Сара Бергман - Съевшие яблоко

Альбина попыталась поспешно вывернуться из рук Мезенцева:

— Что они там?

Но он только раздраженно отмахнулся:

— Да ничего, пусть. Погоди… — снова прижал он женщину к себе, стараясь не обращать внимания на режущие уши вопли.

Домой к Альбине они теперь ходили регулярно. Так же регулярно приходила и она с Павликом. Альбина готовила Мезенцеву или приносила что-то вкусное. Учила его общению с малышами, и тому как можно играть с Павликом: что ему понятно, а что еще рано. И три раза в неделю увозила ребенка к бывшей свекрови. Тогда Мезенцев возвращался домой глубоко заполночь одуревший от удовольствия, на счастливо негнущихся ногах.

И дело было даже не в самом сексе. А в волшебном, упоительном ощущении присутствия рядом женщины — пары, половины.

— Дай-дай-дай-дай-да-а-ай…

— Нет, он мой! Тупица! Это мой!

— Да-а-ай!

Наконец Мезенцев не выдержал, чертыхнулся, заставив себя выпустить девушку и распахнул дверь:

— Ян, в чем дело?! — рявкнул он, — тебя просили за ребенком присмотреть!

Красный от возмущения, запыхавшийся как после долгого бега мальчишка стоял посреди комнаты, держа высоко над головой сотовый телефон с нелепым брелком в виде человека-паука. У его ног подпрыгивал и заливался капризным ором Павлик в скособоченном памперсе:

— Дай-дай-дай, — он тянул кверху грязные, выпачканные в ягодном соке пальчики, и захлебывался криком, — дай-дай-дай…

Альбина, вывернувшись из-под руки Мезенцева, кинулась к малышу и подхватила того на руки.

Ян в последнее время вел себя безобразно. Он вдруг стал капризным, упрямым. Обижался на пустом месте, дулся и злился. То его невозможно было заставить выйти из дома, то лечь спать. То он брал запрещенное, то нарочно оставлял грязь, то не мыл посуду, то шел на улицу без шапки. И делал он это демонстративно и нарочно. А раньше такого не бывало.

Или возможно Мезенцев просто не замечал дефектов его характера. Он сам был виноват — слишком много позволял, распускал. Потворствовал и потакал там, где стоило проявить твердость.

И теперь, собрав волю в кулак, Мезенцев взялся за исправление ошибок. В конечном счете это больше чем Мезенцеву нужно было самому Яну. Тот был уже большой, а значит пора учиться отвечать за свои поступки и привыкать к дисциплине. Давно пора.

Павлик тем временем, оказавшись так высоко, смекнул, что телефон стал в пределах досягаемости и тут же протянул ладошки, удвоив вой. Ян поспешно завел руки за спину. Малыш разразился утробным криком, переходящим в рычание и залился слезами. Альбина принялась поспешно его качать — речитатив ее торопливых успокаиваний смешался с истошным плачем ребенка — у Мезенцева зазвенело в ушах.

— Ян, да отдай ты ему этот чертов телефон! Ты же взрослый парень в конце концов. А он маленький!

Янка резко обернулся и негодующе уставился на Мезенцева.

Выражение его глаз невозможно было описать словами. По какой-то необъяснимой причине Ян с упорным негативом относился к безобидному умильному малышу. Искал любой предлог, чтобы оказаться в одной комнате с Мезенцевым, при условии, что Павлик будет в другой. Он не любил его даже больше, чем Альбину. А Альбину просто ненавидел. Несмотря на все усилия для сближения, предпринимаемые Мезенцевым.

И теперь посмотрел так, будто тот вогнал ему топор в спину:

— Ну и что?! Телефон же мой! — негодующим, полным слез голосом выкрикнул он.

Павлик с рук матери продолжал заливаться криком.

— Дай-дай-дай-да-а-ай!

Но тут Мезенцев счел, что с него хватит!

В конце концов он имел право на личную жизнь. На женщину, семью и какой-никакой интим.

— Да какая разница чей он?! Дай, раз я сказал!

Ян полыхнул взглядом, открыл рот — закрыл и, не найдя лучшего выхода, стремглав выскочил из квартиры. Только дверь с грохотом шарахнула у него за спиной.

На самом деле он не бежал куда-то с определенной целью. Ян лишь выбегал из квартиры, где с ним, по его мнению, поступили так несправедливо. А потому даже выйти из подъезда ему в голову не пришло. Добежав до первого этажа, мальчик помялся. Подумал, посомневался и поплелся обратно наверх. Снова вниз и снова наверх.

Минуты медленно текли одна за другой, на лестничных площадках было тихо, пусто и гулко. Болтаясь по коридору Ян изнывал от негодования. Пылали щеки, жгло глаза. И больнее всего пылала внутри обида.

Как Никита мог требовать, чтобы он отдал телефон?! Ведь он же сам его дарил, а теперь велел отдать другому ребенку. Никита должен, обязан был встать на сторону Яна — ведь Ян свой, а тот чужой!

Но по мере того как шло время, обида потихоньку начинала отступать перед практическими обстоятельствами. В подъезде было скучно. Просто нестерпимо скучно и холодно. Но Ян бы ни за что не вернулся в квартиру сам, пока Никита его не позовет. Поэтому маялся, ходя из угла в угол и придумывал слова, которыми надо было объяснить Никите пучину творимой им несправедливости. Так, чтобы наверняка, чтобы тот понял.

Но компании он неожиданно дождался не с верхней — где была квартира Альбины, а с нижней площадки. Раздался слабый щелчок задвижки, скрипнула дверь. И на лестницу вышла худая невысокая девушка в мятой и грязной на вид футболке. Штанины ее широких шаровар волоклись по полу. Ноги были такие же тонкие, как у самого Яна. Она на секунду замешкалась, а потом, неторопливо шаркая, начала подниматься по лестнице. Шла она медленно, еле-еле, будто и не шла даже, а плыла, продираясь сквозь вязкий кисель.

Стоящего на площадке между этажами и опирающегося о батарею мальчика девушка заметила только когда протянула руку к набитой окурками консервной банке на подоконнике.

Посмотрела долгим, ничего не выражающим взглядом. А потом отвернулась. Выглядела она вялой и апатичной, как человек, который очень мало спал и все еще не мог проснуться.

Пахло от нее неприятно и волосы ее казались грязными и какими-то тусклыми.

— Привет. — Ян не был уверен, что должен с ней поздороваться и каким именно словом. Но Никита учил, что со всеми взрослыми нужно здороваться, а не только с теми, с которыми хочется.

Девушка промолчала. Повисла тишина.

Ян, не зная как будет вежливее — отойти или остаться, топтался на месте. Девушка курила — подносила ко рту сигарету, втягивала через нее воздух, снова опускала. И только тогда выдыхала дым. Ян не очень хорошо различал возраста взрослых, но почему-то ему показалось, что она младше Никиты, и заговорить с ней было не так страшно.

— Ты чей? — неожиданно подала она голос.

На мальчика девушка при этом не смотрела, так что непонятно было с ним она разговаривает, то ли с кем-то еще.

Подъезд медленно заволакивало сигаретным дымом, от которого Яну захотелось кашлять. А голос у девушки был хриплый и низкий, такой бывал у Лизы, когда та приходила пьяная и ее рвало, а потом она долго отсыпалась.