Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

Ленка щипала пончик, смотрела на задумчивое лицо, тянула сок через трубочку. Вот интересно, он сам на работе крутил с этой своей… да, Анжелочкой. И думает, что жена должна сидеть дома? А вдруг она узнала, и поэтому? Лучше его не спрашивать, он сегодня помогал, да что бы Ленка без него делала дальше.

— Я конечно, и сам не святой, — словно услышал ее мысли Гена, — но Женька меня моложе на десять лет, а у меня кризис, не смейся, среднего, выходит возраста, молодись — не молодись, время не обманешь. И теперь, я будто на распутье. Вроде и страшно, а ну жена уйдет, заберет сына, бросит меня, дурака. А с другой стороны, вот тебе свобода, козлина, пользуйся, пока она там с Митькой по пляжам ялтинским гуляет.

Он поставил на пластик пустой стакан с серыми пенками на стенках. Раскинул руки и произнес густо, с выражением:

— Ты понимаешь, ребенок? Постылая. Я к ней рвался, я ее тайком пользовал, а теперь свобода эта — постылая. Извини, я понимаю, тебе не до меня сейчас. Но тебе лучше молчать, а я если буду молчать, выходят прям похороны, извини.

Ленка махнула рукой. У нее трещала голова, наверное, от тошнотного автобуса, и сильно болела губа под нитками. А еще было неприятно сидеть, после врачебного кабинета, где зеркала и палочки с ватками.

— Нормально. Говори, да. Я просто не могу же ответить. Толком.

— Молчи уже. Домой придем, расскажешь, где и чего тебя угораздило.

На следующее утро Ленку разбудил телефонный звонок и она, с ледяным потом вдоль спины, села, натягивая до шеи негнущееся покрывало к квадратики и ромбики. Кинг, мелькнула испуганная мысль, это он звонит, и мама сейчас поднимет трубку.

Звонки трещали один за другим, а Ленка, сидя, оглядывала чужую комнату, самодельные стеллажи, полные книг, фотографии в рамках по стенам, криво висящие шторы в крупные блеклые розы. Наконец, встала, нащупывая босой ногой колючий половичок. Прошла к столу, придвинутому к самому окну. Нерешительно взяла трубку и молча прижала ее к уху. Скривилась и поспешно переложила в другую руку, прижимая к здоровой щеке.

— Лена-Елена? Горазда ты спать. Я уже на работе, давай умывайся, бутерброд какой съешь, или яичницу, и дуй ко мне. До обеда надо попасть к Витьке, он ждет.

— Да, — ответила она, задрожав коленками и опираясь на стол, — спасибо, да. Сейчас я приеду.

— Двери закрой, не забудь. И газ выключи.

Ленка кивнула коротким гудкам. В кухне напилась воды из чайника, ушла в ванную, прихватив свежие трусики, и там, тоскливо сводя брови, помылась, ужасно боясь предстоящего визита к доктору Витьке.

Но все обошлось. Витька оказался маленьким, круглым мужчиной с мягкими теплыми ручками, совсем игрушечными и с рыжей щеточкой усов на румяном лице. Именем Виктор Андреевич. Нежно улыбаясь Ленке, вроде она ему самый родной человек, заговорил с Геной о рыбалке, потом замолчал, придя за белую ширму. И удобно усевшись, натянул тонкие перчатки. Положил одну руку Ленке на голый живот.

— Месячные последние когда? Угу. Хорошо. А секс когда был? Ясно. Ну…

Ленка ждала, сжав зубы и стуча сердцем.

— Ничего страшного я у тебя, милая, не нашел, — бодро признался, стягивая перчатки, — нестрашного впрочем, тоже. В смысле, матка не увеличена, вряд ли ты беременна, на всякий пожарный придешь через недельку, но живи пока что спокойно и радуйся.

— Все нормально? — недоверчиво спросила Ленка, сползая с кресла, — совсем все?

— А что-то надо? — удивился Виктор Андреич, усаживаясь за стол и размашисто что-то куда-то записывая.

— Ну… мне сказала там. Доктор. Что ей не нравится. Шейка. Хотела меня положить.

— Вот же хабалки! — внезапно рассердился маленький доктор, — не нравится ей! У тебя там пятнышко, эрозия может начинается, и то еле-еле заметно. Свою бы дочку она положила, так шустро. Генка, ты девочке результаты отдал или нет?

Ленку качнуло рядом с креслом, она вцепилась в блестящий рычаг.

— А уже есть?

— Только взял вот, — кивнул от двери доктор Гена, — пока Витька тебя смотрел. Ну, красотка, с тебя шампанское. Все у тебя в порядке. Тоже начнешь уточнять? В надежде, что мы упустили чего?

— Я… нет. Не начну. Спасибо.

В голове у Ленки вдруг образовалась пустота, такая — звенящая. И в нее начали входить, победно сверкая и устраиваясь, крики летних стрижей за окном, белые складки занавески, рыжие усики Виктора Андреича, такие милые. И улыбка доктора Гены, его руки в карманах серых брюк, распахнутый халат.

— Пончики? — сказал Гена.

Она закивала, улыбаясь на одну сторону рта. Мужчины посмотрели на косую улыбку и рассмеялись хором.

— Деточка, я бы конечно, тебе сказал, чтоб была умницей, дальше. Но во-первых, ты на меня с прибором положишь, а во-вторых, идите к пончикам, пусть Генка тебе мозги крутит, нотациями. Он у нас болтун, вот и пусть.

— Пончики, — сказала Ленка, — конечно, Гена, пончики. Ой, болит как нитка, ну не нитка, а там…

— Молчи. А то снова придется шить.

Когда Ленка была маленькой, бабка гостила у них часто и подолгу. И после очередного скандала мама в спальне, дрожащими руками капая в рюмочку корвалол, восклицала горестно:

— Что угодно, вот только бы не было ее! Какая прекрасная у нас была бы жизнь!

Маленькой Ленке тогда представлялось, что вся их жизнь была неумолимо связана с Еленой Гавриловной, которую ей приходилось называть ласково — бабушка Лена. Мама то с ужасом ждала ее приезда, то считала дни до праздничной даты, когда, наконец, бабушка пожелает уехать домой. Елена Гавриловна, кстати, любила менять свои желания, и по нескольку раз сдавала уже взятый билет, иногда возвращаясь с вокзала вместе с громоздким старым чемоданом. В квартире снова пахло корвалолом, с треском хлопали двери, и слышались тяжкие, как поступь командора бабкины шаги.

Ленка за маму очень переживала, ненавидела бабку вдвойне, и лежа в постели, страстно мечтала об исполнении маминого желания, так расплывчато — вот бы ее просто не было, да и все. И тогда, была уверена Ленка, наступит прекрасная, светлая, полная радости жизнь.

Став старше, она стала подозревать, что светлая мамина жизнь откладывается не только из-за бабки — всегда находились коварные, прилипчивые проблемы, которые никак не желали решаться, а вот, когда они исчезнут, то она и настанет, эта светлая, радостная и так далее-далее.

Ленка стала задумываться и о размытости желаний, ну как это — была проблема и вдруг хлоп, исчезла сама собой. И к шестнадцати годам, войдя в возраст непререкаемой мудрости, в котором яснее ясного, как же глупы взрослые, Ленка поняла истину, даже две. Проблемы будут всегда, поняла Ленка, вынужденно согласившись с мамой, что жизнь штука нелегкая и в целом невеселая. И нечего ждать, когда же они сами собой растворятся, их надо решать, а то так и будут копиться и висеть над головой.