Сара Бергман - Съевшие яблоко

Личико его было вымыто. На лбу белел квадрат пластыря.

Домой ехали молча.

Альбина держала на руках Павлика и не могла заставить себя отпустить и пересадить его в детское кресло. Мезенцев не настаивал.

Он вообще ничего не говорил, раз за разом прокручивая в голове все сказанное.

Она была права. Так жить невозможно.

Павлик, плотно укутанный в материнскую куртку, давно уснул и то и дело посапывал во сне. Альбина каждый раз сильнее прижимала его к себе.

У дома женщина поспешно, не дождавшись пока Мезенцев обойдет машину, распахнула дверцу. Мезенцев придержал ее за локоть, но Альбина став на асфальт тут же отвела глаза:

— Ты не звони сегодня, — хриплым голосом сказала она, тихо, но решительно, — мы уже спать будем. Не надо будить. — И сразу же отвернулась, подхватывая сумку. Павлик у нее в руках полусонно заворочался.

Мезенцев быстро поцеловал мальчика в макушку. От ребенка остро пахло больницей и спиртом.

— Я завтра позвоню, — сказал он.

Альбина не ответила, торопливо зашагав к подъезду.

Мезенцев ехал домой, почти не глядя на дорогу. Альбину можно было понять. Она мать — у нее маленький ребенок. Мезенцев представил, что в его доме живет Лиза. Представил и как-то приблизился к понимаю чувств Дениса Матвеевича. Это тяжело, это опасно. А тем более, если у тебя есть маленький ребенок, и возможно будут еще дети.

Нет, он не бросил бы Яна. Нельзя предать того, кто тебе доверяет.

Но мог ли он поклясться, посмотреть в глаза и обещать, что такого больше не случится? Или что не будет хуже?

Перед глазами стоял взгляд Лизы.

Нет, не мог бы он поручиться.

Но ведь Альбина добрый человек. Она женщина, мать, и все поймет.

Просто нужно немного времени. Тайм-аут. Перекур. Всем нужно успокоиться: успокоиться и остыть. И решать что-то без лишних эмоций. Когда все уляжется. Тогда можно будет найти выход на трезвую голову.

Мезенцев не помнил как доехал, как и где оставил машину, как поднимался в лифте. Понял, что он дома, только когда вошел и включил свет в прихожей.

— Я нечаянно! — откуда-то из темноты выскочил ему навстречу Янка. С криком схватив за руки и повиснув на нем как на дереве. — Я не хотел, я кинул, а оно само! — он был заплаканный и испуганный. Глаза красные. Лицо мокрое. Впервые за долгое время, он тараторил. И смотрел на Мезенцева полыми испуга и надежды глазами, — я нечаянно, я не хотел!

Мезенцев сглотнул жесткий болезненный комок в горле, ни слова не говоря его обнял.

Хотел что-то сказать и не мог. Молчал, молчал…

А Ян застыл — он все понял.

Если бы его ругали, если бы его отчитывали — все еще можно было бы исправить. Но ему ничего не говорили и он все понял.

— Ты меня к Денису Матвеевичу отвезешь? — как-то бесцветно спросил он.

Руки у мальчика обвисли и Мезенцев сам почувствовал, как неловко обнимать застывшее тело и отпустил.

Позорно и трусливо спрятал глаза:

— Это на время. — Он себя возненавидел. — Слушай, сейчас всем надо успокоиться, ты понимаешь?

Мальчик молча стоял перед ним низко опустив голову. Мезенцев изо всех сил пытался заглянуть ему в глаза, но уже не мог.

— Ян, — почувствовал как голос его зазвучал жалобно и просительно, он будто помощи просил у ребенка, которого сам же предавал. Ну помоги мне, помоги, так же невыносимо, я так не могу. — Ты же большой парень, да? — с надеждой дрогнувшим голосом выдавил Мезенцев, сжимая большими ладонями детские плечи, — это только до лета. Обещаю. Слышишь? Ну я обещаю тебе, только до лета. Полтора месяца осталось — а там учебный год кончится и я тебя заберу. Ты мне веришь?

Он снова хотел заглянуть мальчику в лицо. Но тот опустил голову ниже, Мезенцев попытался повернуть его к свету — переступил — и под ботинком глухо хрустнуло.

Мужчина глянул под ноги.

Там лежал брелок в виде человека-паука. Оторвавшийся от брошенного телефона, залетевший в коридор и оставшийся здесь ждать когда тяжелый ботинок раздавит его в пластиковую крошку.

Ком встал в горле. Мезенцев почувствовал, что сейчас и он — взрослый бородатый мужик — заплачет:

— Ну что ты ревешь? — с беспомощностью отчаяния теребил он мальчика, — ну не реви. Это же не надолго.

Тот всхлипнул и уткнулся лицом в большое мезенцевское плечо. Ян его прощал.

И сначала на душе у того отлегло, будто он получил прощение палача у самой кромки эшафота. А потом стало еще муторней и вены сдавило такое могучее чувство вины, что в жилах застопорилась кровь. Он был уже в секунде от того, чтобы передумать.

Но это было бы уже совсем не дело: отвожу-привожу. Решил уже — значит, надо отвозить.

И потом, это ведь не надолго…

Никогда у Мезенцева не было так тяжело на душе, как следующим утром, когда он собирал вещи в большие сумки.

Вся квартира его уже была наполнена Яном. Книжки в ванной, учебники на кухне. Под кроватью Мезенцева старые кеды, на столе тетради вперемешку с рабочими папками. Сердце сжималось и щемило тусклой болью. Отдавалось колотьем в ключицы.

Он собирал, искал эти вещи. Сворачивал, складывал и убирал в большие сумки.

не успевшие пройти стирку майки в ванной

грязная спортивная форма в пакете

мяч Лизы

мяч Яна

Потом он поймал себя на том, что складывает и собирает и зимние вещи, те что уже были убраны в дальний конец шкафа, до будущего года. Похолодел и принялся торопливо, как заметающий следы преступник, вытаскивать их и вешать обратно.

— Ты готов? — голос его не слушался.

Ян, не произнесший со вчерашнего дня ни слова, молча поднял с пола нагруженный ранец.

Из квартиры он вышел не оглянувшись.

Мезенцев, с глухо сжимающимся тяжело давящим сердцем вышел на улицу. Под серой хмарью неба накрапывал теплый весенний дождь.

Он сложил туго набитые, громоздкие сумки в багажник, открыл для мальчика заднюю дверцу. И, занятый своими переживаниями, только тут заметил, что его нет рядом.

Мезенцев стоял у машины один, а где-то далеко, за спиной раздавался хлюпающий топот ног, шлепающих по лужам.

Ян бежал вдоль серых однотипных коробок домов. Мезенцев кинулся за ним, но тот был уже далеко — очень далеко.

— Ян! — сперва негромко, не совсем еще поверив, крикнул Мезенцев. А потом громко, во весь голос, — Ян! Ян!!! — и крик отдался в уже пустом дворе.

Нину донимал дождь. Он стучал по крыше над ее головой, стучал по окнам, стучал по вискам изнутри головы. И Вася, который уже день бродил по ее дому, не даваясь в руки, не попадаясь на глаза. Мешая спать.

Нина, тяжело волоча ноги, слонялась из комнаты в комнату. Спутанные нечесаные волосы облепили ее лицо.

Ей отчаянно нужно было найти Васю. Он был где-то здесь, теперь Нина окончательно уверилась.

Ноздри щекотал его запах. Едва уловимый удушливый смрад дибила. Который с каждым часом усиливался, обострялся, нарастал. И вот уже превратился в жгучую сладкую, удушливую вонь.