Робин Роу - Птица в клетке

– Нет. Ты причинил мне боль. А делать людям больно плохо. Даже если ты несчастлив.

Его лицо превращается в лед, потом этот лед трескается.

– Я никогда и пальцем тебя не тронул, – рычит он. – За все эти годы, ни разу. – Он склоняется ближе, его глаза горят. – Разве нет?

Я качаю головой.

– Я мог, но не стал. Ты даже не представляешь. Чего мне это стоило.

Лампа над крыльцом гаснет, мы погружаемся во тьму, но это неважно. Я все равно никогда не умел его понять.

Рука хватает меня за горло, но почти не больно. Мне следует испугаться, но я чувствую опустошение. Я вспоминаю руки отца. Руки мамы. Что именно должны делать руки.

Рассел сжимает меня крепче, поднимает, словно куклу, и я повисаю в воздухе. Он тащит меня к воротам, и оцепенение спадает. Я открываю рот, но Рассел его зажимает. Я вырываюсь, царапаю его ладонь, а потом шеи касается что-то мокрое, и в нее впиваются зубы.

Рассел достает из куртки предмет – тот самый, что лежал в шкафу с прутом.

– Это пистолет моего отца, – сообщает дядя.

– Мне… мне жаль твоего отца. Я тоже по своему скучаю.

Рассел начинает смеяться, поворачивается, и луна озаряет его лицо. Это маска клоуна, улыбка поверх оскала.

– Думаешь, я скучаю по отцу? Я его ненавидел.

– Я… я…

Рассел снова смеется, а потом протягивает мне пистолет, точно подарок.

– Он столько говорил, что значит быть мужчиной, а я всегда считал, что использовать такие вещи мелочно. Мужчина должен полагаться на свои собственные силы, а не на кусочки металла, которые даже рассмотреть в полете невозможно. – Он снова крепко сжимает пистолет. – Но они быстрые, а иногда надо действовать быстро. Разве не так?

Я пытаюсь кивнуть.

– Вот с Адамом и надо управиться по-быстрому.

Я пытаюсь заговорить, но Рассел так стискивает мне лицо, что зубы царапают щеку изнутри, и я чувствую вкус крови.

– Ты знаешь, как быстро все может произойти. Вот они у тебя есть, а через мгновение… – он отпускает мое лицо и щелкает длинными пальцами, – их нет. – Меня одновременно прошибают холод и пот. – Все они. Исчезнут.

На сей раз, когда он меня тащит, я не сопротивляюсь. Я не иду, но и не борюсь. Пусть тащит меня прочь от дома к воротам, куда угодно.

Последнее время я гадал, не списываю ли на дурное предчувствие обычное волнение или тревогу. Может, это просто стресс – а может, настоящее предчувствие. Джулиана нигде нет – ни в комнате, ни на кухне, нигде в доме.

Я открываю заднюю дверь, и лампа озаряет две фигуры: Джулиана… и Рассела. Он держит Джулиана за шею своей огромной лапой и тащит к воротам.

Я бросаюсь вслед и кричу:

– Стой!

Они замирают. Лицо Рассела искажается такой ненавистью, с какой на меня никогда еще никто не смотрел. Он медленно поднимает руку и вдруг выглядит ужасно довольным.

Всегда думал, что если в меня когда-нибудь станут целиться, я буду знать, что делать. Если, как я, вы просмотрели сотни фильмов про супергероев, то думаете: вот сейчас скажу что-то едкое, а потом с ноги выбью пистолет из рук злодея.

На самом деле, это так страшно, что думать не получается. Я заикаюсь и делаю то, за что вечно ругают персонажей в фильмах – пытаюсь урезонить психа с пистолетом. Но это невозможно.

– Все хорошо, Рассел, – говорит Джулиан. – Я пойду. Я хочу пойти с тобой.

Слышу, как за мной открывается дверь.

– Адам, ты… – Эмеральд. Она кричит, затем раздается гул испуганных голосов.

Мама умоляет.

Кто-то плачет.

Кто-то бежит.

Это все неправильно. Так Рассел только запаникует.

Его рука – душит.

Джулиан – плачет.

Пистолет – ближе, ближе, пока его холодное дуло не упирается мне в лоб.

Я ничего не вижу. Чтобы остановить его, нужно видеть, а все расплывается, потому что мои глаза полны слез. Я закрываю веки и чувствую, как слезы текут по щекам.

Резкий звук и запах напоминает о фейерверках.

Чарли и Рассел катаются по траве. Чарли выше, но Рассел больше и куда сильнее. За ту секунду, что я зажмурился, Чарли каким-то образом успел сбить его с ног. Пистолет упал.

Где же он?

Джулиан, пятясь, ползет по земле, пока они сражаются.

Я не вижу пистолет.

Не знаю как, но Чарли одерживает верх над Расселом. Встав коленями на грудь ублюдка, друг вскидывает кулак высоко в воздух. Я вижу точный момент, когда Чарли ломает Расселу нос, слышу влажный хруст и вижу поток крови.

Рассел ревет от ярости, сцепляет свои огромные лапы и точно тараном бьет Чарли в висок. Друг тяжело падает на траву рядом с потрясенным Джулианом.

Я вижу пистолет.

Чарли, Рассел и я двигаемся одновременно – но Рассел быстрее. Чарли хватает его, как футболист на поле, и снова гремит фейерверк. Его эхо все еще звенит у меня в ушах, когда Чарли и Рассел падают. Оба лежат неподвижно, у обоих на груди кровь.

Меня кто-то обхватывает. Я пытаюсь вывернуться.

– Все хорошо, милый. Все хорошо, ты в порядке, – твердит мама.

Я наполовину слышу и вижу двор, полный друзей. Большинство плачет, некоторые в панике куда-то звонят.

Я отстраняюсь от мамы и падаю в траву.

– Чарли?

Он не шевелится.

Джулиан совершенно неподвижен, словно фотография или картина. Троюродный брат Джулиана.

– Чарли! – ору я.

Он кряхтит и садится.

– Боже! – Я сгребаю его в объятия. – Ты в порядке?

Он смущенно и испуганно смотрит на свою перепачканную кровью грудь.

– Мне не больно. Если только у меня шок. У меня шок?

Я истерически смеюсь, точно псих.

– Нет. Думаю, это его. – И киваю на Рассела, что наблюдает за мной злыми и пока еще не мертвыми глазами.

Мама уверенно собирает плачущих подростков и загоняет обратно в дом. Эмеральд берет Джулиана за руку и уводит его, точно ребенка.

– Я не… это случайно вышло, – заикается Чарли. – Я просто пытался… – Он отползает, вытирает трясущиеся руки о траву и приваливается спиной к изгороди. – Он хотел забрать Джулиана. Собирался его убить.

– Я знаю.

– Я его остановил.

– Знаю.

Не представляю, каким образом Эмеральд сумела меня найти. Я никому не сказал, куда направляюсь, просто вышел и не останавливался, пока не уперся в озеро и не смог идти дальше. Она садится рядом со мной на мокрую траву, и несколько минут мы просто смотрит на сине-зеленую воду.

Наконец Эмеральд нарушает молчание.

– Помню, как мы бегали сюда детьми. Там же висела веревка на той ветке? – Она указывает на дерево, ветви которого тянутся над озером.

– Шланг, – поправляю я. – Его сняли, когда кто-то утонул. – Я вру, на самом деле понятия не имею, куда исчезла тарзанка.

Эмеральд безразлично смотрит на воду, будто видит чей-то призрак. Это кажется уместным.