Сара Бергман - Съевшие яблоко

— А у тебя папа теперь насовсем ушел? — спросил Ян, загребая носками ботинок воду в первых весенних лужах. Вечером ему бы, конечно, за это влетело. Но сейчас он об этом подзабыл.

Кира от нечего делать провожала его до электрички. Последние дни она пользовалась любой возможностью погулять. Задерживалась в школе после уроков, ходила в парк, шла смотреть книги в магазине. Лишь бы не домой.

Поэтому и сегодня брела рядом с одноклассником по залитом солнцем школьному двору и хмуро смотрела под ноги:

— Теперь, наверное, да.

За зиму она очень изменилась. Яну, который видел одноклассницу каждый день, такие перемены были не заметны. Зато людям, редко встречавшим Киру Савицкую, разительный контраст сразу бросался в глаза.

Кира, как казалось, стала выше и взрослее. Хотя совсем не вытянулась. Просто исчезла милая, трогательная припухлость детских щечек. Заострились черты лица, исчезли забавные ямочки. Вся фигура ее изменилась, приобрела угловатые подростковые черты. И в манерах появилось новое. Раньше Кира всегда улыбалась — чистой открытой улыбкой, с любовью ко всему миру. Теперь все больше хмурилась и молчала. Иногда только прорывались у нее торопливые горячие слова и почти всегда они были наполнены недетской усталостью и обидой.

— Он теперь с той женщиной живет. В нашей новой квартире. Мама туда ездила, а отец замки сменил. — При словах «та женщина» на лице Киры тоже появилось новое непривычное для нее неприязненное выражение.

Ставицкий уходил из дома на протяжении всей зимы. Уходил долго, мучительно. И этот тягостный процесс выел душу и у матери и у дочери.

Сначала он пропал на неделю. Даже не взяв с собой вещей. Жена плакала, звонила на отключенный телефон. То рвала свидетельство о браке, то ездила в контору. Позже оказалось, что отец ездил с той женщиной куда-то на море, а поставить в известность не удосужился.

Потом вернулся, прожил в семье еще три недели. Так, будто ничего не случилось. Потом начал ночевать не каждый день: то дома, то на новой квартире. Пока однажды Кира не вернулась домой и не обнаружила полупустую квартиру. Отец ушел не предупредив, ни слова не сказав накануне вечером. И подгадал так, чтобы мать уехала в Москву к бабушке.

Забрал, как с горяча кричала мать, все. И не только свои вещи, но даже новый телевизор, пылесос и кулон, который давно купили Кире на пятнадцатилетие и берегли в сейфе.

Мать проплакала три дня.

— Твой папа теперь на ней женится? — любопытно спросил мальчик.

Девочка стиснула губы так, что они превратились в тонкую ниточку:

— Не знаю. Может быть.

— А ты? — Ян заглянул ей в лицо.

— Что я? — хмуро бросила та в ответ. Хотя и понимала о чем речь, Кира не хотела отвечать.

— Ну… — мальчик замялся. — Она теперь будет тебе вроде мачихи?

— Нет! — Кира так резко остановилась, что рюкзак в руке больно саданул ее по коленке. — Не будет она мне мачехой — у меня мать есть!

Мальчик стушевался, но не унялся:

— Но ведь когда ты будешь приходить к папе, ведь вы будете общаться?

— А откуда ты знаешь, что я буду туда ходить? — запальчиво вскинулась девочка.

Ян растерялся:

— Но ведь это твой папа. Он ведь маму твою бросил, не тебя…

Кира молчала. Ей отчаянно не хотелось рассказывать, что отец уже третью неделю не приезжает за ней в выходные. Сначала обещал. И даже приехал и возил ее в город. Где был у них большой разговор. И папа гладил ее по волосам, и обещал, что никогда она — Кира — его принцессой быть не перестанет. Что он будет забирать ее каждые выходные, как раньше, и они будут проводить эти дни только вдвоем. Говорил как он ее любит. И что с матерью они разводятся, потому что «так бывает» и Кира непременно «поймет, когда вырастет».

Но та, как ей казалось, понимала все уже сейчас. Не появись та женщина, они бы никогда не развелись.

И Кира бы без отца не осталась.

— Не знаю, — в который раз сказала Кира.

Хотя каждые выходные она отчаянно ждала, что приедет папа. Считала минуты, поглядывала за занавеску, в надежде увидеть машину, услышать звук мотора — не закрывала окно, пуская в комнату ледяной ветер. Она очень ждала в выходные. А в будни ждала выходных.

— Он теперь с той женщиной. И мы ему не нужны. — Сказала и сама не поверила. Ведь не могло случиться так, что папа — ее папа уже больше не вспоминает о существовании «его принцессы».

А мальчик вдруг на секунду замер, ослепленный какой-то своей мыслью, сжал пальцами лямки рюкзака и испуганно поднял на Киру вопросительный взгляд:

— У Никита сегодня тоже на свидание пойдет…

Перед встречей с Альбиной Мезенцев неожиданно разволновался.

И не только из-за самой Альбины, сколько из-за того, что ложась вечером в постель и уже задремывая, вдруг в испуге вскинулся от промелькнувшей мысли — женщины-то у него не было уже полгода, а он как-то и не заметил.

Мезенцев открыл глаза и уставился в темный потолок. Грустно. Этак к сорока годам он уже помнить будет только о простатите. Нужно было жить сейчас, пока еще молод.

Но на эту самую «жизнь» катастрофически не хватало времени. Утром вскочи по будильнику — отвези ребенка на электричку — бегом на работу: суды, ходатайства, заявления, исполнения. А после работы еще надо заскочить в магазин, надо что-то по быстрому приготовить или хотя бы погреть, надо Яна забрать с занятий — а это то в десять, то в одиннадцать. Бросить вещи в стиралку, тетради купить — они в его портфеле будто горели. Да мало ли чего еще надо. А еще работа — новые клиенты, дела, нервотрепка. Ни на что времени не хватало. Какие уж тут женщины.

Даже сейчас — уже пригласив Альбину на свидание — он беспокоился из-за того, что в этот вечер планировал купить обувь себе и Яну — зима давно кончилась и до лета недалеко. К тому же, он точно не успевал забрать мальчика с занятий и тому придется добираться в метро — надо будет звонить, узнавать, контролировать. Отрываться от приятного вечера…

А все говорило о том, что вечер будет приятный. И мысленно Мезенцев уже выбирал ресторан, в который лучше повести девушку. И, засыпая, видел перед глазами ее веселые черные кудряшки.

Ресторан он выбрал тихий и уютный. Не слишком помпезный — не по деньгам, но и не пиццерию.

Альбина, будучи не в суде, вела себя естественней и часто тихо и обаятельно смеялась. Было почти видно, как строгая раздраженность закрутившегося делопроизводителя слетает с ее плеч. У женщины ярко блестели глаза, весело вились кудряшки. Которые без шапки и стягивающей резинки оказались в точности такими, как представлял Мезенцев — большая копна иссиня-черных волос завитых в мельчайшее кольцо. И вся эта красота весело переливалась, прыгала при малейшем движении, так что отвести глаза было почти невозможно.