Юрий Козлов - Малый круг

Наташа видела здесь еще одно проявление лисьей его натуры. Уверившись, что она ускользает от него, Димочка решил: значит, у нее есть основания ускользать. В экономической голове его факт этот мог преломиться примерно так: раз ускользает, значит, непременно представляет из себя некую ценность, в которой Димочка пока не разобрался. Разобрался в ней кто-то другой, но это вовсе не означает, что ценность не должна принадлежать Димочке. Как раз напротив. Димочка обязан завладеть ею во что бы то ни стало. Было время, серебро стоило по всему миру копейки, а потом вдруг — серебряный бум, и те, кто догадались сохранить обесцененные акции копей, в минуту стали миллионерами. Наташа, возможно, казалась ему заброшенной серебряной копью, которая впоследствии с лихвой окупит все затраты.

И Димочка, к крайней досаде Наташи, сделал ей предложение.

Наташа поделилась своей версией с Бен-Саулой. «Ты не совсем права, — сказала Бен-Саула, — я думаю, причина еще в том, что, общаясь с Петрушей, ты обтесалась, а Димочка, он хитрый, как дикарь, прибежал на блеск. Ты живешь свободно, словно первый человек на Земле, а такие люди, как Димочка, теряются перед тем, что выше их понимания. Что вровень — они опошляют. Загадки порой привлекают их сильнее, нежели истинные достоинства. И вообще, абсолютно одинаковые люди редко сходятся. Человек, чем-то не обладающий, готов на все, лишь бы удержать возле себя того, кто, по его мнению, этим обладает. Вплоть до женитьбы!» — засмеялась Бен-Саула.

Она, как всегда, красиво пела. В последнее время Бен-Саула ходила задумчивая. Дом моделей, где она работала младшим художником, повез показывать летние свои коллекции одежды в Казань. Бен-Саула почему-то отказалась от поездки. По утрам гадала. Нечего и говорить, что так называемое гадание являлось очередным пережитком язычества. Так, по словам Бен-Саулы, на протяжении тысячелетий гадали женщины некогда великого и могущественнейшего племени магов. Осуществлялось гадание при наличии сидящего в паутине голодного паука и некоторого количества предварительно отловленных мух. Муху надлежало поместить в паутину, и по тому, как бросится на нее паук, посвященное око читало будущее. Если же муха выскакивала из паутины, значит, гадание не состоялось. Опытные гадальщики знают, иногда и карты бастуют. Почему-то гадала Бен-Саула на железно-козлино-красный ковер, уже несколько недель спокойно висящий в магазине Художественного фонда. Для этих гаданий в верхнем углу окна содержалась священная паутина с красным пауком. Паук наглел, жирел, захватывал все новые и новые надоконные пространства. Вся верхняя часть высокого окна уже представляла собой многохитрое переплетение серебряных нитей — собственно паутину, какие-то перемычки, соединения, кошельки и так далее. Хозяйство паук завел солидное. «Почему ты гадаешь на какой-то паршивый ковер? — спросила Наташа у Бен-Саулы. — Зачем гадать на ковер?» — «А на что, по-твоему, нужно гадать?» — надменно поинтересовалась Бен-Саула. «Ну, не знаю, может быть, на судьбу?» — «Великие маги никогда не гадали на судьбу! — сурово ответила Бен-Саула. — Потому что относились к ней иначе. Видишь ли, единственная данность судьбы, так сказать, ее козырный туз — это смерть, непреложный факт, что в один прекрасный день человека не станет. Отсюда — мнимое могущество судьбы, священный страх перед ней. Великие маги не знали этого страха, потому что смерть для них была всего лишь переходом в новую — очередную — жизнь». — «Хорошо, — устало согласилась Наташа, так за все время и не сумевшая уяснить себе изменчивой сущности учения великих магов, — что поведал паук о ковре?» — «Странные вещи, — оживилась Бен-Саула, — он предсказал, что скоро я покину этот дом и… — она немного смутилась, — разные другие перемены». — «Лучше позвони в магазин, — предложила Наташа, — узнай, что там с этим ковришкой». Бен-Саула набрала номер. «Паук не соврал, — сказала она, положив трубку. — Ковер продан».

Да, у Бен-Саулы, как всегда, все получалось красиво. Наверное, она действительно не верила в судьбу и, следовательно, не подчинялась железным ее предписаниям. Не случайно же когда-то Бен-Саула сказала Наташе, что все получается у нее гораздо интереснее, чем даже она предполагает. И только сейчас Наташа сама была тому свидетельницей. Выходило, слова Бен-Саулы — не пустой треп. Впрочем, во всем, что касалось Бен-Саулы, Наташа давно отчаялась разобраться, так же, как и в сущности учения великих магов.

Итак, из забавного противовеса, смешного супермена Димочка превратился сначала в постылую тяжесть, а потом и вовсе в пустое место.

Наташа даже помнила, как это произошло.

Тот день они с Петром Петровичем провели в деревне, где у того остался от матери небольшой, но вполне крепкий домик. Время быстро летело среди густой одуряющей зелени под непрерывное стрекотание кузнечиков. Разомлевшей на солнце Наташе чудилось, они исполняют какую-то симфонию — необычную, но вместе с тем исполненную неведомого и глубокого смысла. Такой представлялась Наташе с некоторых пор и собственная жизнь. Петр Петрович, помнится, сказал ей, что этот день для него счастливый: ночью он закончил главный труд своей жизни — анализ социально-политической жизни Древнего Рима периода от битвы при Пидне до смерти Суллы, а рядом с ним Наташа, не будь которой, он бы этот труд никогда не закончил. Возвращались ночью на машине. Она быстро бежала вдоль леса, вдоль темных и освещенных деревень, мимо автобусных остановок, в глубине которых тлели красные точки сигарет. Недалеко от города, где главное шоссе пересекалось со второстепенным, происходило зловещее столпотворение. Мутный свет прожекторов, пожарная машина, «Скорая помощь», хмурый милиционер, раздраженно показывающий жезлом: проезжайте, проезжайте, не задерживайтесь, вас на сей раз это не касается! — все свидетельствовало, что произошла дорожная катастрофа. Так оно и было: на обочине, как бы склонив от ужаса голову, стоял недвижимый МАЗ с выбитыми стеклами, а в кювете прямо под исковерканным дорожным столбиком лежали колесами вверх разбитые в лепешку «Жигули», я рядом… нечто, накрытое то ли брезентом, то ли одеялом. Наташа успела разглядеть высовывающиеся из-под брезента или одеяла три пары ног, одни — детские. Петр Петрович тоже, естественно, все видел. Через минуту шоссе уже казалось совершенно обычным, а промелькнувшее… мимолетным сном. Дрожащей рукой Петр Петрович нажал кнопку магнитофона. Французский певец призрачной, хрупкой стеной (почему-то вдруг вспомнилось, что и его уже нет в живых) как будто отделил их от тех, лежащих под брезентом или одеялом. И с каждым мгновением стена неизбежно упрочивалась, потому что они были живы, ехали на машине, слышали музыку. «Боже мой, — прошептал Петр Петрович, — как мы беззащитны перед… всем. Мне не хочется жить, когда я думаю, что не в силах защитить тебя…»