Вячеслав Шугаев - Странники у костра [Авторский сборник]

— Глаза, глаза почему закрыты! — вскрикнул Володя и вспомнил, что говорить нельзя. Женщина исчезла, исчез и зеленоватый свет в глубине.

— Все. — Нюра встала. — Сегодня не вернется. Слышать не может людского голоса.

— Утащит вот.

— Не утащит. Она смирная. Все, Вова. Вон от той сосны Юрьево видать.

У сосны Володя сказал:

— Темень — все дома на один лад. Разберу ли?

— Разберешь. Улицу напрямик от сосны углядываешь? По праву сторону третий дом. Постучишь четыре раза, вот так, — она постучала по сосне. — Там учитель живет, Савелий Федотыч. Он спросит: «Кого на ночь глядя несет?» Ты ответишь: «Дед на охоту велит собираться».

— А что это значит?

— Там узнаешь. Ну, иди, Вова.

Нюра притянула его голову и больно, быстро поцеловала в губы.

На дне распадка, между селом и прощальной сосной, Володя оглянулся: темнота; сосна слилась с лесом — там ли еще Нюра, стоит ли, смотрит ли? Темнота овевала запахом охолодавшего речного песка.

Володя старался разглядеть Нюру: то щурился, то изо всех сил таращился — и вот, кажется, высмотрел, преодолел темноту: забелело, приблизилось Нюрино лицо: «Что же она плачет? Опять? Вот, действительно, на мокром месте. Нюра, слышишь, рева-корова, улыбнись. Счастливо! — Он помахал рукой, шепча это. — Нет, ничего не видно. Померещилось. Жаль».

Плавный, пологий склон переходил в уличную дорогу — Володя почувствовал ее плотное, песчаное полотно, влажно зашуршал под подошвами песок.

Наверху темнота чуть повыцвела от близости жилья, посветлела, и Володя втиснулся в узкую тень забора, прижался плечом к его шелушащимся бревнышкам и двинулся так, не отрывая плеча. Лицо легонько лизали влажные, вянущие листья малины, выглядывавшие из огорода — Володе они не мешали, напротив, он хотел, чтоб листья поплотнее прилипали к разгоряченному лбу и щеке. Вдруг Володя отскочил: показалось, что вместо сенного, сладкого запаха листа нанесло свежим, сильным, махорочным дымом. «Неужели в кустах кто курит?! — Он, не дыша, потянулся через забор, замер. — Не пахнет больше. Странно… Может, на крыльце кто сидит? Или со страха. Не смей дрожать!»

Забор из бревнышек сменился высокой, глухой стеной, сложенной из плах, занозистой стороной наружу, и Володе пришлось отодвинуться — острые щепочки, зазубрины цеплялись за сукно блузы. Он быстро проскочил стену и резко остановился, попятился, больно ушибив спину об угловую плаху: третий дом справа стоял на широкой проулочной лужайке, в глубине ее, стоял одиноко, голо, не прикрытый ни забором, ни огородом, ни даже палисадником. «Как же я пройду? Незаметно-то? Хотя… Пусто же… Никого, — он свернул за угол стены и по ней, по ней поравнялся с домом. — Почему это Еремей Степаныч говорил: на тебя одна надежда? В такое время хоть кто иди. Не знают меня, конечно, здесь, да сейчас и знать не надо. Наверное, посветлу надо было заходить — тогда, правда, есть смысл. Если бы не этот разъезд! Хотя… Еремей Степаныч зря бы не говорил: раз я, то я. Вообще, ночью еще лучше», — очень не хотелось Володе отрываться от занозистой, такой надежной и крепкой стены, но, повертев головой по сторонам, он скрючился, сжался и перебежал к дому.

Костяшки пальцев едва-едва задевали дверь, а условный стук все равно вышел громким, раскатистым. В сенках тяжело охнула дверь и медлительно заскрипела, видимо осев на разношенных петлях.

