Алекпер Алиев - Артуш и Заур

— Как тебя зовут, милая?

— Гюльбахар.

— А где мама и папа?

— В-о-о-он там сидят, — показала девочка на молодых родителей, которые сидели на одной из скамеек на другой стороне фонтана.

— Держи свой мячик и смотри не убегай далеко. Ладно? Играй рядом с мамой и папой, — сказал он и, сам не зная, почему, поцеловал ее.

Девочка, получив свой мяч, убежала, а Артуш, все это время с интересом наблюдавший за странными действиями Заура, спросил у того:

— Что? Захотелось попробовать себя в роли отца?

— Прекрати. Просто я люблю детей. Ленин их тоже очень любил.

— Ленин? Какой еще Ленин? — расхохотался Артуш как сумасшедший. — До каких пор ты собираешься носить этот галстук? Ты что, не можешь оставить его дома? Спятил?

— Не твое дело, — сказал обиженно Заур и вновь присел на скамью. Нравится — вот и ношу. Да сядь ты, наконец, не стой над душой!

Артуш не переставая смеяться, присел рядом с Зауром и положил руку на его колено.

— Обиделся? Не имеешь права. Я знаю, какой ты умный, глубокий человек, сердце которого полно любовью. Я даже презираю себя за то, что не могу быть таким добрым, благожелательным, как ты.

— Что за бредни? Ты все это обо мне?

Артуш подмигнул Зауру и указал на другую сторону бассейна:

— Думаешь, я не понял, почему ты так долго болтал с той девочкой?

— Почему же? — спросил заинтригованный Заур.

— Ты начал вести себя как настоящий «папаша», чтобы склока между нами не выходила за рамки приличия, чтобы мы не обижали друг друга.

Заур глубокомысленно посмотрел на своего любовника. Сейчас им обоим хотелось лишь одного — страстно поцеловаться, заняться любовью, подняться на вершину блаженства.

— Так странно, Артуш…

— Что странно?

— Обстоятельства требуют, чтоб мы были врагами. Правда?

— Наверно, — пожал плечами Артуш.

— Выходит, что если двое мужчин убивают друг друга на войне — это нормально, но если они любят друг друга… то это ни в какие ворота не лезет.

Катастрофа приближалась с чудовищной скоростью.

Середина декабря 1989 года. Не прошло и месяца со встречи любовников в Губернаторском саду. Занятия в школе близились к концу. До зимних каникул оставалась неделя. Школьные стены впитали в себя холод морозного воздуха на улице. Окна класса покрылись инеем — единственным украшением промерзшего и пропитавшегося смертельным унынием города.

Многое случилось за эти дни. В школу назначили нового директора. Самеда Фаиковича, учителя азербайджанского языка перевели в 134-ю школу. Число армяноненавистников удвоилось. Даже учителя, славившиеся своим интернационализмом и толерантностью, стали нетерпимы к армянам. В городе день ото дня росло число беженцев и вынужденных переселенцев, изгнанных из Армении и Карабаха.

Баку готов был взорваться кровавыми событиями.

Отрывной календарь в классе показывал понедельник, 25 декабря 1989 года. Артуш несколько дней как пропускал занятия. Камран, не дававший ему проходу, и другие патриоты класса праздновали свою маленькую победу. Семья поддержала решение Артуша не посещать уроки. Более того, ему было запрещено выходить на улицу, и он не мог видеться с Зауром. Азербайджанцы, чьи дома в Армении захватили, чьих близких убили, стеклись в Баку и Сумгаит и горели жаждой мести.

13 января 1990 года Заур находился дома, в Ичери шехере, ни о чем, не ведая, читал «Боксера Билли» Эдгара Берроуза, изумляясь стойкости, воле и смелости главного героя. А в это время парни и девушки в черных кожаных куртках, называющие себя Народным Фронтом ломились в дверь квартиры семьи Артуша на улице Видади, 136. Наконец, не выдержав напора шести патриотов, дверь поддалась. Но патриоты не смогли найти то, что искали. Артуш с родителями укрылись у соседей-космополитов, русскоязычных азербайджанцев. Не обнаружив в квартире армян, патриоты принялись крушить все вокруг. Через десять минут в квартиру набилось более двадцати мужчин и женщин, взявшихся неизвестно откуда. Начался настоящий грабеж — телевизор, холодильник, видео, стиральная машина, матрацы, мебель друг за другом покидали родной дом и истинных владельцев. Квартира опустела в мгновение ока. Остались лишь никому не нужные, затоптанные книги. Сотни книг. Морозный ветер, ворвавшийся сквозь разбитые окна, поднял в воздух рваные страницы Достоевского, Гоголя, Шукшина, Майн Рида, Джека Лондона, и закружил их в вальсе. Некоторые из страниц, мерно покружившись в опустевшей и казавшейся от этого огромной комнате, вылетали из окна, прилипали к стенам, столбам, деревьям, к счастливым и взволнованным лицам спешащих домой с ценной добычей в руках, несчастных.

Пятидесятилетний Рустам, укрывший в своей квартире Артуша и его родителей, курил на улице и горестно смотрел на жертв войны, на шустрых незнакомцев десятками выходящих из дому с трофеями в руках. Он бросил бычок под ноги и поднялся к себе.

Мать Артуша Аршалюс беззвучно плакала. Борис пытался ее успокоить:

— Мы в безопасном месте. Не беспокойся. Когда все уляжется, мы спокойно уедем.

— Я знала. Знала, что сумгаитские события повторятся и здесь. Боже, что за ужас!..

Артуш же выглядел достаточно хладнокровным и спокойным. Не слыша утешительных слов Рустама, он смотрел то на отца, то на мать. Вдруг резко перебил Рустама:

— Что случилось в нашей квартире?

— Артуш… Главное то, что…

— Дядя Рустам, что случилось в нашей квартире?

— Они все вынесли. Наверно, там ничего не осталось, — выпалил Рустам.

Услышав это, Аршалюс закричала и стала плакать еще громче. Борис взял жену за руки:

— Успокойся. Сами-то мы живы-здоровы. Мы же взяли деньги и золото.

— А мои марки?

Все обернулись к Артушу. Мать вытерла тыльной стороной ладони слезы на глазах и с изумлением посмотрела на сына. Артуш с одиннадцати лет увлекался филателией. Для него и Заура, помимо занятий любовью, самым желанным времяпрепровождением было собирание марок. Это уже превратилось для них в образ жизни. Он вспомнил о приблизительно четырех дюжинах марок, подаренных ему Зауром, и ему стало еще хуже.

— У тебя будет еще много марок Артуш, — сказала Мехпаре, супруга Рустама.

— Я хочу свои марки.

— Хорошо, пойду посмотрю, не думаю, что они кому-нибудь пригодились, — сказал Рустам. — Куда ты их положил?

— Рустам, ты что с ума сошел? Куда ты? Ты и так не особо им нравишься, — вскочил с места Борис.

— Нашему юному филателисту нужны его марки, — горько усмехнулся Рустам и погладил Артуша по голове. — Если пойду я, ничего страшного не случится. Может даже зауважают, увидев, что я один из них, что тоже хочу что-нибудь вынести.

— Не надо, Рустам, так шутить, — сказал Борис и подошел к сыну. — А ты забудь про эти марки. Этого еще не хватало.