома. Я хоть раз что сказал? Нет. Все было мирно. Так нет, тебе понадобилось лизаться с каким-то фраером у меня под балконом. Чтоб вся Керчь на моей голове рога искала?

— Сережа…

— Подожди, Леник, я скажу все, потом решу, слушать тебя или нет.

Больше всего Ленку пугало то, что голос его не менялся. Не звучала в нем обида или злость, Кинг просто задушевно перечислял ее проступки, как такой добрый папа, и не хочет наказывать, но надо наказать…

— Я тогда решил, ладно. Если Ленику мало моего хуя, пусть ебется на два фронта. Есть Димон, получается нормальная шведская семья. Он давно на тебя глаз положил, просил меня да почти сразу, чтоб я тебя отдал, но я берег. Потому что уважал, девонька. Реально, уважал, такой вот я дурак. Даже в том, что мы сейчас со справками этими бегаем, ты виновата, в итоге. Потому что не полез бы Димон на ту прошмандовку, были бы чистые.

— Ты же сказал, это вы. Ты с ней.

Кинг небрежно отмахнулся, снова сунул руку в кармашек джинсов.

— Мало ли сказал. Было так, как я сейчас говорю. И точка. Короче, думал я насчет двух вариантов. Или ты остаешься со мной, как и раньше. Или с нами. Я, ты и Димон. Пожалуй, второй вариант честнее. И чтоб знала, что я не шкурник какой, повторяю, долг прощу. Но никаких выебонов больше не потерплю, поняла? Так что завтра вымойся, надухарись, нарядись, и ко мне. И послезавтра утречком Димка тебя отвезет в Камыш, в третью больницу, я позвоню, сам добазарюсь. Оно же, Леник, когда свое, его надо беречь. Буду беречь.

«Нельзя», ватно думала Ленка, нельзя ему сейчас ничего говорить, надо кивнуть. И пусть завтра ждет.

Кинг наконец замолчал. Поднимая руку, посмотрел на часы, бледно светящие зелеными цифрами по кругу.

— Комары жрут, сволочи. И тебе надо выспаться, котик-дискотик. Сегодня еще помечтай про своего недоебка прыщавого, а уж завтра…

— Я его люблю, — с отчаянием сказала Ленка, делая шаг в сторону, — люблю, и не брошу. Я не приду завтра, Сережа, ну так вот. Получилось. Не могу я.

Замолчала, ожидая крика, ругани или угроз. Но Кинг стоял, не двигаясь, и в полумраке не разглядеть, что выражало красивое породистое лицо.

— Я пойду, — Ленка сделала еще один шаг, к лестнице, по которой они поднялись.

Руки Кинга разошлись и снова опустились.

— Ну что с тобой сделаешь. Такие вот вы упрямые глупые девочки. Иди уже.

Ленка ступила на бетонную ступеньку. Еще на одну. Закусила губу и полетела вниз, боясь оглянуться. Навстречу ей медленно поднимались редкие гуляющие, иногда кто-то обгонял, спеша вниз, пробегали орущие дети, следом испуганно вскрикивали матери.

Поглощенная собой, Ленка почти не заметила группку парней, черными пятнами под фонарем с низко опущенной шеей. Вернее, заметила, но не поняла, что они перестали лениво перекидываться словами, глядя на нее. И резко дернулась, вырывая руку из чьих-то цепких пальцев.