— Кого несет на ночь глядя? — спросил глуховатый басок.

— Дед на охоту велит собираться, — сипло, негромко отозвался Володя.

При скупой, коптящей свече Володя огляделся: напротив двери окно, болт ставня торчит из косяка, у окна непокрытый стол, с проскобленными вмятинами посреди столешни, бревенчатые желтые стены, длинная полка с книгами, подвешенная на манер люльки на просмоленных крученых дратвинах. Пока Володя оглядывался, хозяин заложил дверь на крюк, прошел к столу:

— Ну здравствуйте, здравствуйте. Милости прошу, проходите.

— Здравствуйте, — улыбнувшись, вздохнул Володя: слава богу, добрался без приключений и все идет как по маслу.

Учитель придвинул к себе свечу, стал обирать мягкие, восковые слезы и, растерев их в худых, длинных пальцах, покрошил на пламя — брызнул фонтанчик трещащих искр.

В близком свете Володя как следует рассмотрел его: длинные впалые щеки, с них стекает лопаточкой сухая, без блеска, бородка; крупный, с туго обтянутыми хрящами нос, пепельные же широкие негустые брови; темные зрачки в узко прорезанных веках.

— А я знаю, вас Савелий Федотыч зовут. Вы учитель. Мне Нюра сказала.

— Прекрасно. А я знаю, что вы — Володя.

— А-а?

Учитель улыбнулся, тяжелые веки почти закрыли, задернули зрачки.

— Я не знаю, кто вы и откуда. Как я это узнал — долго объяснять, а времени у вас в обрез. Как-нибудь после, хорошо?

— Хорошо, — растерянно сказал Володя… — Скажите, Савелий Федотыч. Про какое дело и про какую охоту я вам говорил.

— Хорошую вы весть, Володя, принесли. Наших будем встречать. И вы, надеюсь, мне поможете. Поможете?

— Конечно, еще бы, с удовольствием! — горячо заторопился Володя, смутившись этим вторым вопросительным «поможете». «Знает он, что ли, про мою боязливость? Сомневается? Не верит?» — А скоро встречать-то будем?

— По-моему, скоро, но всего не предусмотришь, могут быть и задержки. Так или иначе — времени в обрез. Кстати, вы внимательно шли?

— Да, ни одной души. Я как тень. Тихо, незаметно.

— Хорошо. Особенно если в вашей тени не пряталась еще чья-то.

— Нет, точно, все в порядке.

— Что ж, молодцом. Ну-с, Володя. Поспешу-ка я спросить вас кое о чем, — он потер, помял переносицу, как если бы она онемела под очками — хрящик ее проступил красно-белым пятном. — Да… Мысли мои, как стая голодных собак. Не знаю, за что ухватиться. Ну что же, что ж… Как вы живете, то есть как народ живет?

— Хорошо.

— Нет, нет, простите, Володя, — учитель вскочил, зажал в кулаке отвороты тужурки, быстро прошелся, круто свесив голову. — Необъятное хочу объять. Эх! Самому бы мне на вашу жизнь глянуть. На секунду бы в вашу школу зайти, — Савелий Федотыч застегнул тужурку, одернул ее, быстрым движением ладони обмахнул, огладил бородку, построжал лицом, и вот осталось только открыть дверь и войти в Володин девятый «б».

— Ну, а как Советской власти вы помогаете, Володя? Вы и однокашники ваши?

— По-разному. — Володя стал перечислять. — Вот металлолом собираем… С концертами выступаем, когда выборы в Советы проходят… Старикам дрова ходим колоть. Ну, учимся, конечно, — главное наше дело… — Володя не рассчитал дыхание и потому на последних словах пискнул и проговорил их шепотом.

— М-м… — Савелий Федотыч резко сел на лавку, выбросил руки на стол, быстро забарабанил пальцами. — Политикой занимаетесь?