Матиас Энар - Компас

Показалась Сара. Она шла быстро, с портфелем на длинном ремешке через плечо, слегка склонив голову; меня она не заметила. Я узнал ее издалека по цвету волос, по тому, как тревожно сжалось сердце, куда вновь закралась надежда. Она здесь, передо мной, в длинной юбке, в полусапожках, на шее длинный светло-коричневый шарф. Она протянула ко мне руки, улыбнулась, сказала, что рада меня видеть. Разумеется, мне не следовало ей сразу говорить, что она очень похудела, что она бледна, что у нее круги под глазами, это прозвучало бы слишком примитивно; но меня так встревожили произошедшие с ней перемены, что, начав нести какую-то чушь, я не смог остановиться, и день, тот самый день, к которому я так долго готовился, о котором мечтал, который ждал и представлял себе, начался совсем не так, как я предполагал. Сара обиделась — она постаралась этого не показывать, но, когда наше посещение квартиры Хедаята закончилось (собственно, посещение лестничной клетки, так как нынешний съемщик его квартиры-студии отказался нам открыть: если верить Саре, накануне созвонившейся с ним по телефону, он оказался очень суеверным, а известие о том, что некий загадочный иностранец покончил с собой на линолеуме в его кухне, повергло его в ужас) и мы пошли назад по улице Шампьонне в западном направлении, а затем по улице Дамремон по направлению к Монмартрскому кладбищу, она хранила вязкое молчание — до самого турецкого ресторана, куда мы зашли поесть; я же продолжал истерически болтать — подобно утопающему, который барахтается и бьет руками и ногами по воде; я пытался развеселить ее или хотя бы привлечь ее внимание; я рассказал ей последние венские события, насколько в Вене вообще могут происходить какие-нибудь события, потом связал их с восточными песнями Шуберта, которыми в то время очень увлекался, затем с Берлиозом, чью могилу мы собирались посетить, с оперой «Троянцы», к которой у меня было сугубо личное отношение, — пока она наконец не остановилась посреди тротуара и, взглянув на меня, с легкой улыбкой произнесла:

— Франц, ты меня утомляешь. Это ни в какие ворота не лезет. На протяжении двух километров ты буквально не закрываешь рта. Господи, каким же ты можешь быть болтливым!

Я очень гордился тем, что сумел заговорить ее, и намеревался продолжать в том же духе:

— Ты права, я рассуждаю, резонерствую, не даю тебе даже слова вставить. Тогда скажи мне, как продвигается твоя диссертация? Конец виден?

Вопрос, не будучи неожиданным, произвел непредвиденное впечатление: Сара тяжело вздохнула и, стоя на пешеходной части улицы Дамремон, закрыла лицо ладонями, закачала головой, а потом, воздев руки к небу, испустила долгий вопль. Этот крик отчаяния, обращенный к богам, эта яростная мольба настолько меня ошеломили, что я умолк, словно сраженный громом, и только смотрел на нее большими глазами. Замолчав, она повернулась ко мне и с очередным вздохом промолвила:

— Давай пойдем поедим.

На противоположной стороне улицы виднелся ресторан с претензией на восточный колорит: обои, подушки, разномастные безделушки, такие же старые и пыльные, как и тусклая от грязи витрина; в ресторане мы оказались единственными клиентами, так как время неумолимо приближалось к полудню, а парижане, наверняка кичась своей большей свободой в соблюдении полуденного часа, нежели все прочие их сограждане, обедают позже. Если им вообще случалось обедать в этом заведении. Мне показалось, что на этой неделе, а может, и в этом месяце мы стали его единственными клиентами, ибо хозяин (сидя в зале за столиком, он играл в тетрис, пытаясь побить свой личный рекорд) с удивлением уставился на нас. Хозяин, чье бледное лицо, парижский выговор, дурное настроение и цены в меню свидетельствовали о том, что он явно коренной парижанин, — пропади он пропадом, этот восточный колорит, мы попали в единственный турецкий ресторан, принадлежавший аборигену, который с тяжелым вздохом оторвался от компьютера, чтобы принять нас, а потом снова сел доигрывать партию.

