Юрий Козлов - Малый круг

— Что-что? — переспросила она, изумляясь, что все еще стоит здесь, ведет бессмысленные разговоры.

— Я говорю, если сегодня у вас нет времени, давайте встретимся завтра, я на машине, могу подъехать куда угодно, а потом отвезти вас.

— На машине? — с недавних пор слово «машина» вызывало у Наташи отчаянье. — Надеюсь, у вас не «Жигули»?

— Да, шестая модель, — растерянно подтвердил Петр Петрович, — но, право, не понимаю, почему это вам так неприятно.

— Но не зеленого же она у вас цвета? — крикнула Наташа и чуть было не схватила Петра Петровича за пиджак.

— Нет, белая, но объясните мне…

В этот момент чья-то могучая тень закрыла солнце. Это был двухметровый в синем свитере. Улыбался он как-то блудливо, и вообще угадывалось в его повадках что-то лисье, что совершенно не вязалось с его огромным ростом и силищей. Это-то лисье: как неслышно парень подкрался, как, видимо, подслушал, о чем разговор, как хитренько склонил голову, как, наконец, ухмыльнулся и подмигнул ей, будто они давние знакомые, — и не понравилось Наташе. Издали парень казался более привлекательным.

— Мне кажется, вы не очень-то вежливо разговариваете с девушкой, — заявил он Петру Петровичу, — и если она сейчас подтвердит мое предположение, нам с вами придется отойти вон туда, — парень кивнул в сторону пустынного угла парка, где в тени обшарпанных беседок валялись пустые бутылки, скомканные газеты. — Заранее могу сказать, вряд ли эта прогулка доставит вам удовольствие, — зачем-то он повертел двумя пальцами пуговицу на пиджаке Петра Петровича. — Так что чеши отсюда, дядя!

— Я отойду с тобой куда угодно, идиот, как только закончу разговор, — Петр Петрович даже не посмотрел на парня.

«Странно, — подумала Наташа, — он, наверное, думает, им предстоит приятная беседа о Древнем Риме…»

— Тебя никто не звал, — сказала парню. — Иди откуда пришел!

Пожав плечами, парень вернулся на скамейку.

— Уважаемый Петр Петрович! — разом решила покончить со всеми Наташа. — Ни сегодня, ни завтра, вообще никогда, понимаете, никогда, ни при каких обстоятельствах я с вами не встречусь!

Некоторое время Петр Петрович молчал, уставясь в пустынный угол парка, куда минуту назад звал его парень. Но созерцание обшарпанных беседок и пустых бутылок навело его на странные мысли.

— В весеннем воздухе есть удивительная ясность, — задумчиво произнес он, — как будто он только что родился, материализовался из первозданного хаоса, этот воздух. Его чистота лишь подчеркивает несовершенство творений рук человеческих, например этих гадких беседок. Да и, пожалуй, несовершенство всего нашего человеческого мира. Беседки обречены разваливаться, а воздух каждую весну становится молодым и чистым. Наверное, — невесело улыбнулся Петр Петрович, — с возрастом человек не становится умнее, раз пытается удержать то, что нельзя удержать — весенний воздух, вместо того чтобы тихо сидеть в беседке.

— О чем вы?

— Жаль, — сказал Петр Петрович, — мне очень грустно от ваших слов, но все равно спасибо вам за эти несколько минут, верите ли, разговаривая с вами, я почти что растворился в воздухе. Спасибо, что вы меня выслушали, что вы… Да просто, что вы пришли сегодня в парк и я вас увидел, что вы есть на белом свете. Я вас никогда не забуду, — стремительно поймав ее ладонь в свою, Петр Петрович запечатлел на ней легкий, как прикосновение падающего осеннего листа, поцелуй. — Так что же, будем прощаться?

«Вот как, — с удивлением смотрела Наташа на Петра Петровича. — Он, выходит, благородная птица, а я мещанка, серятина, тупица. Этакого неземного изобразил… Петрарку. Тот, кажется, безумно любил и не ждал взаимности. Не я, получается, его наказываю, а он меня… Что он там плел про весенний воздух, про какие-то беседки? Нет, погоди!» — внезапная ярость охватила Наташу, но мысли тем не менее работали четко.

— Петр Петрович! — звенящим от бешенства голосом сказала Наташа. — Вы действительно хотите завтра со мной встретиться?

