Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

Телевизор заболтал громче, зашуршали в коридоре шаги.

— Лена, — мама приоткрыла дверь, не вошла, но встав на пороге, внимательно оглядела комнату, — ты сделала уроки? Чай будешь?

— Нет, — Ленка пошла к двери, открыла ее полностью и прошла мимо матери, включила свет в кухне.

— Я совершенно не понимаю, на что ты снова дуешься. Ну поссорились. В первый раз, что ли? И давно уже. У тебя такой тяжелый характер, просто ужасно. И ты должна понимать, что ты была неправа. А я говорила…

— Угу.

— Ну, может быть я сказала чересчур резко, но чистую правду!

Ленка хлопнула крышкой ведра и повернулась.

— Ты чего от меня хочешь? Никуда не хожу. Делаю уроки. Сижу дома. Какого черта еще надо от меня? Чтоб я прыгала тут и скакала? Песни пела?

Алла Дмитриевна взялась за виски. Тонкие брови страдальчески поднялись.

— Началось! Да, мне интересно, почему ты никуда не ходишь. В твоем возрасте надо общаться со сверстниками, конечно, в разумных пределах, но надо. В секцию записалась бы, спортивную там. Или шахматы. Чтобы культурный досуг, вон у тети Анжелы дочка ходит во дворец пионеров, танцевальная студия, такие все милые девочки.

— Не то что я.

— Да! Именно! Никто из них такого не учудил бы, как ты устроила мне. И после этого еще сидишь целыми днями надутая, как мышь на крупу!

Ленка открыла рот, чтоб снова спросить, ей что — песни петь и танцы плясать, но поняла, язвительный этот вопрос полминуты тому задавала, чего повторяться. Тем более, мама иронии в нем не услышала.

И снова хотелось спросить, нет, прокричать, да чего же хочет она от дочери, но Ленка знала, чего. Именно, чтоб пела, улыбалась, и как будто ничего и не было, фу-фу, улетело, растаяло, притворимся, что у нас все хорошо, любящая мама, прилежная дочка. Да и ладно бы с обидами, Ленка привыкла их в конце-концов отметать и выкидывать, потому что мама всегда в своей правоте стояла насмерть. Но как быть с тоской от этого невнятного ожидания? От того, что Валик Панч, такой прекрасный, такой уже совсем-совсем Ленкин, потому что она решила и кинулась в это решение, с холодеющим сердцем и с песней в душе, он — исчез. Нет адреса, нет писем и не звонит. Он обещал и Ленка верит, но он написал — год. А вдруг он напишет через полгода? Или вообще не напишет? Как ждать? Да еще постоянно в голове крутится мысль, наверное, так ждал ее письма Вася Кострома, где-то там, в армии, стриженый под ноль, в каком-нибудь окопе, или землянке, ну в казарме, в общем. Ждал, не зная, ответит ли. А она так и не ответила. Вдруг это ей наказание за вину? Теперь испытай, Малая, то, что заставляешь испытывать другого, теперь это же происходит с тобой.

А самое паршивое, что совсем не с кем об этом поговорить. Оля знает, что Ленка влюбилась, но это и все. И будет ждать, когда ее Малая сама соберется рассказать подробности. С Викочкой Ленка особо не откровенничала никогда. Так с самого начала повелось, дружили Оля и Ленка, а Викочка прилипла к ним позже и оставалась немного сбоку-припеку, и потому что младше, и из-за своего мрачного обидчивого характера, да и сама она часто пропадала, то уезжая с родителями по многочисленным родственникам, то приставая к компании одноклассниц. Да и что Викочка посоветует в таком сложном запутанном деле.

Вот если бы не имел на нее видов Кинг, подумала Ленка, возвращаясь в комнату и распахивая шкаф, он умный и спокойный, наверняка сказал бы что-то нужное, что помогло бы ей жить. Но как ему плакаться, страдая о другом парне? Да после истории с балконом остался у Ленки нехороший осадок, даже когда собиралась подумать о том, что вот, рассказать бы… то мысль эта не думалась до конца, будто на нее наступали ботинком.

Жалко, что нет адреса Пети-фотографа. Вот он бы понял. И поговорил. Почему-то так казалось сейчас Ленке и из-за этого «почему-то» она даже простила Пете его глупые намерения наделать с нее эротических фоток. Она же объяснила тогда Кингу, что Петр хотел не денег, и не полапать, наверняка хотел другого. Раз она так сказала, то оно так и есть. Наверное.

— Ты куда собралась?

Ленка очнулась от размышлений, сунула голову в свитер, висящий на руках, и, вылезая из тесной горловины, поправила волосы. Не удержавшись, сказала, уже зная, что последует:

— Во дворец пионеров. На кружок с танцами.

И под мамин монолог, говоримый высоким от злости голосом, ушла к зеркалу — расчесываться.

Обуваясь, дождалась паузы.

— Я к Оле, вернусь в одиннадцать.

А еще, думала она, уже сидя с ногами в маленькой комнате Оли, где сильно дуло по полу сквозняком от старой балконной двери, несмотря на свернутое одеяло, подоткнутое к порожку, еще паршиво то, что после нового года и с ней, с Рыбкой разладились у них отношения. Совсем увязла ее подружка в своем любовном треугольнике. И изменилась.

Оно вроде и понятно, думала Ленка, глядя на Олин профиль и волосы, просвеченные настольной лампой, на руку с длинной щеточкой. Рыбка красила ресницы тушью, которую ей подарила Ленка. Когда-то в бонном магазине выбрасывали, и маме досталось две штучки, Ленка выпросила обе, спрятала, до дня рождения. И сама не пользовалась, чтоб вместе начали новенькую импортную тушь.

Понятно. Оля девочка, как выражалась Ленкина бабка — характерная. С ударением на второй слог. И теперь, когда все затянулось, и она уже привычно делит своего Ганю с соперницей, понимая, как унизительно для нее — ждать, когда та уезжает, встречаться тайком, а после делать вид, что все нормально, что вроде и нет ничего, а оно ведь есть, — теперь Оле стыдно, и она все чаще молчит, ничего не рассказывая.

— На дискарь пойдем? — отрывисто спросила Оля, безжалостно крутя щеточку в синем пузатом цилиндрике.

— А… я думала. Ну что ты…

Ленка не захотела продолжать, зная — у подруги запылают впалые щеки и сузятся глаза.

— Та, — Оля махнула рукой, снова вытянула шею, и, сложив губы, стала бережно наводить ресницы перед маленьким зеркальцем.

— Не знаю, — призналась Ленка, — не пойму, охота или нет. И Семачки наша пропала куда-то.

— К бабке уехала сегодня. В школу от нее пойдет.

— Оль, а чего так плохо все? Ну не плохо, а как-то тоскливо. Вообще везде кругом. Ты заметила?

Ленка взяла косматого плюшевого львенка, совсем уже облезлого. Пощипала свалянную кисточку на хвосте. Оля завинтила тушь и поморгала, проверяя. Кивнула, качнув белыми прядями.

— Угу. Ну зима ж. А к нам скоро моя сеструха переезжает. С малыми. Уже не посидим просто так в комнате, Ленк.

— И в школе тоже, — развивала тему Ленка, — такое впечатление, что им тоже всем все набрыдло. Вся жизнь. Подожди. Как переезжает? Совсем?

— Угу. С мужем горшки побила. И хочет обратно. Такой начнется гуй-гай тут. Они ж в садик ходили там, в поселке, а тут пока она их устроит. Будут дома носиться.