Сара Бергман - Съевшие яблоко

Пахло его полными руками, жирной ноздреватой кожей, липким кислым потом. Его ртом, невнятным мычанием, немочью, капризными слезами.

Нина отдернула занавеску, срывая с петель края старого пыльного тюля. И, схватившись за оконную ручку изо всех сил рванула.

Ссохшаяся деревянная створка не поддалась сразу. Нина, скрежеща стиснутыми зубами, дернула сильнее. Задребезжало стекло. Еще! И еще!

Раздался треск и створка рывком сорвалась с насиженного места, окатила брызгами растрескавшейся краски и пыли и распахнулась. Жгучий холодный весенний ветер ударил Нине в лицо.

На мгновение перехватило дыхание и она упала грудью на подоконник. Жадно вдыхая перегнулась наружу. Высунулась наполовину и уставилась на тротуар далеко внизу. Там волновались чахлые кусты в палисаднике, дождь стучал по лужам, оставляя недолговечные отметины.

Ветер колоколом надул занавески и с силой вытянул их наружу.

Нина сползла с подоконника и приволакивая ноги потащилась в кухню.

За ее спиной осталось призывно раскрытое окно. Занавеска полоскалась на ветру на высоте пятого этажа.

— Нина, Нина, открой!

Этот шум шел неизвестно откуда. И кажется отовсюду. Он заслонял собой квартиру, звуки, краски … ввинчивался с мозг, мешал сосредоточиться.

А Нине сейчас надо было подумать. Она о чем-то сосредоточенно размышляла, пыталась найти ответ на какой-то вопрос. Вот только на какой?

Мучительно сжимала виски: какой, какой? О чем она думала?

— Нина! Нина, пожалуйста, открой!

О чем?

И тут она поняла — она ведь пыталась понять чей это голос. и откуда он доносится. Нина обрадовалась — вот оно, вот о чем она думала!

Но снова этот грохот не дал сосредоточиться.

— Нина, впусти меня!

Мысль ускользнула.

Вася. К ней снова пришел проклятый Вася.

Нина едва волоча ноги вышла в коридор и распахнула дверь.

— Нина, Нина я так долго стучал! Ты обещала меня забрать! Нина, я останусь у тебя, ладно? Ладно? Ты обещала! Нина, пожалуйста, я буду хорошим, обещаю. Я буду хорошо себя вести! Меня никому не надо! Лиза, пожалуйста. Ты меня не бросай, ты меня забери. Ведь ты обещала. А больше я никому не нужен.

Слезы катились из его глаз, он кричал и кричал, жадно обнимая ее, удушливо сжимая руками.

Вася просто не хотел, чтобы к ней не приходили другие дети. Хотел, чтобы Нина вечно была с ним одним, чтобы была прикована к нему так, как была прикована бабушка.

Уши болели от крика. Вася все визжал, не давал ей сосредоточиться.

— Нина, Нина! Ты меня только не бросай!

Вася ее обнимал. Обнимал и душил, не давая сделать вдох. Глаза слезились и горели. У него были липкие мокрые пальцы. И очень сильные руки. Нина силилась, но никак не могла оторвать их от себя. И отступала, отступала назад, выворачиваясь их этих настойчивых объятий. Ей нужно было сосредоточиться. Нужно было подумать.

— Мы никому не нужны. Лиза, мы с тобой ничейные, плохие. Нас поэтому никто не любит! А ты меня забери. Забери, забери! Я не хочу со взрослыми. Они все врут!

Она отлепляла от себя жадные ладошки, но рук было слишком много. Стоило отцепить одну и в тебя цеплялась другая:

— Уйди, уйди. Нет-ро-тро-гай. Отпу-ус-сти-сти меня, — язык ее заплетался, толстый и неповоротливый он не вмещался во рту, мешал выговаривать слова.

Нина отступала и отступала, спотыкалась. Отлепляла от себя детские руки. Это Вася, это все Вася. А ей нужны были дети. Ей хорошо с детьми. Это не честно, не справедливо.

— Нина, Нина, пожалуйста. Не бросай. Ты ведь обещала! Ты обещала меня увезти.

— Уйди! — визг разрезал жужжащий в ушах шум, расколол ее голову надвое. И чтобы избавиться от всех этих детских ладошек Нина выбросила руки вперед, — уйди! Уйди-уйди-уйди! — и оттолкнула.

Одну из занавесок увлекло следом, она выпросталась в окно и взвилась, подхваченная ветром.

Окно случайно оказалось позади — Нина не нарочно. Между вдохом и выдохом целиком уместился прорезавший тишину вопль. Полный ужаса, отчаянный детский крик.

С веток с гулким карканьем снялась спугнутая им стая ворон.

Крупный бородатый мужчина сидел на металлическом ограждении, удерживая на весу толстую деловую папку и медленно пролистывая ее содержимое. Одним глазом он поглядывал на детскую площадку, где в песочнице по утреннему времени возились только двое ребятишек: пухлый мальчик лет шести и маленькая курчавая девочка, не старше двух. Малыши копали совками песочек, дружно по очереди хватались за ведерко, в четыре неловкие ладошки лепя кривые куличики и звонко смеялись. Каждый раз, как они заливались смехом, мужчина тоже улыбался и на лице его за хмурой серьезностью, проглядывала всепоглощающая родительская любовь.

А со стороны, из-под тени дерева за песочницей наблюдала другая девочка. Постарше: некрасивая и худая, с заметными следами вырождения на лице и косящим левым глазом. В грязноватой олимпийке не подходящей ни по размеру, ни по погоде. Взгляд девочки был злобным и неприязненным. Несколько минут она не спускала завистливых глаз с детей, а потом сморгнула, сунула руки глубоко в карманы джинсов. Развернулась и побежала в сумрачную тень подворотни.

Смотри, куда идешь (тадж.)

Я твою маму имел (тадж.)

О-кась, а давай еще по одной (укр.).

Да пошел он нахуй (укр.)

У нас зарплата маленькая, как у него хуй, а мы пашем, как проклятые (укр.).

Деньги лопатой гребет так, что аж охуеть можно, а мы хуярь на него. Чтоб он от сифилиса сдох (укр.).

Вот именно! Пускай свои барские одежи сымет и руками поработает, а не только хуй подрочит (укр.).

А мы пока его телочку оттрахаем, чтоб ее пизда не простаивала (укр.).

Оп-па, кончилась (укр.).

Да там в кухне еще была, дивчина, сгоняй-ка, у тебя ноги моложе (укр.).

Эй, порблядушка (укр.).

Куда? Ты водку пила, а теперь спиздиться хочешь? (укр.)

Wardrobe (англ.).