Сара Бергман - Съевшие яблоко

И тут его снова прервал звонок:

— Никита, в ты скоро домой придешь? — судя по тону это был как раз тот вопрос, который предполагалось задать два звонка назад. И будто нарочно в пику горячей защитной речи Мезенцева голос прозвучал совсем по-детски.

Для Яна появление Альбины в самом деле прошло не безболезненно. Он оказался совсем не таким взрослым, как сгоряча расписывал Мезенцев.

Тот факт, что Ян уже мог решать простейшие примеры математической логики совершенно не свидетельствовал о его способности принять мысль, что своего взрослого теперь придется с кем-то делить. Да, на словах мальчик со всем соглашался, цитировал ерунду о «плотской» и «платонической» любви: из энциклопедии и Шекспира.

Но спустя минуту он же с болезненным нетерпением лез в кухню, где за закрытой дверью Мезенцев разговаривал с Альбиной по телефону. Получал укорот, но не в силах совладать с собой чуть погодя предпринимал новую попытку. И не переставал беспокойно виться в коридоре, пока разговор не заканчивался. После чего еще долго бросал на Мезенцева вопросительно-выжидательные взгляды, ерзая на стуле и поминутно отвлекаясь от своих уроков.

К тому же Мезенцев теперь намного больше работал, возвращался поздно, и Ян никогда не знал почему тот не забрал его в этот раз — из-за работы или из-за Альбины. Так что почти каждый вечер мальчик добирался до дома сам — в ночном метро. И хотя Мезенцев звонил, требовал отчитываться сразу, как только тот переступит порог — но поделать ничего не мог.

И каждый день после школы, идя по залитому весенним солнцем двору, дети ревниво, с затаенным боязливым любопытством наблюдая друг за другом, делились своим:

— Нет, если ушел, значит почти наверняка и тебя бросил, — с видом знатока рассуждал мальчик, изредка поглядывая на девочку и шмыгая простуженным носом. — Я вчера читал: когда после развода прошло меньше пяти лет — только сорок процентов отцов встречаются со своими детьми. А через десять — тридцать два, а через двадцать — четыре с половиной. А некоторые и совсем не встречаются.

Кира, вялая и подавленная, почти не реагировала на такие рассуждения. Она мрачно и отрешенно смотрела под ноги, думая о чем-то своем.

— А твой папа часто с той женщиной встречался? — вдруг сменил тему мальчик, в этом вопросе чувствуя шкурный интерес и потому сразу став испуганным, — ну, когда еще не ушел от вас.

— Откуда я знаю? — раздраженно огрызнулась девочка. — Думаешь, он нам об этом рассказывал? У нас по-другому! — разразилась она горячо, но быстро сникла и потухла.

Мальчик на какое-то время замолчал.

— Как ты поняла, что он от вас уйдет?

В школу уже обоим ходить стало не интересно. Раньше Кира училась, потому что была примерной девочкой. Ведь папа гордился своей дочкой, мама тоже все беспокоилась — как она учится. А теперь стало непонятно зачем вообще так стараться.

Но и для Яна уроки, казалось, потеряли часть своей привлекательности. Хотя раньше он любил все занятия без исключения, даже те на которых ему было очевидно не интересно. Сейчас мальчика больше занимали собственные страхи.

Ян напряженно смотрел девочке в глаза и, противореча сам себе, с надеждой спрашивал:

— Папа тебя теперь что совсем-совсем не любит?

Кире становилось не по себе, такие вопросы жгли ее сильнее всего, и обычно она не отвечала, а только отворачивалась.

Сначала отец с матерью договорились о том, что он будет забирать Киру на выходные и в среду-пятницу привозить из бассейна. В первую же неделю оказалось, что встречать девочку ему неудобно и остались только выходные.

Теперь третью неделю подряд Кира с затаенным страхом и вперед идущей обидой ждала субботу — в глубине души она уже знала — отец не приедет.

— Ты боишься, Никита тебя тоже бросит? — тихо и равнодушно спросила она.

Мальчик вспыхнул, пошел красными пятнами и сжал кулаки, злобно шмыгнув носом:

— Не бросит! Он мне обещал!

Отчего Кира без сочувствия, вообще без эмоций заключила — конечно, боится.

Сама она уже устала бояться и переживать. Устала сочувствовать другим. И потому безжалостно спросила:

— А если бросит? Что с тобой будет? — и прагматично предположила, — обратно к профессору?

Но мальчик так рассудительно мыслить не мог. Ведь это касалось его жизни — и даже не так — это была вся его жизнь, без остатка.

Он как вкопанный остановился посреди дорожки и громко с обидой выкрикнул:

— Не будет этого! Не говори так! Я с тобой вообще больше разговаривать не буду, раз ты такая дура! — и, сорвавшись с места, припустил к станции.

Кира посмотрела ему вслед и ей стало стыдно. Но где-то глубоко внутри, едва слышно.

Девочка пожала плечами и поплелась в сторону дома. Все равно они завтра помирятся — так кончался каждый или почти каждый их разговор. А если Ян пока не хочет верить, что и его могу бросить взрослые — то рано или поздно все равно поверит. Взрослые всегда бросают.

Во всяком случае, так теперь казалось Кире.

А дома ее ждала неожиданная радость. Там, у подъезда, у самой двери стояла отцовская машина. Кира никогда бы ее не перепутала, ни с чьей. Такой родной и знакомой она была.

Папа приехал! Девочка подхватила покрепче лямки рюкзака и бегом кинулась к дверям. Была еще даже не суббота, а он приехал, чтобы забрать ее раньше. И это ничего, что придется пропустить завтрашние уроки — ведь нет ничего радостнее приезда папы.

Кира бегом, забыв про лифт, взлетела на свой этаж.

— Да ты сама во всем виновата! Если мужик из семьи уходит — виновата всегда баба! — неслось из-за двери. — Бревно! Чмошница и выглядишь, как чмошница! Да ты мне благодарна должна быть по гроб жизни, что я тебя столько лет терпел! Спасибо должна говорить! До тебя же дотронуться противно! Ты посмотри во что ты превратилась — старая корова! А я тебя всю жизнь содержал! Да я тебе…

Отвечала мать или нет, но слышно ее не было. Кира стояла у двери, прислонившись лбом к холодному металлу и слышала только крики отца:

— Свинья! В грязи уже задохнулась! В квартиру зайти противно! Ребенком собственным не занимаешься! А мне еще претензии выкатываешь! Сама ничтожество и дочь такую же растишь! Будет такая же как и ты!

Наверное, мать и не отвечала. Кира бы тоже не смогла. А отцовский крик все продолжался — яростный, нетерпеливый, подавляющий волю к сопротивлению.

— Бросили ее! Бедная, несчастная! А кто виноват?! Сама виновата — больше никто! Кому ты такая нужна?! Ребенком я не занимаюсь! Да ты отца лучше меня в жизни бы не нашла! Я твою работу делать не собираюсь! Это ты должна ребенком заниматься! Хочешь вообще уже за мои бабки нихера не делать! И чтобы я еще дочь за тебя растил!

Кира медленно, через силу оторвалась от двери. Развернулась и пешком побрела вниз по лестнице.