Клели Авит - Я все еще здесь

– А ты как, в порядке? – спросил он, садясь обратно.

– Еще бы! Прекрасная новость!

– Да, но… В смысле…

Я видел, что Жюльен чуть смущен. Он знал, как я люблю детей. Все это знали. Кроме того, он знал, что меня все больше угнетало, что у меня нет детей.

– Все нормально, Жюльен. Не бери в голову. Я обязательно кого-нибудь найду, дай только срок.

– О, это уже прогресс! – воскликнул он с искренней радостью.

– Конечно. Но что там с твоим стрессом?

Я предпочел сменить тему, чтобы не обсуждать ситуацию с Эльзой.

– Это и была причина моего стресса, – признался он.

– Не понял?

– Ты.

– Я?

– Я не знал, как тебе об этом сказать.

Если бы не убеждение, что настоящие мужчины в таких случаях не плачут, я бы разрыдался. В прошлый раз, когда я разнюнился в пабе, я изменил своим принципам, но сейчас решил сохранить им верность.

– Жюльен… Брось ты это, я тебя умоляю. Конечно, я слегка завидую твоей замечательной семье, но мне кажется, что и я наконец до этого дозрел, так что давай не будем об этом, ладно?

Жюльен всматривался в мое лицо, словно проверял, не обманываю ли я его. Судя по всему, ничего подозрительного он не заметил и кивнул мне, а я весело улыбнулся в ответ. Мы расхохотались, и тут у меня снова зазвонил телефон.

– Извини, я на минутку, – выдавил я сквозь смех.

Я снял трубку, даже не взглянув на номер звонящего, все еще во власти эйфории от новости, которую мне сообщил Жюльен. Но едва я услышал в трубке женский голос, вернее, тон этого голоса, как с меня слетела вся веселость. Я так и не понял, кто звонит, но что-то подсказывало, что звонят не просто так.

– Месье Грамон?

– Слушаю вас.

– Добрый вечер. Говорят из больницы «Розалин».

Кровь застыла у меня в жилах. Голос медсестры пропал, заглушенный чем-то вроде звукового экрана, который воздвиг мой мозг, заслоняясь от информации и судорожно отыскивая возможные причины звонка. Первое, что пришло мне в голову: что-то с Эльзой. Правда, непонятно, почему из больницы звонят мне.

– Алло? Месье Грамон? Вы слушаете?

– Что? Да, простите. Я не расслышал. Вы не могли бы повторить?

– Я сказала, что звоню вам потому, что мне не удалось связаться с мадам Грамон. Это ваша мать, я правильно понимаю?

– Да, все верно. А что случилось?

– Мне… Мне очень жаль, что приходится сообщать вам такие вещи по телефону, но… Ваш брат скончался. Примерно час назад он выпал из окна своей палаты. Мы пытались его спасти, но… Бригада реанимации убеждена, что это самоубийство. Поверьте, мне очень жаль. Вам… вам нужно подъехать в больницу, получить документы и… Ну, вы сами понимаете.

Если она еще раз повторит, что ей очень жаль, я брошу трубку.

– Месье Грамон?

У меня подкосились ноги. Я весь заледенел. В голове воцарилась абсолютная пустота, но я все же сумел ответить:

– Я приеду через полчаса, вместе с мадам Грамон.

И повесил трубку, не дожидаясь ответа. После того как раздался звонок, я по привычке отошел подальше, чтобы не мешать Жюльену. Теперь я почуял, что он стоит у меня за спиной.

– Тибо, что случилось?

Я медленно повернулся от окна. Кажется, мои принципы «настоящего мужчины» сейчас рассыплются в прах.

– Сильвен…

Мой лучший друг сразу понял, в чем дело. Хотя как он мог это понять? Наверное, просто почувствовал, что стряслось что-то ужасное.

– Ты должен ехать в больницу? – спросил он.

– Сначала заеду за матерью.

– Все так плохо?

Я кивнул, не в силах ни шевельнуться, ни произнести хоть слово. Я стоял столбом. Ботинки и «космическую» куртку мне подал Жюльен. Как я садился на пассажирское сиденье его машины, я не помню. Не помню, как сзади села мать. Ничего не помню. Совсем ничего. В сознании осталась только боль, отгородиться от которой не помогла бы никакая проклятая завеса.

Он сказал «до завтра».

С тех пор прошла неделя.

Я несчетное число раз прокручивала в голове подробности нашей последней встречи, думая, что ошиблась. Но нет, я была абсолютно уверена, что он сказал «до завтра». Вначале я не очень беспокоилась. Возможно, у него какие-то дела. Конечно, у него наверняка есть другие дела. Эта мысль, впрочем, не помешала слегка приревновать его к этим делам.

В один из дней у меня мелькнул проблеск надежды, когда скрипнула дверь моей палаты. Но это был всего лишь врач. Кто именно, я не поняла, но чутье подсказывало, что это мой интерн. По-моему, он перелистал историю болезни и что-то в нее вписал. Постоял перед мониторами, словно изучая показатели, и удалился, не сказав ни слова. С другой стороны, с кем ему тут разговаривать?

Мой опыт обогатился новыми эмоциями. Я испытала разочарование и мимолетную тревогу. Потом меня охватил страх.

Это было неизбежно, хоть я и надеялась, что поддамся страху в последнюю очередь. Особенно такому страху.

Когда я, обутая в ботинки с «кошками», ступала на ледник и видела перед собой снежный мост или трещину, мне всегда было немножко страшно. Но это, как я объясняла Стиву, был страх пополам с адреналином, и мы умели держать его в узде. Мы знали, что почти все зависит от нас, от нашего умения преодолевать препятствия, от нашей осторожности, быстроты реакции, ловкости и смекалки. Конечно, всегда присутствует и доля случайности – тому, кто не готов рисковать на каждом шагу, нечего делать в горах.

Но сегодняшний страх пожирал меня изнутри. Я была перед ним бессильна и не могла заглушить его другим чувством. Я только ждала, и это ожидание длилось бесконечно.

Сначала я боялась, что Тибо вообще больше не придет. Это означало, что мои упражнения утратят смысл и не помогут мне очнуться. Потом я испугалась, что с ним что-то случилось. Постепенно мне стало ясно, что мой организм восстановит свои функции только на фоне этой жуткой химии.

К счастью, страх дал толчок, хоть и слабый, пробуждению всего остального. Ко мне явно возвращалось чувство осязания. Кроме того, когда санитарка капнула мне на шею чуточку эссенции, мне показалось, что я учуяла слабый аромат жасмина. Правда, я не знала, что это было – реальное ощущение или плод моей фантазии, но предпочла думать, что первое. Если уж мне суждено умереть, лучше унести с собой побольше всякой информации, пусть даже она сводится к аромату жасмина. Или его иллюзии.

Сама себе я напоминала мешок, набитый всякой всячиной, от самых простых вещей до самых неожиданных, и невозможно разобраться, где кончается одно и начинается другое. Мне становилось все труднее сортировать захлестнувшие меня потоки информации. А они все прибывали и прибывали. Такое впечатление, будто мой мозг достиг точки насыщения. Как будто раньше его активные зоны умещались на крошечном пространстве – пара-тройка квадратных нанометров, – и события трех последних недель заполнили их целиком. Между тем лавина внешних раздражителей не ослабевала. Я всерьез опасалась, что в конце концов у меня в мозгу образуется настоящий кавардак. Поэтому я каждый день внушала себе, что Тибо попрощался со мной «до завтра» не неделю, а всего несколько дней назад, но радиоприемник санитарки каждую ночь сообщал мне точную дату.