Фиона Вуд - Облако желаний

Ван Ыок сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Что бы ни случилось, ей нужно продолжать изучать искусство. К несчастью, учебный год только начался и было еще не поздно поменять предметы, если родители поднимут шум и школа решит пойти им навстречу. Но если родители расскажут в школе, что Ван Ыок ввела их в заблуждение, дав понять, что занятия по искусству распространятся лишь на этот один год, а не на два, как было на самом деле, у нее могут быть большие проблемы.

А вот самый худший сценарий: ее родители пойдут на собрание, встретятся с мисс Халаби, и та произнесет пламенную речь о том, как ей нравится портфолио Ван Ыок и что она может со всей уверенностью поступать на художественный факультет, – чему нормальные родители, должно быть, только обрадовались бы.

– Им не нравится, когда на собрания приходят родители учеников на стипендии, ма. И еще им не нравится, когда родители учеников на стипендии говорят им, что делать. Я уже рассказывала вам – им хочется, чтобы мы охватили как можно больше предметов. Не только науки. В этом весь смысл программы МБ. Если вы начнете жаловаться на художественную составляющую, они решат, что вы не понимаете суть МБ.

Эх. Она чувствовала себя отвратительно из-за того, что пришлось воспользоваться этим «родители учеников на стипендии». Но она уже и раньше пользовалась этой тактикой. Даже рассчитывала на нее.

Ван Ыок понимала, это было жульничество, чтобы успокоить собственную совесть: типа ее маме сейчас не нужны лишние стрессы, и все такое. Но она всегда заходила в тупик, когда начинала размышлять над тем, как преодолеть эту пропасть между мечтами родителей – прилежно учиться, зарабатывать хорошие деньги, никогда ни в чем не нуждаться – и ее собственными мечтами о том, чтобы стать художницей, пусть даже с низкими доходами и без обеспеченного будущего. Ну а пока ей нужно контролировать потоки информации.

Когда отец вернулся домой после игры в карты, а мама уже давно спала, Ван Ыок решила, что пора снова попытаться узнать о том, «о чем вам, детям, знать не нужно».

– Ba , в школе сказали, что беженцы из Вьетнама, перебравшиеся в Австралию примерно в то же время, что и вы с мамой, были «экономическими» беженцами. Это правда?

Она почти не солгала, потому что действительно прочитала об этом в библиотеке, но упоминание школы в этом вопросе могло заставить отца охотнее ответить на него.

Папа долго смотрел на нее, как будто решая, отвечать или нет, а если и отвечать, то что именно.

– Если они имели в виду, что война кончилась, то это правда, – начал он. – Но ситуация была очень тяжелой. Твой дедушка служил в армии, потом оказался в лагере для политических заключенных. Все, что у нас было, конфисковали. Меня посадили в тюрьму, просто так, за то, что я показался им «подозрительным». Там у нас не было никакого будущего. Никакой жизни. Но да, я согласен, в какой-то мере мы были экономическими беженцами. – Папа пожал плечами. – Коммунисты забрали у нас все шансы зарабатывать себе на жизнь.

– Я могу спросить, как вам удалось сбежать? На той лодке?

– Это тоже для школы? – Ему явно хотелось закончить этот разговор, и Ван Ыок поняла, лучше не напирать.

– Нет, ba , просто я хотела бы знать.

– Мы сделали это. Мы приехали сюда. Только не расстраивай маму допросами. Она не раз повторяла тебе, что ей не нравится говорить об этом.

– Но почему?

– Для нее все это было очень тяжело. А теперь больше никаких вопросов! Ступай, позанимайся чуть-чуть или ложись спать.

На следующее утро, выходя из дома пораньше, чтобы успеть на репетицию школьного барочного оркестра, Ван Ыок пыталась не задумываться над папиными словами «Для нее все это было очень тяжело» и остановилась, чтобы вдохнуть утреннюю прохладу, которая обещала стать палящим зноем. Солнце недавно взошло и освещало пустую детскую площадку, мокрую траву и ряд эвкалиптов, которые, если посмотреть на них под правильным углом, вызывали у нее чувство, будто она по-прежнему в «Маунт Фэрвезер».

На пробежку вышел Мэтью, но без берета. Он пронесся мимо нее и шутливо дернул за косичку. Эта его привычка серьезно подбешивала ее в начальной школе, да и сейчас продолжала выводить из себя, только не так сильно.

– Эй, подожди, – окликнула Ван Ыок Мэтью.

– Что случилось?

– Что с Ником? Почему он ведет себя как идиот?

– Кодекс братанов. Не могу сказать.

Ван Ыок закатила глаза.

– Ладно, поняла. – Он все время под кайфом и забил на школу.

– Ты что-нибудь говорила ему?

– Говорила, но он не слушает. Теперь он почти все время тусуется с Ривером и его компанией.

– Боже.

– Ага.

Но Мэтью лишь посмотрел на нее в духе «ну и что тут поделаешь?» и убежал.

Ван Ыок рассеянно вышла за ворота – никому не нравится наблюдать, как тот, кого ты знаешь с детства, начинает творить глупости.

Она смотрела вниз, сосредоточившись на одном из серебристых дисков, впечатанных в тротуар. Стоило ей присесть на корточки, чтобы получше рассмотреть его, надеясь, что на выходных утро будет безоблачным и она сможет сфотографировать диск подсвеченным восходящим солнцем, как на нее упала огромная тень. Если бы Ван Ыок ругалась вслух, то это был бы классический момент для фразы «Какого хрена?».

– Билли? Что ты здесь делаешь?

– Хочу проводить тебя до школы.

Она встала и, злая, прошагала мимо него.

Парень догнал ее и попытался избавить от тяжести похожего на панцирь черепахи рюкзака. Ван Ыок дернула лямку обратно и пошла изо всех сил быстрее. Но от него непросто было избавиться. У парня длинные шаги. Она с беспокойством обернулась на свою многоэтажку. Кто-то наверняка их увидел.

– Откуда тебе знать, когда я выхожу из дома?

– У тебя репетиция с барочным оркестром.

Она остановилась и повернулась к нему лицом.

– Позволь мне тебе напомнить…

– Это не репетиция?

Ван Ыок попыталась придать своему лицу самое суровое выражение и посмотрела в его голубые глаза.

– Только вчера ты признался, что понятия не имел о том, что я перешла в Кроуторн Грэммар в девятом классе?

– Да…

– Я училась вместе с тобой, но ты не видел меня… не замечал.

– Наверное.

– В прошлом семестре мы оба были в «Маунт Фэрвезер». Ты можешь сказать, в каком корпусе я жила?

Билли смотрит на небо.

– Нет.

– «Рейнольдс». Мы были в непосредственной близости целый семестр, четверть учебного года, а ты не нашел бы меня, даже если бы захотел. А теперь – ни с того ни с сего – ты буквально преследуешь меня.

– Я бы не стал использовать это слово.

– На прошлой неделе ты пошел за мной в женский туалет, Билли. Что бы ты подумал на моем месте? Только честно.

– Я бы подумал: «Неужели это смертный или все-таки бог гребли, недавно отобранный Брауном, идет рядом со мной и пытается нести мой рюкзак против моей воли?»