Фиона Вуд - Облако желаний

Утренний дождь закончился, но было по-прежнему тепло и хмуро. На лиловом небе то тут, то там вспыхивали молнии.

Он догнал ее и поравнялся с ней.

– Почему сбежала? Ты принесла мне удачу.

– Зачем ты везде ходишь за мной?

– А почему бы и нет?

– Потому что ты никогда этого раньше не делал. До последней недели ты, кажется, вообще не подозревал о моем существовании.

– Можешь назвать меня идиотом. Зато сейчас я знаю, что ты существуешь.

– Отлично, значит, теперь можешь оставить меня в покое.

Где-то совсем рядом с ними вспыхнул белый разряд молнии, и прямо на капот серебристого гибрида доктора Фрейзера, что стоял между ними, со стуком упала мертвая птица. Ее крошечные внутренности вывалились наружу, из сломанной груди спиралью поднимался дымок.

– НИ ФИГА СЕБЕ! – воскликнул Билли. – Вот это да! Круто, правда?

Она не могла поверить своим ушам! Он считал крутым , что маленькую птичку убило молнией прямо у них на глазах? Просто отлично. За ней по пятам ходит психопат.

Сегодняшнее занятие по искусству было посвящено ведению дневника.

Чтобы получить зачет по предмету, каждый ученик должен был подготовить и оформить что-то типа отчета, отражающего ход его мыслей, практическую работу и исследования, проведенные для создания портфолио. Мисс Халаби сказала, что в идеале этот дневник представляет собой нечто среднее между игровой площадкой и лабораторией. А еще она предупредила класс о том, что экзаменационная комиссия сразу поймет, если дневник был подготовлен в последнюю минуту. Эта часть курса может показаться очень легкой, но к ней все равно нужно отнестись серьезно.

Учительница тихонько ходила от ученика к ученику, чтобы пообщаться, узнать их поближе, а Ван Ыок тем временем работала над страницей дневника, посвященной художнице Элизабет Гауэр, особенно ее ярким мозаикам, созданным из товарных этикеток и упаковки.

– Ага, – заметила мисс Халаби. – Расскажи-ка мне, как это связано с твоей работой.

– Это красота вещей, которых мы обычно не замечаем… в статье, которую я прочитала, говорилось, что прекрасное можно создать и из обыденного.

– И какую мысль хотел донести художник?

– Она… в ее работах есть также и политический контекст. Она ставит под сомнение образ жизни и идеологию потребительского общества.

– Хорошо. Ты уже обдумала детали работы?

Ван Ыок кивнула, хотя с пятницы так еще ничего нового и не придумала.

– Не забывай анализировать – «Что это значит?» и «Что это значит для меня?».

Было так здорово, что ее работу принимают всерьез, что к ней обращаются как к художнику. В крови гудел адреналин, и – ей пришлось признаться самой себе – она наслаждалась новым острым ощущением: это было только ее, эдакая тайная жизнь. Скрытая от родителей точно. И это ощущение было опьяняющим. Возможно, тут еще подмешивалось кое-что, чем она совершенно не гордилась – раз ее родители хранили от нее свои секреты, она будет хранить от них свои.

Когда она вышла из класса, мимо нее прошла Холли, случайно задела и улыбнулась.

– Иди посмотри на пробковую доску, стерва.

Ван Ыок знала эту улыбку, и ее приподнятое настроение мигом улетучилось. Из игнорируемой и презираемой она оказалась прямиком в поле зрения Холли. Спасибо, Билли. А старики, как обычно, уже ворчали:

– Сегодня она что-то зазналась.

– Что она о себе возомнила?

– Падать-то будет больно.

– А чего она ожидала?

Ван Ыок не знала, что делать. Сейчас же пойти в общую комнату и узнать, о чем говорила Холли, или подождать немного, когда там будет меньше всего народа? По крайней мере, Холли сейчас там точно не окажется – она ушла в противоположную сторону. Так, может, ей стоит пойти разведать обстановку и по-тихому взглянуть на доску?

Она ожидала самого худшего и не ошиблась. Ее фото в кардигане, увеличенное и распечатанное на шести листах формата А4, с подписью: «Предупреждаем вас: кое-кто носит украденные вещи. Запирайте ваше имущество».

Люди подходили к доске, смотрели на фотографию и отходили, а Ван Ыок стояла и гадала, что ей следует сделать. Если она снимет все эти листы, посчитают ли ее виноватой? Будет ли в этом смысл? Холли сможет распечатать еще.

Что бы сделала Джейн? В школе Джейн постоянно подвергалась несправедливым нападкам. Ее наказали и обозвали лгуньей перед всем классом. А потом она плакала. Даже Джейн всего лишь человек.

У Ван Ыок появилось редкое, но вполне определенное и кошмарное чувство, что она вот-вот заплачет. Быстро выскользнув из комнаты, мимо Лу, Сибиллы и Билли она побежала через колоннаду к библиотеке, а там вниз по лестнице, в подвал, толкнула сначала одну дверь, потом вторую, а затем заперлась в кабинке туалета.

Ван Ыок села и разрыдалась. Слезы бежали ручьями, душили ее, и она по опыту знала, что сможет успокоиться еще не скоро. Ван Ыок была не из тех, кто часто плачет. Она давала себе возможность хорошенько поплакать один-два раза в год и, когда плакала, то все ее горести со слезами выливались из нее, как ливни из грозовой тучи.

Ее тревоги о матери (ну почему у нее не может быть способной справляться самой, счастливой матери, которая бы заботилась о ней , а не наоборот?); ее досада на отца, который мог бы уделять больше времени матери и помогать ей; ее растерянность из-за Билли Гардинера; и все остальные безотрадные вещи, которые происходили в ее жизни – отсутствие денег, дизайнерской одежды, да даже просто приличной одежды; люди, которые могли поверить в то, что она воровка, только потому, что у нее бедная семья; родители, которые толком не говорили по-английски; ее отстойная квартира; то, что родители даже не собирались подавать документы, чтобы сменить их квартиру на какой-нибудь настоящий дом с садом , которые есть в фонде муниципального жилья; то, что у ее родителей не было машины; то, что она никогда не выезжала за пределы страны; то, что у нее никогда не было домашних животных (у нее как-то оказалась золотая рыбка, но это не считается); то, что ей всегда нужно было хорошо себя вести, чтобы не отобрали стипендию, и из-за этого, должно быть, все видели в ней трусиху, которая только и делает, что ищет одобрения других; то, что в школе у нее не было друзей; то, что ей никогда не попасть в художественную школу даже с хорошим портфолио, потому как она лишится дара речи от стеснения и не сможет ничего из себя выдавить на собеседованиях; то, что у нее никогда не было парня и никогда не будет; то, что в детстве у нее была всего лишь одна (поддельная) Барби (с дешевыми волосами, которые все время спутывались).

Затем на нее нахлынула жалость к себе. В ее жизни это было запрещено, другой порядок, который нависал над ней черной тучей – нельзя было чувствовать себя несчастной, ни из-за чего: ты живешь , а значит, у тебя все в порядке, нет, даже – тебе повезло . Какие могут проблемы? Ты жива! Но Ван Ыок хотела большего. Она хотела красоты; она хотела любви; она хотела достатка .