Лора Стивен - Абсолютно ненормально

– Как мило, что Дэнни купил тебе цветы, – говорит она, упуская из виду причину его поступка.

– Нет, это не так.

На плите свистит чайник, и Бэтти собирается встать, но я жестом останавливаю ее. Она и так весь день провела на ногах. Потом я наливаю чай в самые большие кружки, которые смогла найти.

– Так почему нет? – спрашивает Бэтти, поднимая ноги на стул, с которого я только что встала.

Перемешивая молоко и три ложки сахара, добавленные в каждую чашку, я вздыхаю.

– Этим он хотел утвердить свое мужское превосходство надо мной как женщиной, наплевав на мой отказ от романтических отношений с ним. Разве ты не читала книгу «Феминизм для новичков», которую я подарила тебе на Рождество?

– Там не описывался подобный сценарий.

Я переставляю кружки на стол, сажусь и укладываю ноги Бэтти к себе на колени. Дамблдор обнюхивает пол, надеясь отыскать кусочек бекона или на худой конец маршмеллоу из какао, которое мы пили вчера вечером, хотя, вероятно, сегодня он обнюхал здесь все уже сотню раз. Его я тоже поднимаю к себе на колени, чтобы он погрел ноги Бэтти. Несколько секунд он неуклюже ерзает, но вскоре замирает в странной позе, принимая мои нежные поглаживания его мягкой коричневой шерстки.

– Это не самое важное, – отвечаю я. – Просто это все измучило меня. Школа. Дэнни. И… кое-что еще, – невнятно бормочу я.

Не знаю, почему именно мне не хочется рассказывать Бэтти о блоге или фотографиях. Мне кажется, что я не хочу волновать ее, особенно когда она чертовски устала. Но на самом деле меня снедает вина за то, что я собираюсь ей жаловаться, хотя она стольким пожертвовала, особенно здоровьем, чтобы я выросла и пошла учиться в школу, а не работать.

Но, похоже, она не особо прислушивается к моим словам. Бэтти обводит морщинистым пальцем край чашки, пристально всматриваясь в пар. Похоже, она собирается сказать что-то душещипательное, но обычно ей нужно собраться с мыслями для такого, поэтому я не трогаю ее.

– Послушай, малышка, – начинает она хриплым голосом, который часто бывает у нее после долгой смены. – Мне бы хотелось, чтобы твоя мама увидела тебя сейчас. – Ее голос дрожит. – Ты очень умная и не боишься это показывать, ведь так?

Глаза ее наполняются слезами.

«Нет, это не так, – хочется закричать мне. – Если бы родители появились здесь, то увидели бы мои откровенные фотографии в интернете!»

Но я не говорю этого. Не могу. К тому же Бэтти слишком устала, чтобы затевать этот разговор. Поэтому я меняю тему.

– Спасибо, – говорю я, не обращая внимания на боль, которая в сравнении с бабушкиными жертвами кажется незначительной. – А теперь расскажи, как прошел твой день.

22:01

Как только я остаюсь одна, тут же загружаю блог «Шлюха мирового класса». Не для самобичевания, а чтобы разобраться в происходящем, так как случившееся с Воном в лесу помешало мне. Каким бы безумным экстравертом я ни была и как бы ни любила находиться в гуще событий – когда происходит что-то важное, мне нужно обдумать это в одиночестве.

Умывшись и почистив зубы, я натягиваю доисторическую пижаму, выключаю свет в комнате и ложусь в постель. Затем приступаю к созданию кокона из одеяла и подушек, прячусь в него с головой и сворачиваюсь в позу эмбриона. Я не уверена, что это как-то поможет. Будь я каким-нибудь ученым, могла бы предположить, что это связано с желанием воссоздать утробу матери. Но, увы, меня совершенно не интересует наука. [Напомни спросить об этом у Аджиты.]

Загрузка сайта на телефоне занимает несколько секунд, но мне их не хватает, чтобы морально подготовиться. Хотя я точно знаю, чего ожидать, все равно чувствую, как перехватывает дыхание, когда перед глазами появляется скриншот.

Мои сиськи и вагина на виду у всего мира. Прямо под фоткой пениса Вона, который чуть длиннее и чуть тоньше среднего, а еще слегка отклоняется влево. Но я на сто четыре процента уверена, что его не будут критиковать так же, как меня.

Я смотрю, и смотрю, и смотрю на свою фотографию, чувствуя, как скручивает кишки. Дело не в том, что я стесняюсь собственного тела. Это не так. Но, можете считать меня старомодной, мне нравится самой решать, кому показывать свои сиськи и другие части тела, а не демонстрировать их семи миллиардам пользователей. Можешь посчитать это неразумным, но это правда.

Боже мой, боже мой, боже мой. Мурашки бегут по коже: так это унизительно. Будто я сижу в полицейском участке в той камере с зеркалом, через которое все тебя видят, а ты не видишь никого. Я словно обнаженный экспонат, выставленный перед каждым подростком в школе – черт, в городе.

Повторюсь, я не стесняюсь своего тела. Но некоторые его части слишком… интимные. Мне даже трудно решиться показать их семейному врачу. Пару лет назад я нащупала странный комок в груди, и, даром что это оказалось пустяком, я все еще смущаюсь от мысли, что меня трогал мужчина средних лет, от которого пахло кофе, пока я безуспешно пыталась завести разговор о курсе доллара.

Сейчас я чувствую тот же стыд, но умноженный на тысячу. И я все еще ничего не понимаю в девальвации.

01:14

Черт. Что мне теперь делать?

08:05

Ужасная тревога охватывает меня при мысли о появлении в школе сегодня. Я проснулась невероятно рано, поэтому решила написать скетч о том, как сенатор и его сын попадают в мусоросжигательную печь, как в весьма травматичной сцене в «Истории игрушек-3». Не то чтобы у меня возникают мысли о насилии или чем-то подобном по отношению к семье Вона.

По крайней мере, с бровью наблюдается некоторый прогресс. Аджита одолжила мне свой карандаш, и я попыталась дорисовать им недостающее, но он оказался на пять оттенков темнее, чем мне нужно. Поэтому мне пришлось подкрашивать и вторую бровь в том же месте. Теперь кажется, будто у меня на лбу сидят две светло-темные гусеницы, а взгляд поразил бы поклонников в каком-нибудь бьюти-влоге.

Я больше не лезу на сайт «ШМК», потому что опасаюсь реакции, которую вызвало мое фото. Одно дело фотография меня с Воном на скамейке, но эта… слишком откровенная. Всякий раз, когда я вспоминаю о ней, примерно каждые две целых три десятых миллисекунды, мне кажется, будто желудок куда-то проваливается, словно я на большой скорости проезжаю через «лежачего полицейского». Меня мучают мысли о тех, кто смотрит эти фотографии – где я голая, открытая, восемнадцатилетняя – и осуждает меня за это. Оценивает мое тело, мой выбор, мою жизнь.

Я понимаю, что это когда-нибудь закончится. Но пока все похоже на ад.

09:01

Мы с Аджитой и Дэнни подходим к школьным воротам, где столпились девятиклассники, направляющие камеры смартфонов прямо на меня. Как только я оказываюсь в шести метрах от них, они начинают фотографировать и снимать видео, а парочка школьников даже ведут прямые трансляции для своих подписчиков, которые не вылазят из соцсетей. Дэнни обнимает меня за плечи. Я не знаю, как расценивать этот жест в свете того, что произошло между нами, но в данный момент я благодарна ему за поддержку – как эмоциональную, так и физическую. Она придает мне сил.