Душан Калич - Современная югославская повесть. 70-е годы

Я написал: нас одиннадцать человек. Командир — Иван Йовановский — Ус, подмастерье портного. Ему 21 год, а уже старый коммунист. Это он рекомендовал меня в СКОЮ — ведь мы живем в Тетове в одном районе. Он серьезный и строгий, и я рад, что он наш командир. Правда, его назначение явилось для вас неожиданностью. Все думали, что командиром будет Душан Ункоский, сапожник, член местного комитета. Мне кажется, он и сам этого ждал, хотя, как видно, отнюдь не в обиде за то, что руководство доверили Усу. Товарищи поговаривают, что на расширенном заседании местного комитета вышел спор и будто Душан занял там не совсем правильную позицию и потому-де его и не назначили командиром. Впрочем, слухи ходят самые разные. Одни говорят, что Душко по прибытии в бригаду предстанет перед трибуналом и что у Муфа есть на этот счет решение местного комитета, которое он должен доставить в штаб бригады; другие, наоборот, утверждают, что Душана назначат заместителем комиссара всей военной зоны Западной Македонии. Поди знай, кому верить. Я люблю Душана и буду рад, если его назначат заместителем комиссара, но, если члены комитета считают, что его следует наказать, так тому и быть. Я за железную дисциплину. Комиссар отряда — Благоя Донческий-Муф. Ему тоже 21 год. Он студент, настоящий товарищ, он строг и требователен к себе и к другим. У него хорошая библиотека, и я брал у него книги, когда он на каникулы приезжал из Белграда. Его я тоже люблю и уважаю, но больше всех люблю Добре Галевскую и Живко Тевдоского. Они только получили аттестат зрелости. Все знают об их любви. Это прекрасно, никто из нас не чужд любви, только всему свое время. Они это понимают и терпеливо ждут, когда смогут пожениться. Я думаю, Добре записалась в отряд ради Живко, хотя она тоже член СКОЮ. Возможно, я ошибаюсь. В отряде есть еще один выпускник гимназии, Александр, Сашо Донческий, наш связной, спокойный, молчаливый парень, член СКОЮ и мой хороший, пожалуй, даже лучший друг здесь. Его брат Доне самый старший среди нас. Ему двадцать два. Работал в мануфактурной лавке. Такой же тихий и молчаливый. Женат. Аризан Нестороский тоже женат. Аризан из села Фалише, это недалеко от Тетова. У него уж и сын есть. Он член партии и, как мне кажется, самый добрый. Мы иногда подтруниваем над ним, а он только улыбается. Срмен Чадловский из села Жилче тоже коммунист. Очень симпатичный человек, чуткий товарищ. С ним и с Аризаном я познакомился позавчера на Кале, и они мне сразу понравились. И наконец, Ризван (фамилии его не знаю) — пастух из села Подгорье на Шаре. Он чуть старше меня и намного крупнее. Приятный парень. Решил прийти к нам и пришел. Некоторые ему не доверяют, но я считаю, из него выйдет хороший боец.

Отряд мы формировали в четверг в полночь на Кале. Не было только Уса — он ждал нас на базе, у заброшенной молочной фермы на Соленой Скале. Когда мы построились, Борко поздравил нас и пожелал успехов в предстоящих операциях. Он красиво говорил о нашей борьбе и о нашем долге перед родиной. С нами он не пошел. На него возложено ответственное задание: укрепить партийную организацию и, как говорят, собрать еще отряд в семьдесят бойцов, который будет действовать в районе Тетово — Маврово. Он расцеловался с каждым из нас. По пути к Соленой Скале мы запели было, но Муф запретил, по-дурацки-де выдадим себя. Он прав. К базе нас вели Душан и Аризан — оказывается, они там были накануне.

У нас мало оружия, и потому мы вынуждены осторожничать, контролировать каждый свой шаг. Говорят, что Муфу строжайше запрещено принимать бой — надо присоединиться к бригаде. На весь отряд один ручной пулемет, который несет Аризан, пять винтовок — у Муфа, Душана, Доне и Живко, и у Уса своя винтовка. У Живко даже не винтовка, а маленький карабин, однако говорят же: на безрыбье и рак рыба. Пистолеты у Муфа, Срмена и Сашо. У Сашо вообще ничего не было; это на Кале секретарь Борко отдал ему свой, сказав: «Связному он нужнее. А я что-нибудь придумаю!» И обнял его. И еще у нас штук тридцать гранат-крагуевок [90] Крагуевац — город, где находится ружейный завод. . Добре и я несем по четыре. Ризван безоружный — мы его проверяем. Вот и все наше вооружение. На мой взгляд, не так уж мало. Вернее, достаточно, чтобы добраться до бригады.

До вчерашнего утра, вплоть до прибытия на Соленую Скалу, мы шли ускоренным маршем. На базе нас ждали Иван с Ризваном. Там мы сообщили Ивану, что он назначен командиром. Он удивился, почему не Душан, но тот даже не дал ему договорить. С восходом солнца, сразу после завтрака, отряд в полном составе двинулся дальше. Мне показалось, что днем нас видели здешние крестьяне. Ус посовещался с Душаном и Муфом, и мы сразу изменили курс. Вел нас Ризван: он прекрасно знает местность. Мне было как-то не по себе оттого, что Иван шел за ним с пистолетом наготове. Все еще не доверяет ему. Ночевали под открытым небом. Я попросился в караул первым. Мне разрешили. До боли в глазах всматривался я в темноту, но ничего подозрительного не заметил. Чуть свет все были на ногах: не очень-то разоспишься на холодной земле. У тех, кто не привык много ходить, болели ноги. А я не чувствовал усталости. Мы помогали Добре, все же она девушка. Я нес ее одеяло, а Живко — рюкзак. Потом ей помогали другие. Мы шли лесом, порой далеко обходя открытые места. Около восьми мы прошли над Врутоком и обогнули Гостивар. Мы не знали маршрута. Конспирация. Так и надо. Дважды мы делали привал и быстро, наспех ели. В Селицу прибыли за полдень. Это село наше, коммунистическое. Несколько здешних парней давно уже партизанят. Крестьяне нас встретили сердечно, сразу развели по домам. Завтра утром снова в поход, а сейчас нужно отдохнуть, набраться сил».

Слободан прочел свою запись, где-то исправил, что-то добавил и удовлетворенно улыбнулся. Самое важное сказано. Можно бы, конечно, поведать и о том, как он стал партизаном, целых две недели собирался на глазах у родителей, младшего брата и только что вернувшейся из Скопле старшей сестры, но лучше не стоит. Хорош он, нечего сказать.

Когда домашние спросили, зачем ему летом теплые ботинки и шерстяные брюки, он, чтоб избежать расспросов, солгал: «Записался в альпинистскую секцию. На днях отправляемся в переход от Люботена к Турчину». И, странное дело, они поверили, а мать даже разворчалась: «Нашли время для альпинизма! Горы кишат баллистами, партизанами и качаками [91] Разбойники (макед.) . ! Жить вам надоело!» — «Какие еще качаки! — успокаивал ее Боби. — Всего три недели назад группа альпинистов прошла до Белого озера, а оттуда — к Призрену. Никаких тебе разбойников, ни баллистов, ни партизан!» Отец молча курил, глядя на своего повзрослевшего сына. А ведь будто вчера он видел его хилым, болезненным ребенком, задававшим столько хлопот и тревог. С самого рождения он, казалось, непрерывно плакал и ни за что не хотел спать, особенно по ночам. Приходилось брать его на руки и укачивать до тех пор, пока сам не свалишься с ног.