Андрус Кивиряхк - Ноябрь, или Гуменщик

— Вестимо, — сказал гуменщик. — Эх, Ханс, Ханс! Плохи твои дела. Ты же прекрасно понимаешь, что кубьяс не может жениться на баронской дочке!

— Не обязательно жениться, — вступил в разговор снеговик. — Можно ведь и просто так любить. Сколько перевидал я молодых людей, которые стояли на моем берегу и вздыхали о даме, с которой им никогда не вкусить наслаждения. Какие песни и стихи слагали они в их честь! “Для верных слуг нет ничего другого, как ожидать у двери госпожу. Так, прихотям твоим служить готовый, я в ожиданье время провожу”. “Чтобы любовь была нам дорога, пусть океаном будет час разлуки, пусть двое, выходя на берега, один к другому простирают руки”. И когда жизнь окончательно разводит их, кинжал пронзает сердце несчастного влюбленного.

— Да, — пробормотал кубьяс. — Как красиво!

— Это отвратительно! — возразил гуменщик. — Грех это — пырять себя ножом! Разве мало всяких поветрий, чертей, бесов и хищников, которые дни и ночи подкарауливают нас, чтобы свести в могилу, зачем же самому на свою жизнь покушаться? Мало ли баб на свете! Да у нас в деревне пока что ни один мужик еще не остался без хозяйки, и все понарожали детишек.

— Но не могу же я привести барышню в свой дом хозяйкой! — вскричал кубьяс. — А ты еще про каких-то детей говоришь!

— Совсем рехнулся! — оборвал его гуменщик. — Брось наконец страдать по барышне и живи, как мужику положено. Неужели на деревне пригожих девок нет?

— Да на что мне они? — воскликнул кубьяс. — Нет, Сандер, замолчи! Замолчи! Пусть говорит снеговик. Рассказывай же! Расскажи, как живут заморские рыцари и дамы! Скажи, а не бывало ли когда-нибудь так, чтобы бедняк покорил сердце богатой барышни?

— Да сколько угодно! — сказал снеговик. — Но это в основном печальные истории.

— Что с того! Говори!

И снеговик тихим певучим голосом стал рассказывать, а Ханс и гуменщик слушали, первый — сосредоточенно и сопереживая всему, второй время от времени неодобрительно хмыкал, однако не перебивал. И чем дольше слушал гуменщик, тем больше увлекали его речи снеговика, хотя он и находил в них много несуразного и дурацкого. Однако не спешил уйти со двора кубьяса.

Мороз все держался, и по утрам, если хотелось попить, воду из ведра приходилось вырубать. В избе Карела Собачника вода замерзла даже в кружке, потому что сам Карел ничего, кроме водки, не пил, чтобы хвори не пристали. Возвращался он из кабака поздно вечером и заваливался спать как был — в шубе и шапке. Так что он и не замечал, что изба уже давно не топлена. А не топлена она была потому, что батрак Ян, на котором лежало все хозяйство, старался работать как можно меньше и болтался целый день просто так — ходил в поместье, глазел по сторонам, хлюпал носом за дверью кабака, прикидывая, зайти или не зайти, и не заходил, потому что боялся Карела. Топить печь ему было недосуг, но от холода он страдал, сворачивался в постели кренделем и тихонько скулил.

Вот и теперь, продрогший и посиневший от холода, он поднялся, помахал руками и, пыхтя, направился к столу перехватить чего-нибудь, напитаться, чтобы легче было перенести холод. Карел тоже уже проснулся, наблюдал недовольно за батраком и ворчал, как всегда утром, с похмелья:

— Соизволил-таки проснуться! Ну, понятно, жрать-то оно слаще, чем спать! Да, голубчик, нынче ты у меня накушаешься! Я тебе такого хлебца дам, что двумя руками не удержать!

