Елена Блонди - Ателье [СИ]

Галка подхватила другой кусок, прижала к себе, обтягивая грудь и выпятив квадратную челюсть, осмотрела себя. Даша закивала.

— Сколько надо кож? — деловито спросила Галка.

И они вместе нырнули в вороха, копаясь и отбрасывая ненужное.

— Пять тут есть. Нет, вот еще. И еще одна. Семь шкурок.

Галка пересмотрела ценники на уголках, подняла на Дашу глаза:

— Впритык, все наши деньги. А платье, Даш?

— Платье…

Платье висело, нарисованное, любовно продуманное до мельчайших деталей, уже сто раз надетое — когда усталая Даша вытягивалась на скрипучем диване в раскроечной комнате. И сто раз, засыпая, она шла в этом платье в клуб, мимо охранников с их фейс-контролем, и все смотрели-смотрели. Приглашали танцевать…

— Платье… Галь, подождет, а? У меня майка есть, без лямок. Я в ней ничего так.

— Майка у нее без лямок, — Галка думала, шевелила губами, напряженно рассматривая сложенные мягкими четвертушками кожи, — мне вон за анискины лыжи отдавать деньги. За квартиру платить. Витрина еще эта, дурацкая.

Даша молчала, держа у живота ворох шкурок.

— Ладно. Иди на кассу, пусть выпишут чек.

В метро ехали молча. Иногда по очереди вытаскивали из сумки уголок шкуры, рассматривали. На остановке, когда поезд замолчал ненадолго, Галка нагнулась к Дашиному уху:

— У меня юбка есть, хотела Аниске перешить, а то не влезаю. Возьмешь на праздники. Красивая, с бархатными каракулями, как раз в тон твоей майке. Мне она выше колена, а тебе будет супер-мини. Самое оно.

— Спасибо.

— Нам еще батист теперь искать, — раздумчиво сказала Галка, — Даш… Если мы не пошьем это все, то будем полные дуры. Нет, овцы. С сумкой добра.

Даша закрыла молнию на сумке, взялась за ручки. На эскалаторе сказала:

— Знаешь, говорят обычно, что Адам и Ева ушли из рая голые, и плакали. А на самом деле в библии написано: дал им Господь одежды из звериных кож, чтоб защитить их от холода и зноя.

Пронзительно освещенная витрина громоздилась горами розовых колбас и аппетитных копченостей. Даша заглянула в кошелек, высчитывая, на что хватит, чтоб и вкусно и недорого. Вздохнула и тут же выдохнула, расстроившись — пояс брюк врезался в живот. Отвернулась от вкусностей и решительно прошла в овощной отдел. Там было ярко. Над холмами зеленых яблок, красных гранатов, оранжевой хурмы свешивались елочные гирлянды и сверкающие хвосты новогоднего дождика. Крутились на тонких нитках вырезанные из салфеток снежинки. Цены на аскетическую растительную пищу были повыше, чем в колбасном. Даша, приуныв, отошла к бочке с доступной квашеной капустой, в которой торчала длинная металлическая вилка. И вдруг тоска навалилась на нее, будто упав с белого потолка.

— Вы берете? — толстая дама оттеснила Дашу и заработала вилкой, нагружая прозрачный пакет. Та закинула на плечо рюкзачок и пошла к выходу, ничего не купив.

Стеклянные двери услужливо разошлись, и, выскочив на холод, Даша оглядела высокие дома с горящими квадратиками окон. Кругом праздник! Тащат елки, везде, как сумасшедшая, мигает иллюминация, по радио, которое Миша постоянно слушал на работе, диджеи орут свои поздравления. Новый год уже через неделю. А она — спит на диване, и все ее невеликие вещи утолканы в две сумки, стоят в дальнем углу, чтоб не мешались под ногами. Чтоб просто расчесаться, приходится расстегивать молнию, доставать щетку и косметичку, а после прятать все обратно… Мыться в туалете над раковиной, раздевшись до пояса, неловко стукаясь локтями о холодный кафель, а потом затирать тряпкой лужицы воды на полу. Как много оказывается надо для того, чтоб просто чувствовать себя человеком, без всякой роскоши — просто жить.

И никакого просвета не видно, только работа-работа без конца.

Сбежав по ступенькам, пошла по скрипящему снегу, закрывая лицо капюшоном, щурясь от слез, когда в глаза попадал яркий свет праздника. Праздник… Никогда такого праздника не было у нее еще, ни-ког-да!

Внутренность жилых кварталов была полна людьми и автомобилями, кто-то черный постоянно перебегал ей дорогу, кто-то серый обгонял, кто-то неразличимый в вечерней темноте, бликующей огнями, торопился навстречу. Чужие люди, занятые каждый своей жизнью.

Горло заныло от ледяного воздуха и Даша, замедлив шаги, вспомнила с раскаянием — Патрисий, она не купила ему поесть. Развернулась и медленно пошла обратно, в чужой свет супермаркета.

Взяв с полки коробку корма и пакет наполнителя, двинулась к кассе, по дороге решительно прихватив для себя копченых куриных крылышек, банку оливок и плитку черного шоколада.

«Сожру все сразу, растолстею и покроюсь прыщами» подумала мстительно, суя раздраженной кассирше деньги. И отрывистым голосом, вся в мыслях, рыкнула, отходя:

— С наступающим!

— Спасибо! — голос у кассирши был не приятнее и выражение лица тоже.

Даша выскочила на крыльцо и несколько истерично расхохоталась.

Окна ателье светились — там все еще сидела Галка, и Даша могла спокойно войти, не привлекая внимания консьержки. Потыкав в цифирки замка, потянула дверь. Снова потыкала и опять потянула. Дверь не открывалась. Даша нажала кнопку.

— Чего надо? — прокаркал голос из динамика.

— Я в ателье!

Динамик заскрежетал и отключился. Даша растерянно потопталась на крыльце и снова нажала кнопку.

— Чего?

— Впустите! Мне в мастерскую!

— Нет. Ночь скоро.

С изумлением глядя на черную дырку динамика Даша замерзшей рукой вытащила телефон. Галкин номер не отвечал. Ну, то бывает, — бросила его на столе под ворох тряпья, а он разрядился. И что делать? Швырять в окно снежки?

По женской вредности мгновенно и сильно захотелось писать, и Даша запрыгала на ступенях, пожимаясь и беспомощно оглядываясь. Как назло и в подъезд никто не заходит. Снова нажимать кнопку переговорного она боялась: после того, как задушенную крысу Патрисий зачем-то унес на диван в дежурку, отношения с вахтерами никак не улучшились. Напротив, началась партизанская война. Консьержки были уверены, что крысу подбросила сама владелица ателье. О существовании кота они не знали. И хорошо, а то написали бы очередную жалобу в очередную инстанцию.

— Галя, черт, да возьми же ты трубку! — она снова и снова нажимала кнопку вызова на телефоне. И, еле терпя, села на ступеньки, стискивая колени.

«Уписаюсь тут, а потом замерзну. И смерть моя будет смешной и ужасной»…

— Вы что тут сидите? Отморозите все! — раздался над головой сочувственный мужской голос. Даша сквозь слезы разглядела массивный силуэт.