Теперь настала моя очередь молчать: меня смертельно напугал загадочный вопль Сары. Да кем она себя вообразила? Я всего лишь поинтересовался, как у нее дела, и что получил в ответ? Крик раненой птицы. Дурацкое кривлянье. После нескольких минут карающей тишины моя недовольная физиономия скрылась за картой меню, а она согласилась извиниться:

— Франц, прости, прости меня, мне жаль, не знаю, что на меня нашло. Однако и ты ничего не сделал, чтобы сгладить ситуацию.

Я (смертельно оскорбленный, с патетикой в голосе) . Ничего, давай забудем. Лучше посмотрим, есть ли что-нибудь съедобное в этой роскошной харчевне, куда ты нас привела.

— Если хочешь, можно пойти еще куда-нибудь.

Я (решительно, однако не совсем искренне) . Нельзя уходить из ресторана, если ты уже сел и прочитал меню. Так не делают. Как говорите вы во Франции, если вино налито, его надо выпить.

— Я могу почувствовать себя плохо. Если ты передумаешь, мне тотчас станет плохо.

Я (мрачно, по-прежнему прячась за меню) . Ты неважно себя чувствуешь? Тогда это объясняет твои перепады настроения.

— Франц, ты точно выведешь меня из терпения. Если ты и дальше будешь так себя вести, я ухожу, возвращаюсь к работе.

Я (струсил, испугался, смутился, сразу положил на стол меню) . Нет, нет, не уходи, я сказал просто так, чтобы тебя позлить, я уверен, что здесь все вкусно. Даже очень.

Она рассмеялась. Я уже не помню, что мы ели, помню только тихое звяканье микроволновки в пустом ресторане перед подачей каждого блюда. Сара рассказывала мне о своей диссертации, о Хедаяте, о Шварценбах, о дорогих ее сердцу людях, о зеркалах, отделяющих Восток от Запада, которые, по ее словам, она хотела разбить посредством постоянного кочевья, номадизма [539] Номадизм — образ жизни кочевников, ставший одним из символов номадологии — концепции нового видения мира, предложенной Ж. Делёзом и Ф. Гваттари. . Явить миру ризомы [540] Ризома ( фр . rhizome — корневище) — одно из ключевых понятий философии постструктурализма и постмодернизма, введенное Ж. Делёзом и Ф. Гваттари. Ризома фиксирует принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляя открытой возможность для имманентной автохтонной подвижности и, соответственно, реализации ее внутреннего креативного потенциала самоконфигурирования; ризома противостоит неизменным линейным структурам (как бытия, так и мышления), типичным для классической европейской культуры. общей конструкции под названием современность. Показать, что «уроженцы Востока» не только были ее строителями, но и часто становились зачинателями ее сооружения, активными его участниками; показать в конечном счете, что теории Саида, [541] …теории Саида… — Основные теории Эдварда Вади Саида (1935–2003), американского интеллектуала арабского происхождения, изложены в его книге «Ориентализм» (1978). вопреки ему самому, стали одним из орудий наиболее изощренного господства: вопрос не в том, прав Саид или не прав в своем видении ориентализма; проблема в том, что разрыв, онтологический ров между доминирующим Западом и подчиненным Востоком, с которым согласились его читатели, брешь, проделанная за пределами колониальной науки, способствовала реализации данной модели и явилась завершением a posteriori [542] На основании опыта (лат.) . сценария доминирования, против которого мысль Саида намеревалась бороться. В то время, как история могла быть прочитана совершенно по-другому, утверждала Сара, написана по-другому, с позиций разделения и непрерывности. Она долго говорила о святой троице постколониализма [543] Постколониализм (постколониальная теория) — междисциплинарное направление исследований, состоящее из анализа культурного наследия колониализма. : Саид, Бхабха [544] Хоми Бхабха (р. 1949) — американский исследователь постколониализма индийского происхождения. , Спивак [545] Гаятри Чакраворти Спивак (р. 1942) — американский философ индийского происхождения, теоретик литературы, инициатор постколониальных исследований культуры и общества. , о проблеме империализма, о различиях Восток — Запад, о XXI веке, когда перед лицом насилия нам совершенно необходимо избавиться от абсурдной идеи полной инакости ислама и принять не только ужасающую жестокость колониализма, но и все то, чем Европа обязана Востоку, — согласиться с невозможностью отделить одно от другого, с необходимостью изменить точку зрения на эту проблему. Она говорила, что вместо дурацкого покаяния одних или ностальгии по колониальным временам других следует отыскать новое видение Востока, которое включало бы в себя другую сторону. Двустороннее видение.