— Минуту назад я умолял вас об этом.

— И сейчас настаиваете, не так ли?

— К сожалению, — улыбнулся Петр Петрович, — одной моей настойчивости здесь мало…

— Так вот, Петр Петрович, — голос Наташи по-прежнему звенел. — Немедленно, сейчас же полезайте в фонтан, перейдите его вброд, и тогда завтра же… в это же самое время мы здесь встретимся! Вы поняли меня, Петр Петрович?

Петр Петрович улыбнулся так нежно, что Наташе сделалось не по себе. «Вдруг шизофреник, юродивый? — мелькнула мысль. — Чего он, дурья башка, улыбается?»

— Всего-то? — произнес между тем Петр Петрович. — Всего-то вы требуете от меня такой чепухи, когда за счастье встретиться с вами я готов отдать все!

И прежде чем Наташа смогла осмыслить его слова, он легко перемахнул через невысокий каменный парапетик и побрел прямо под струи, под колеблющуюся над ними радугу.

Вздох изумления пронесся над парком. Наташа различила в общем этом вздохе и протяжное «Ой, мамоч-ка-а-а!» Лахутиной и тихий свист Бен-Саулы, такая уж была у Бен-Саулы привычка — выражать удивление свистом.

— Петр Петрович, вернитесь! — Наташа сама едва не свалилась в воду. — Люди же смотрят, вернитесь!

Нехотя, словно ему доставляло огромное удовольствие бродить внутри фонтана, Петр Петрович вернулся. Штаны его промокли до колен, облепили ноги, и казалось, Петр Петрович вырядился в какие-то нелепые бутылочные сапоги.

— Все в порядке, граждане, все в полном порядке! — произнес он, как бы слегка кривляясь, что в общем-то было странно для такого пожилого, солидного человека, но уже не казалось странным после того, как он залез в фонтан.

Наташа вдруг заметила, что плачет, а руки у нее трясутся.

— Уходите, уходите немедленно! — сказала она. — Завтра в это время ждите меня, а сейчас уходите! — То были злые слезы, и Наташа уже не думала их скрывать.

— До завтра! — Петр Петрович легко (он почему-то все делал легко) зашагал к выходу.

Наташа кинулась к скамейке, где сидели потерявшие дар речи Бен-Саула, Лахутина и трое парней.

— Сидите? — почему-то накинулась Наташа на парней. — Догоните же его, поймайте! Бить не надо, бить необязательно, но объясните же ему, что… Что…

— Все сидят, я объясню! — вскочил со скамейки двухметровый

Он бежал, точно спортсмен на соревнованиях, высоко подбрасывая ноги, пружинисто отталкиваясь от земли.

«Вы тут пошлейшим образом болтали, Петр Петрович, про Босфор и Дарданеллы, а я, дурочка, слушала… — Наташа подалась вперед, чтобы ничего не пропустить, — но на всякую болтовню есть вот это…» — мстительно погрозила Петру Петровичу кулаком.

Все последующее уместилось в несколько секунд, и несколько этих секунд впоследствии неизменно повергали Димочку (вскоре выяснилось, что именно так зовут двухметрового) в злобный транс. «Я уже почти догонял его, уже каких-нибудь несколько метров оставалось. Я хотел, пробегая мимо, дать ему оплеуху, чтобы он гробанулся на землю, — честно выдал свои отвратительные намерения Димочка, — пробежать немного вперед, развернуться, он-то к этому времени должен был уже подняться, первый раз я не хотел бить сильно, и потом сделать его вот этим каратистским ударом, — Димочка со свистом выбросил вверх длинную, как циркуль, ногу, и всем стало ясно: вмешательство сверхъестественных сил, не иначе, спасло Петра Петровича. — Так вот, — закончил рассказ о своем позоре Димочка, — я почти догнал его, когда он вдруг резко остановился и вот так, — Димочка показал, как именно, — выставил локоть. Сволочь! Я как лом проглотил. Главное, у него это вышло совершенно случайно. Черт его знает, может, к нему в рукав муравей заполз. В общем, он сделал меня в поддых… Тот самый случай, когда стреляет незаряженное ружье, курица кричит петухом, выигрывает лотерейный билет. И все равно мне нет оправдания! Я не должен был расслабляться…»