Ян обрадовался, хотя и засомневался, не шутит ли Карел. Конечно, здорово было бы откусить от громадной ковриги хлеба. Заполучить бы такую, так он сегодня и работать бы не стал, взял бы ковригу под мышку, забрался в какой-нибудь укромный уголок и наелся бы от пуза, так что пуп торчком.

Карел взял со стола хлеб, прижал его к груди и отрезал — такой тонюсенький, прямо кружевной, ломтик, что его действительно можно было удержать только двумя руками.

— Кушай на здоровье! — сказал Карел и расхохотался злорадно.

Настроение у Яна сразу испортилось, он угрюмо принял хлеб, и тот тут же расползся в его руках.

— Разве ты не знаешь: кто хлеб крошит, тому после смерти придется все крошечки до единой собрать! — назидательно заметил Карел. — Ешь по-людски, а не как свинья! А если собираешься есть, как свинья, то убирайся вон из-за стола, помоями питайся!

Ян смиренно попросил немножко каши.

— Каши? — изумился Карел. — Ты забыл, что говорили наши предки: кто хлеб с кашей ест, тому одна дорога — в тюрьму!

Ничего не поделаешь, Ян съел свой хлеб и запил его квасом — квас пить ему не возбранялось. Только раз, когда крышка квасника осталась открытой, Карел изрек очередную премудрость:

— Кто крышку квасника оставляет открытой, тот на том свете щериться будет!

На это Ян не решился ничего сказать. Хозяин, похоже, не в духе, раз стал припоминать дедовские премудрости. Кто знает, каким еще словом он может припечатать или какую ужасную судьбу предсказать? Но Карелу надоело издеваться над бестолковым батраком, да и беспокойство о собственном здоровье напомнило о себе. Он заставил себя встать и сообщил, что отправляется в кабак.

— Смотри у меня, не ленись! — наказал он Яну. — Если всех работ не переделаешь, я тебе вечером ноги узлом завяжу!

Ян, конечно, и не думал никакими работами заниматься. Он обшарил весь дом в поисках съестного, но в кладовке было пусто, как и в подполе, потому что Карел ел и пил в кабаке и не пекся о домашних припасах, а что оставалось от былых времен, то Ян уже давным-давно подчистил. Разжиться было нечем. Но есть очень хотелось, и Ян решил наведаться в поместье и там стибрить чего-нибудь. Поскольку мази, чтоб проникать сквозь стены, у него не было, до молочных рек и кисельных берегов он мог добраться только обычным воровским путем. Так что Ян тут же направился в поместье, заранее предвкушая, как наестся. Но когда батрак подошел к барской усадьбе и остановился в раздумье, сквозь какую щелку или окошко лучше пробраться в кладовую, из-за угла появился камердинер Инц и воскликнул:

— А, Ян! Хорошо, что ты здесь! У барина для тебя работенка есть!

— Недосуг мне сейчас на барина работать, мне хозяин Карел Собачник важное дело поручил, — соврал Ян. Но Инц прервал его:

— Меня это не касается! Раз барон приказал, твое дело исполнять, и вякать тут нечего! Хочешь, чтоб выпороли тебя на конюшне, обалдуй? Немедленно запрягай лошадь и езжай за адвокатом!

— За кем? — переспросил Ян.

— За адвокатом! — повторил Инц и объяснил, откуда Ян должен доставить в поместье этого деятеля. Ян слушал-слушал и как-то разом позабыл про голод. Ах, его посылают за адвокатом! До чего здорово! Ян еще ни разу в жизни не видал их, но покойный Тимофей рассказывал как-то про мартышку по кличке Адвокат, она вроде человека, только меньше ростом, вся мохнатая и с длинным хвостом и вытворяет всякие забавные штуки. Тимофей Адвоката видал, когда воевал в далекой стране, а Ян как негодный к строевой службе из-за своего плоскостопия и думать не мог, что ему выпадет такая удача. Так что он даже с удовольствием запряг лошадь в сани и выехал из ворот.